Самодельный АТИЛЛА
В те времена до Новосибирска можно было лететь экстролетом, скоростным ракетопланом, рейсовым дирижаблем и дирижаблем-санаторием. Так как спешить мне было незачем, то я выбрал дирижабль-санаторий, и вскоре был на его борту. Дежурный Врач провел меня в двухместную каюту и показал мою постель. Затем он приложил к моему лбу ЭСКУЛАППП, который показал всего три болевых единицы по восходящей.
— Ну, вы, товарищ, два МИДЖа проживете, — улыбнулся Врач. — Но у вас легкое переутомление, поэтому я назначу вам кое-какие процедуры. Есть ли у вас какие особые пожелания?
— Если можно, то пусть моим однокаютником будет Человек гуманитарного направления, — попросил я. — Голова уже гудит от всех этих технических разговоров.
Врач ушел, а в каюту вскоре вошел Человек средних лет. При нем был довольно большой чемодан, что меня несколько удивило: как правило, Люди давно уже путешествовали без ручной клади. Мой спутник сообщил мне, что зовут его Валентин Екатеринович Красотухин и что у него две специальности: он Ихтиолог и Писатель. Признаться, имя это мне ничего не говорило, хоть я знал не только литературу XX века, но и современную. Назвав себя и свою профессию, я поинтересовался, какие произведения созданы моим однокаютником.
— Видите ли, — ответил Валентин Екатеринович. — Ихтиолог я по образованию и по роду работы. А Писатель я по внутреннему призванию. Правда, я смотрю истине в лицо и сознаю, что таланта у меня нет, но я сконструировал кибернетическую машину и с ее помощью надеюсь со временем создать поэзо-прозо-драматическую эпопею, которая прославит меня и…
— Но послушайте, — перебил я своего нового знакомого, — всем известно, ведь уже в конце Двадцатого века было доказано, что никакая, даже самая совершенная, машина не может заменить творческий процесс. Это так же ясно, как то, что невозможно создать вечный двигатель.
— Но я сам сконструировал свой творческий агрегат, — возразил Красотухин. — Я верю, что мой АТИЛЛА не подведет меня! Вот полюбуйтесь на него!
С этими словами Писатель-Ихтиолог раскрыл чемодан и извлек из него довольно большой прибор со множеством кнопок и клавиш и поставил его на стол каюты.
— Вот он, мой АТИЛЛА!
Мне стало немного грустно: и здесь я не избег техники. Но мне не хотелось огорчать своего спутника.
— Почему именно АТИЛЛА? — проявил я интерес.
— АТИЛЛА — это Автоматически Творящий Импульсный Логический Литературный Агрегат, — пояснил Красотухин. — Правда, он еще не вполне вошел в творческую силу, он еще учится. Ежедневно я читаю ему художественные произведения классиков и современных авторов, учу его грамматике, читаю ему словари. Кроме того, я беру его на лекции по ихтиологии, которые он внимательно слушает. Еще я читаю ему главы из Курса Поэтики, из Истории Искусств. Года через три он будет знать все и сможет работать с полной творческой отдачей. Но уже и сейчас мы с ним творим на уровне начинающего среднего Литератора.
— А вы не можете продемонстрировать АТИЛЛу в действии? — спросил я.
— С удовольствием! — воскликнул Красотухин. — Дайте творческую программу.
— Ну пусть он сочинит что-нибудь для детей, что-нибудь там про кошечку, например, — предложил я, выбирая тему полегче.
Красотухин нажал на АТИЛЛе кнопку с надписью «Внимание». Вспыхнул зеленый глазок, агрегат глухо заурчал. Тогда Красотухин нажал клавишу с надписью «стихи д/детей». Прибор заурчал громче. Из него выдвинулся черный рупор.
— АТИЛЛушка, творческое задание прими. Про кота что-нибудь сочини, — просительно произнес Писатель-Ихтиолог в рупор.
— Творзадание принято! — глухо произнес голос из прибора, и сразу же вспыхнуло табло с надписью «творческая отдача». Затем из продолговатого узкого отверстия вылез лист бумаги. На нем было напечатано:
Кот и малютки
Здравствуй, здравствуй, кот Василий,
Как идут у вас дела?
Дети козлика спросили…
Зарыдала камбала.
И малюткам кот ответил,
Потрясая бородой:
— Отправляйтесь в школу, дети!..
Окунь плачет под водой.
Сотворил АТИЛЛА
— Не так уж плохо, утешающе сказал я. — В некоторых детских журналах XX века я читал нечто подобное. Только тут нужна правка. Ваш АТИЛЛА путает кота с козлом. И потом откуда-то, ни к селу, ни к городу, камбала с окунем появились.
— У АТИЛЛы еще смещены некоторые понятия, — несколько смущенно ответил Писатель-Ихтиолог. — А рыдающая камбала — это, конечно, творческая неувязка. Но в строке «окунь плачет под водой» есть нечто высокотрагедийное, здесь чувствуется некая натурфилософская концепция. Впрочем, стихи АТИЛЛе даются труднее, чем проза. Сейчас вы в этом убедитесь.
И Красотухин заказал АТИЛЛе сотворить сказку с лирической концовкой. В сказке должны упоминаться человек, лес и звери. Вскоре агрегат дал нам возможность ознакомиться со своим произведением.
ЛЕС, ПОЛНЫЙ ЧУДЕС
Лес шумел угрюмо (мрачно? огорченно?). Лесные звери имелись в лесу том повселесно. Тем временем человек и человечица (человейка? человечка?) шли по речью (речейку?) к речке. В лесу встретились им лес и лесица, волк и волчица, лось и лосица, медведь и медведица (медвежка?). «Съем-ка я вас, человеки!» — произнес медведь. — «Не питайся нами, Михаил (Виктор? Григорий?), мы хотим живать-поживать!» — «Хорошо, — ответил медведь, — я вами столоваться не буду…» Радостно, дружно, синхронно запели гимн восходящему светилу (луне? солнцу?) сидящие на ветвях снегири, фазаны, сазаны, миноги, снетки и караси. Лес шумел весело (удовлетворенно? упитанно?).
Сотворил АТИЛЛА
— Сказка несколько примитивна, — сказал я. — И потом опять тут всякие рыбы.
— Да, мой АТИЛЛА любит упоминать рыб, — огорченно признался Красотухин. — Боюсь, что я несколько перегрузил его ихтиологическими знаниями. Но не хотите ли дать АТИЛЛе творческое задание в области драматургии?
— Смотрите, какой прекрасный вид под нами. — сказал я Красотухину, чтобы отвлечь его от АТИЛЛы. — И видимость тоже прекрасная.
Наш дирижабль-санаторий давно уже отчалил и теперь плыл в воздухе на высоте восьмисот метров. Из большого иллюминатора в стене каюты можно было наблюдать, как не спеша движется под нами какой-то небольшой город-сад. Его прямые улицы с домами, крытыми голубой пластмассой, казались каналами, прорытыми среди зелени. И только черные шары на тонких мачтах — усилители мыслепередач — говорили о том, что это все-таки город, где живет несколько тысяч Людей. Потом снова внизу потянулись поля, среди которых кое-где возвышались башни дистанционного управления электротракторами.
Вскоре нас позвали на купанье. Плавательный бассейн был накрыт огромным прозрачным пластмассовым колпаком; чуть выше, почти задевая его, проплывали порой редкие летние облака. Дно бассейна тоже было из прозрачной, чуть голубоватой пластмассы. Купаясь, мы видели под собой луга, леса, реки, дороги с пробегающими по ним элтобусами. Казалось, мы плавали не в бассейне, не в воде, а в самом небе, в бескрайнем, подернутом голубоватой дымкой пространстве. Мы словно парили в нем, как птицы, вольно и легко, и эта легкость подчеркивалась тишиной, ибо дирижабль летел беззвучно, как во сне. К одному борту бассейна была пристроена вышка для прыжков в воду, и каждый раз, ныряя с нее в бассейн вниз головой, я испытывал жутковатое ощущение, будто я лечу в пропасть, в бездну, на дне которой растут деревья, зеленеют поля, тянутся нити дорог. И вдруг меня упруго подхватывала вода, не давая падать дальше.
Вечером, после ужина, я разговорился с Ихтиологом-Писателем. Это был совсем неглупый Человек. Пока не заходила речь об АТИЛЛе, он рассуждал вполне здраво и логично. Так, например, он рассказал мне о своем проекте использования старинных военных кораблей — тех, которые еще не пошли на переплавку, — под живорыбные садки. Все эти древние линкоры, авианосцы, без пользы стоящие в портах, вполне подойдут для этой цели. Нужны только некоторые переделки, весьма незначительные. Когда я, в свою очередь, завел речь об «Антологии Забытых Поэтов XX века», Писатель-Ихтиолог согласился со мной, что дело это очень важное и нужное, и сделал несколько полезных замечаний, свидетельствующих о его начитанности и живости ума. Узнав же, что я работаю над пополнением СОСУДа, мой новый знакомый горячо одобрил это начинание и присовокупил, что я делаю для потомства дело нужное и важное, так как Людей, употребляющих ругательства, на Земле почти не осталось, и этот вид фольклорного творчества надо закрепить письменно для потомства.
Но затем мой собеседник снова сел на своего конька, завел речь об АТИЛЛе и попросил меня научить АТИЛЛу ругательствам.
— Для меня это не составит большого труда, — ответил я. — Но целесообразно ли это?
— Для будущей прозо-драмо-лирической эпопеи, которую я создам в соавторстве с АТИЛЛой, потребуются и бранные выражения. Ведь эпопея будет охватывать все века, а, как вам известно, в минувшие столетия брань употреблялась весьма нередко. И потом, как вы сами убедились, я несколько перегрузил АТИЛЛу ихтиологическими знаниями, и поэтому некоторое количество ругательств как бы уравновесит его словарь.
— Хорошо, я согласен дать вашему АТИЛЛе урок неизящной словесности, но вас прошу выйти на это время из каюты. Мне неудобно произносить при Человеке грубые слова.
* * *
Ночью мы миновали Урал и теперь летели над Сибирью. К вечеру начались леса промышленного значения — с просеками и лесоперерабатывающими пунктами. Но затем все чаще стали проплывать под нами участки настоящей тайги — это были заповедники, где она сохранялась в своем естественном виде. Мы летели малой высотой, и к нам доносился запах зелени и хвои. Настроение у меня было превосходное, о чем я и сообщил своему соседу.
— Я думаю, что не испорчу вашего настроения, если попрошу вас дать моему АТИЛЛе новое задание, — сказал Писатель-Ихтиолог. — Завтра мы с вами расстанемся, а мне хочется, чтобы у вас осталось приятное воспоминание о моем детище. Вчера АТИЛЛа работал почему-то не в полную творческую силу, и мне хочется реабилитировать его в вашем мнении.
Я подумал, что иметь дело с АТИЛЛой — это как раз самый верный способ испортить себе настроение. Но затем я вспомнил, что еще в четвертом классе школы на уроке морали нас учили: «Никогда не огорчай Человека, если этого не требуют особые обстоятельства. Слабости хороших Людей не делают их плохими Людьми». Поэтому я скрепя сердце согласился еще на одно творческое испытание АТИЛЛы.
— Я иногда даю ему узкоспециализированные задания, — сказал Писатель-Ихтиолог, обрадованный моим согласием. — Например, подобрать рифмы к слову «окунь» или сочинить рассказ, в котором все слова начинаются на одну букву. Так легче следить за ростом словарного фонда АТИЛЛы… Не хотите ли дать ему специализированную задачу?
— Пусть он напишет рассказ о солнце с лирико-меланхолическим уклоном, и пусть все слова в этом рассказе начинаются с «с», — сказал я.
Тотчас же мой спутник дал АТИЛЛе творческую программу, и тот заурчал и замигал своими зеньками.
— Ну, друг АТИЛЛА, на этот раз не подведи, — ласково сказал Писатель-Ихтиолог в рупор. — Подушевнее, полиричнее сотвори.
Вскоре АТИЛЛА выполнил задание. Листок этот, равно как и два предыдущих, и поныне хранится в моем архиве.
СОЛНЕЧНЫЙ САБАНТУЙ
Светозарное солнышко справляло свой сабантуй, светило сказочно светло, сияло самозабвенно. Самоцветно синела садовая сирень, старались сладкогласные соловьи, стрекотали стрекозы, строилось ситро, сахарился сладкий сливовый сироп. Серебристым симпатичным смехом синхронно смеялись совершенно счастливые супруги Седовласая стерлядь скандировала стройные строфы сонета.
Солнце стало склоняться севернее, сгущались сизые сумерки. Смеркалось.
— Сукин сын! Слюнтяй! Солдафон! Стервец! — сказала сому строгая соленая святейшая селедка, сиротливо скучавшая среди салаки, скумбрии, семги.
— Сама скотина, склочница, симулянтка! Свинские слова слышу! — смачно сплюнув, свирепо сказала сумасбродной соседке седоусая сметливая свежепросоленная сардинка, спокойно спавшая среди сетей.
— Собаки! Стрекулисты! Спекулянты! Сплетники! Сычи сонные! Сидни сидячие! Самодуры сиволапые! Скандалисты! Святотатцы! Скобари! Скопидомы! Скряги! Саботажники! Сутяги! — степенно сказала совершеннолетняя самостоятельная севрюга, слушавшая спор.
Солнышко село, скапутилось, смылось, съежилось. Стало совсем сумрачно.
Скоропостижно скончался сиг.
Сотворил АТИЛЛА
— Опять рыбы всякие! — огорченно сказал Писатель-Ихтиолог. — И потом много каких-то непонятных слов.
— Но это же отжившие слова! Это слова из моего СОСУДа, — пояснил я. — Ваш АТИЛЛА почему-то очень хорошо их усвоил и вводит в текст в непропорционально большом количестве.
— Неужели в старину Люди употребляли столько ненужных слов? — спросил мой новый знакомый.
— Не все ругательства были словами-пустышками, — ответил я. — Под некоторыми из них подразумевались вполне определенные отрицательные явления.
— А что такое сплетник, скандалист, спекулянт? — стал расспрашивать меня Ихтиолог.
— Это долго объяснять, — ответил я. — Когда выйдет из печати мой СОСУД, вы сможете узнать смысловое значение всех этих выражений.
— Не хотите ли еще раз испытать моего АТИЛЛу? — с робкой надеждой в голосе спросил меня Писатель-Ихтиолог.
К счастью, в этот миг в каюту постучал дежурный Врач и пригласил нас в салон к телевизору смотреть и слушать новое выступление Андрея Светочева. Выбрав из двух зол меньшее, я поспешил откликнуться на этот зов.
В салоне перед большим телевизором собрались все пассажиры-пациенты дирижабля-санатория. Вскоре на экране появился Андрей. Его сообщение показалось мне каким-то бесцветным. Он сообщил, что выступает только потому, что в его адрес поступает очень много вопросов. Но ничего нового он пока сказать не может. Он сделал только одно конкретное сообщение: для строительства Главной Лаборатории по созданию Единого Материала выделен пустынный островок в Балтийском море, в пятидесяти километрах от Ленинграда. Островок будет расширен за счет намыва донного песка. Работы начинаются завтра.
Незначительное это сообщение, вдобавок произнесенное каким-то усталым, невыразительным голосом, показалось мне, не предвещает удачи моему другу. Но слушатели, как я успел заметить, остались довольны и этой скудной информацией.
