- 5 -
– Ну как, справился с домашним заданием? - спрашивает меня Биан.
– Да… вроде да - я немного робею перед начальством.
– Вопросы есть?
– Да вроде нет пока.
– Значит, не справился ты с заданием. Эти материалы тебе давали как раз для того, чтобы ты начал думать. А когда думаешь, всегда возникают вопросы.
– Я понял. Только вопросов у меня всё равно нету. Всё и так ясно.
– Что именно ясно?
– Что люди все дураки.
Все смеются.
– Сказал, что думал, извините. А как ещё назвать хроническую умственную недостаточность? Тысячи лет гнобить друг друга, пырять копьями и заставлять пленных копать канавы и громоздить глыбы камня, вместо того, чтобы развиваться - дураки и есть.
– Понятно. Но неверно. Вот взять, к примеру, тебя самого - разве ты дурак?
Я в растерянности. Вот так вот взять и признаться? Говорят, чистосердечное признание облегчает…
Хохот. Смеётся вся группа.
– Самокритика тоже в норме, это хорошо. Но речь не об этом. Представь - ты оказался в Древнем Египте времён фараонов. Ну и что бы ты делал? Да то же, что и все кругом - либо сам копал бы канавы, либо палкой заставлял бы других. Бытие определяет сознание, и только очень немногие могут разорвать это кольцо, как это сделал древний принц Сиддхартха Гаутама. Так что ты несправедлив - люди вовсе не дураки. Да, среди людей имеется немало особей с генетическими дефектами, затрудняющими усвоение и переработку информации, но в целом люди не менее разумны, чем ангелы, или сэнсэи, или твои горячо любимые "зелёные". Неразвиты, это другое дело.
Биан поворачивается к моему наставнику.
– Уот, так не пойдёт. Ты не очень загружен сейчас, потрать один день на коллегу.
– Будет исполнено, мой повелитель!
– Приятно слышать. Всё, работайте!
…
Горячее солнце уже раскалило джунгли, но здесь, на берегу лесного озера с тремя островками посередине от воды веет прохладой. Я и мой наставник лежим на бережку, в тени, рядом на расстеленной белой скатёрке навалена горка фруктов и орехов. Уот вполне разумно решил совместить полезное с приятным. Какой смысл сидеть в сумраке огромных холлов? Спецоборудования нам сейчас не требуется, а виртуальный дисплей прекрасно работает и здесь.
Уот вертит в пальцах тонкий серебряный стержень, здешний вроде бы карандаш. Я уже заметил за ним такую привычку. Даже сюда взял с собой. А вот у папы Уэфа для размышления были чётки…
–… Мы с ними - абсолютные антиподы. Ангелы не могут жить в таком мире. А "зелёные"… Нет, рядовые "зелёные" не прочь бы жить среди роскошных садов, где всё кругом бесплатно. Да если бы при этом ещё иметь кучу безропотных рабов… Вот в этом и есть корень зла. Плох тот солдат, что не мечтает стать генералом. Плох тот подчинённый, что не мечтает стать начальником. И нет такого раба, который не мечтал бы стать господином. Именно на этом и зиждется вся их гигантская пирамида рабов - на жажде власти. Тех, кто отказывается играть по установленным правилам, участвовать в непрерывной конкурентной гонке, ждёт участь раба или гибель. Таким образом у них и идёт непрерывная селекция карьеристов и негодяев.
У нас тут властолюбие считается тяжким психическим расстройством, к счастью, весьма редким. Несчастным стараются помочь, лечат. Исследуют генетические истоки болезни, стараются их устранить. Если же больной отказывается от лечения - а иногда случается и такое - ему всё равно не удастся осуществить свои притязания. Его же все видят насквозь, он не найдёт себе пары, с ним никто не согласится работать. Его удел - прозябание в одиночестве. Так общество избавляется от дефектных особей, так идёт социальный отбор. У них же всё наоборот - любой, не мечтающий продвинуться по службе, считается законченным идиотом.
Ты знаешь, как из диких животных получились домашние? Брали детёнышей и воспитывали их так, чтобы животное не умело самостоятельно добывать корм. А дальше всё просто. Хочешь есть - подчиняйся хозяину. И слуг получают точно так же - прежде всего надо лишить разумное существо средств к существованию, плюс воспитывать в послушании.
Так что не нужны "зелёным" бескрайние райские сады. Как при таких условиях владыки смогут контролировать подчинённых? То ли дело синтетическая каша - тут всегда можно наладить строгий учёт и контроль распределения. И еда, и одежда, и жильё, и прочие блага распределяются согласно занимаемой должности.
Но мы отвлеклись. В прошлый раз тебе была выдана подборка материалов по истории Рая. На сегодня я приготовил материалы по началу нашей деятельности на Земле. Вообще-то я хотел дать тебе их для самостоятельного изучения, но шеф повелел, и мы будем смотреть вместе. А ты будешь задавать вопросы.
Вспыхивает в воздухе объёмный экран.
…
Царский дворец рода Гаутамов, казалось, имел немало укромных мест, пригодных для размышления, однако молодой принц Сиддхартха не любил дворцовых покоев. За каждой занавеской, за каждой колонной таились слуги, раболепные и подобострастные с виду, но внутри у каждого таилось недоброе. Весь царский дворец, казалось, состоял из одних глаз и ушей. Да, с некоторых пор принц Сиддхартха чувствовал чужие эмоции, и оттого жить ему становилось всё тяжелее.
Он с раннего детства рос очень чутким, впечатлительным ребёнком, и отец, оберегая мальчика, строго-настрого велел слугам всегда улыбаться и ни при каких обстоятельствах не повышать голоса, тем более не произносить грубых слов. Он даже продал работорговцам всех старых, больных и некрасивых рабов, чтобы маленького принца всегда окружали только одни красивые, радостные лица. Да, на какие убытки не пойдёшь ради родного, притом любимого сына…
Вот и сегодня принц сумраку дворцовых покоев предпочёл уединение среди тенистых ветвей огромного сада, вплотную примыкающему ко дворцу. Двое телохранителей, неотлучно следовавших за принцем в отдалении, спрятались в тени, стараясь выглядеть незаметными. Сиддхартхе стало вдруг смешно - с таким же успехом боевой слон мог укрыться на рисовом поле. Отблески панцирей и шлемов солнечными зайчиками прыгали среди ветвей. Ладно… Но почему сегодня так неспокойно на душе? Всё внутри трепещет. будто в ожидании чего-то…
Шумно захлопала крыльями невидимая среди ветвей птица. Принц даже повернул голову - большая птица, откуда? Но всё стихло, опять погрузившись в знойную послеполуденную дрёму.
… Она появилась среди деревьев, как видение, ступая легко и неслышно. Белая, очень белая кожа, белее, чем у девушек-рабынь с далёкого севера, золотые кудрявые волосы, ложащиеся на плечи, искрились в свете солнечных лучей, вспыхивали и гасли, когда она снова вступала в тень. Девочка была совершенно обнажённая и босая, только на плечи едва накинута какая-то белая тряпка. На вид девочке было лет десять.
– Здравствуй, принц Сиддхартха.
Бездонные, густо-синие глаза смотрят прямо. Сияющая, затягивающая бездна…
– Кто ты? - от волнения у принца разом пересохло во рту, и слова произносились невнятно - Я не знаю тебя…
– Меня зовут Прячущаяся в ветвях, если по-вашему, но ты можешь звать меня коротко - Юайя.
Юайя… Прячущаяся в ветвях… Как красиво…
– Я прибыла к тебе с неба.
И только тут принц заметил, что на плечах у неё вовсе не белая тряпка. За спиной девочки были сложены белоснежные крылья, отливавшие радугой, когда на них падал прямой солнечный свет. Он в испуге повёл взглядом в кусты, где притаились охранники.
– Не беспокойся, я их усыпила. Они будут спать столько, сколько потребуется, так что нам никто не помешает.
Её глаза смотрят прямо в душу.
– Что ты знаешь о жизни, принц Сиддхартха?…
…
–… Да пойми, сынок - так устроен мир. Все эти люди существуют именно для того, чтобы горсть избранных могла жить так, как хочет, в достатке и сытости…
– И даже в безмерной роскоши.
– Да! Да, если человек может себе это позволить! Мы - цветы этой жизни. Разве корни дерева, ствол, ветви и листья - разве всё это не для того, чтобы дерево могло цвести?
– Они не корни и не ветки. Они люди, отец. Такие же, как мы с тобой.
Раджа Гаутама стоял, отвернувшись к окну. Сильный человек ничем не выдаёт свои чувства.
– И всё же я не понимаю, откуда ты всего этого нахватался. У нас во дворце ничего подобного…
– Мир не ограничен стенами дворца, отец.
Старый раджа повернулся к сыну.
– Смирись, сынок. Этот мир устроен так. Именно так, а не иначе, и тебе не удастся изменить его. Всё, что ты сможешь - это разрушить собственную жизнь.
– Это не имеет значения, отец. Если этот мир в основе своей несправедлив, значения не имеет абсолютно ничего. Прости, что огорчаю тебя. Я не могу смириться.
Раджа тяжело опёрся на подоконник, прижав руку к сердцу.
– Ладно. Я вижу, наш разговор ни к чему хорошему не привёл. Ты волен разрушить свою жизнь, но позволить тебе разрушить всё наше царство я не могу - соседи только и ждут этого. Я хотел видеть тебя наследником, но раз так… Да, ты мой любимый сын, но, к счастью, не единственный. Мне очень неприятно говорить тебе это, сынок.
– Прости, отец.
Принц Сиддхартха молча пошёл к выходу. Обернулся в дверях.
– Я изменю этот мир, отец. Можешь не сомневаться.
…
– … Ну вот и всё, моя золотоволосая. Скажи, я выполнил своё обещание, данное тогда, в саду?
Веранда дома давала тень, лёгкий ветерок - прохладу. Смачно сопела внезапно уснувшая служанка.
Старик, убелённый сединами, держал за руку тоненькую золотоволосую девочку, совсем не изменившуюся за эти долгие десятилетия. Ангелы не стареют.
– Ты сделал даже больше, чем мы могли ожидать. Ты смог. Ты изменил этот мир, принц Сиддхартха.
Старик засмеялся, закашлялся. С трудом восстановил дыхание.
– Мой нынешний круг заканчивается, Прячущаяся в ветвях. Как жаль, что я не увижу тебя больше.
"Юайя, у нас всё готово. Катер уже в стратосфере"
Девочка прислушивается, встряхивает кудряшками.
– Нет, мой принц. Ты думаешь, после всего, что у нас с тобой было, я позволю тебе вот так просто взять и умереть?
– Ты опять что-то задумала, моя родная? Значит, я ещё нужен вам?
– Ты нужен мне. Мне лично.
В голове старика возникает тонкий, зудящий звук. На утоптанную площадку перед верандой, на которой происходит разговор, опускается чечевица, сверкающая серебром.
– Ты сделал всё, что мог, в этой жизни. Тебе пора начинать следующую. Я предлагаю тебе стать одним из нас. Стать ангелом, принц Сиддхартха.
Принц Сиддхартха, которого уже давно в глаза и за глаза почти все зовут Буддой, изумлённо смотрит то на чечевицу планетарного катера, то на свою собеседницу.
– Я же старик…
– Ты больше не будешь стариком. Ты будешь как я. Соглашайся же, милый!
Старый Будда встаёт, кряхтя.
– Я ни в чём и никогда не мог тебе отказать, моя золотоволосая, ты же знаешь… А что я буду делать у вас, на небе?
– Будущее покажет - смеётся девочка - Но для начала… Ты возьмёшь меня замуж, разве нет? Ты ведь не откажешь своей золотоволосой в такой малости, мой старый Сиддхартха?
Они оба смеются. Старик и девочка идут к аппарату, и навстречу им опускается пандус люка. Они скрываются внутри, пандус поднимается, и небесная колесница начинает подниматься.
"Муляж! Муляж забыли!"
Аппарат снова плюхается на землю, люк открывается, и оттуда резво выбегают некие устройства, напоминающие пылесосы с несколькими шлангами. В гофрированных щупальцах "пылесосов" покоится муляж великого Будды, покинувшего этот мир. Его кладут на веранде, точно на то место, где только что шла беседа старика с золотоволосой крылатой девочкой. Ещё пара секунд, и катер снова взлетает в небо.
Всё стихло. Завозилась во дворе проснувшаяся служанка. Муляж, конечно, исполнен мастерски - никакой патологоанатом не отличит от натурального трупа. На лице муляжа даже застыла тихая, умиротворённая улыбка.
…
– Это был наш первый крупный успех - Уот вертит в руках свой серебряный карандашик - Да, конечно, совсем разрушить рабовладельческий строй, уже сложившийся к тому времени в Индии, принц Сиддхартха и его последователи сразу не смогли, и в этом нет его вины. Но мы убедились - развитие человечества вполне можно изменять в лучшую сторону, используя метод точечного воздействия. Ободрённые успехом, наши миссионеры начали искать следующий объект для точечного воздействия, причём такой, который мог бы глобально изменить весь ход земной истории. Правда, этого пришлось ждать целых двести лет…
Снова вспыхивает экран виртуального дисплея. Следующий сюжет…
…
Вековые сосны шумели под порывами верхового ветра, на лицо Александра упала сухая хвоинка, прилипнув к разгорячённой скачкой коже. Александр смахнул её, не глядя, но ощущение раздражающего постороннего прикосновения к коже не исчезло. Он крепко потёр лицо руками - без толку. Ладно, пёс с ним…
Александр соскочил с коня, ещё раз огляделся вокруг. Хорошее место. Таких древних лесов в здешних персидских горах уже почти не осталось. Этот лес тоже давно пал бы под топорами, если бы здесь не стояла охотничья резиденция персидских царей. Вот уже триста лет рубить эти деревья запрещено под страхом смерти.
Он привязал повод коня к дереву. Охраны видно не было, но Александр был уверен - сюда не прошмыгнёт и мышь. Никто не помешает его встрече с посланником богов. Сесть тут негде, стало быть, разговор будет недолгим. Ну что же…
Александр вытащил из-за пазухи амулет - маленький блестящий камушек, оправленный в серебро, на серебряной же цепочке. Гладкая круглая фасолина, удобная для того, чтобы вставить в ухо. Волшебная штучка, ничего не скажешь. С её помощью можно слышать голоса посланников богов - достаточно сжать амулет пальцами, затем вставить в ухо - и пожалуйста… Сам Александр мог при этом отвечать не только вслух, но и про себя, не разжимая губ, что бывало порой очень удобно. Когда же посланцы богов сами желали говорить с Александром, амулет начинал мелко дрожать, зудя кожу, так что окружающие ничего не замечали. Этот амулет подарил ему крылатый посланник богов ещё тогда, когда он был шестнадцатилетним быстроглазым мальчишкой. Да, точно, это было в горах, в Пелле. И даже сосны вот так же шумели над головой…
В тот день его отец, македонский царь Филипп, был сильно не в духе - во-первых, маялся после вчерашнего, а во-вторых, всё никак не мог разобраться со своими девятью законными жёнами и массой рабынь, деливших с ним ложе. В такие часы дворцовая челядь избегала без крайней нужды попадаться на глаза своему господину - Филипп был тяжел на руку и скор на расправу. Вот и тогда он зверски избил свою жену Олимпиаду, придравшись к какому-то пустяку. Александр не стерпел и заступился за мать, и даже сейчас, спустя пару часов, половина лица горела от хлёсткой отцовской оплеухи.
Он скакал не меньше часа, пока не забрался в дикие горы, подальше от людей. И вот уже добрый час сидел на камне, пытаясь успокоиться. Почему, ну почему этот мир так жесток и несправедлив? Сильные бьют слабых, богатые обирают бедных, часто отнимая последнее. И ненависть, злоба и ненависть, ненависть и предательство… Даже великая любовь в этом мире зачастую непонятным образом превращается в свою противоположность, лютую ненависть. Неужели такое устройство мира есть единственно правильное?
Вот тогда он и возник впервые, крылатый посланник богов. Сильный порыв ветра взвихрил на поляне мелкий лесной мусор, будто захлопала крыльями большая птица. Воздух перед ошеломлённым юношей вскипел, запузырился, и из ничего возник хрупкий крылатый мальчуган, босой и голый. Вот только за спиной у него были огромные крылья с бело-радужными перьями. Его огромные голубые глаза глядели прямо в душу. Тогда они разговаривали долго, почти до заката.
"…Ты сделаешь это?"
Юный Александр встал во весь рост.
"Я сделаю это!"
… Да, они ещё не раз помогали ему, эти крылатые существа. Правда, с годами всё реже и реже. А может, Александр, уже ставший Великим, уже просто не нуждался в их помощи? Последний раз они помогли ему, когда тяжёлая стрела из дальнобойного индийского лука пробила его доспехи, это было во время индийского похода, начатого так славно и так плохо закончившегося. Да, тогда они спасли его от неминуемой смерти…
Сильный порыв ветра, конь Александра всхрапнул. Будто захлопала крыльями громадная птица. Воздух в шести шагах будто вскипел, запузырился, и вот из ничего перед Александром Великим возник ангел.
– Приветствую тебя, Смотрящий из поднебесья.
Ангел стоял молча, прямо глядя на него своими пронзительными голубыми глазами, проникающими прямо в душу. Александр поморщился. Когда-то он выдерживал этот взгляд спокойно и бестрепетно, но в последнее время он всё более раздражал его.
– Что ты намерен делать дальше? - спросил ангел, избегая приветствия. Александр снова сдержал раздражение. В конце концов, он властелин полумира… Ладно.
– Мне кажется, ты чем-то недоволен, мой крылатый друг и учитель - Александр чуть усмехнулся - По-моему, я сделал больше, чем может сделать смертный. Я сокрушил Империю Зла, как ты называешь персидскую державу. Я дошёл до Индии, и не моя вина, что мне пришлось уйти оттуда!
– А разве что-то изменилось? Вместо царя Дария на троне сидит царь Александр, вместо персидских сатрапов - его наместники-греки. Всё остальное осталось по-прежнему. Империя Зла осталась незыблема, просто сменился владыка.
Александр уже еле сдерживал раздражение. Всё ноет, ноет… Да кто он такой, в конце концов, чтобы так разговаривать с Александром Великим? Срам бы прикрыл!
– Великие дела не делаются в одночасье, ты должен понимать такие вещи. Любая дорога требует времени.
– Любая дорога начинается с первого шага. Когда ты сделаешь этот шаг?
Опять…
– Я не могу издать такого указа. Это было бы безумием. Такой указ всё равно останется на пергаменте. Пойми, это невозможно. Кто будет обрабатывать поля, копать каналы, чинить дороги - да мало ли?…
– Люди. Свободные люди. За плату, разумеется.
Александр поморщился. Тоже мне, философ, посланник богов… Ни хрена не соображает в экономике, а туда же, учитель…
– Это сколько же надо денег? Таких денег ни у кого нет. И получится вот что. Поля зарастут сорняками, оросительные каналы заилятся, мосты обветшают и обрушатся. Всё придёт в упадок. Толпы бывших рабов будут убивать и грабить, чтобы прокормиться, но и это им не удастся. Этот мир рухнет. Всё современное хозяйство держится на труде миллионов рабов. Да, со временем, постепенно…
– А как же гомонойя? Равенство людей?
– А разве я не установил это равенство? - Александр уже не скрывал раздражения - Разве иноземцы не пользуются в моих владениях теми же правами, что и эллины?
– Да, купцы и олигархи. Мы говорили о рабах.
– Раб человеком не является - услышал свой голос Александр как бы со стороны.
Лицо ангела, до той поры бесстрастно-спокойное, исказила гримаса презрения и гнева.
– Предатель! Мелкий гадёныш!
Сильнейший гнев пронзил Александра. Рука схватилась за рукоять индийского булатного меча. Свет внезапно померк перед взором великого владыки и завоевателя, и он провалился в темноту…
Ангел несколько мгновений стоял неподвижно, изо всей силы сжимая маленький острый кулачок, и на побелевшем от напряжения пальце блестел непонятный камушек дешёвенького серебряного перстня.
Подойдя к валяющемуся без сознания Александру, ангел наклонился и одним точным движением сорвал с лежавшего амулет, порвав цепочку.
– Тебе он больше не нужен. Конец связи!
Воздух будто вскипел, сильнейший порыв ветра взмёл мелкий мусор, и на поляне заповедного царского леса остался лежать только Александр Македонский. Некоторое время он лежал неподвижно, затем завозился, приходя в себя. Сел, огляделся. Никого нет. Охрана чётко выполняет приказ - не беспокоить своего владыку.
Рука скользнула к шее, пытаясь нащупать несуществующую цепочку. Амулета тоже нет. Ладно… Проживём.
Голова была пустой и ясной, и даже не болела. Обморок, это просто обморок…
Но отчего-то очень хотелось плакать.
…
– Это был провал, тяжелый провал. Мы потеряли уникальную возможность из-за одного предателя. И гипноз тут был бесполезен, великие дела не делаются под гипнозом. Если бы та операция удалась… Вероятно, сейчас мы разговаривали бы уже как равноправные партнёры.
Уот снова вертит в пальцах свой карандашик. Так и мелькает…
– Неудача была тем обиднее, что никакие "зелёные" нам тогда не мешали. Да, они уже взяли человечество на заметку, но ограничивались поверхностным наблюдением при помощи скрытых зондов и аппаратов, установленных на Земле и Луне одним-единственным кораблём-разведчиком. Они не собирались тратить время и средства на недозрелых дикарей - пусть выпутываются, как знают. Вот если выпутаются… Вот когда плод начнёт созревать… У них вообще это принято, являться к накрытому столу, ничего не вложив. Ну или потратив самую малость. Кажется, на твоей прародине это называется "халява"?
Да, есть такое понятие.
– Но неудача не обескуражила наших миссионеров. Они искали и нашли. Следующую попытку переломить хребёт системе сделал некий Спартак, сам бывший раб. Мы нашли его совершенно случайно, но когда присмотрелись… Этот человек безусловно мог изменить мир.
А на экране уже следующий сюжет…
…
Грязные, липкие стены, липкая грязь на полу, и всё тут липкое и грязное, в этом проклятом городе - дома, одежда, золото, женщины… Этот город насквозь провонял мертвечиной и прокисшей кровью, точно громадная бойня… Да, Рим по сути своей есть громадная бойня.
Факел на стене трещит, колеблется под порывами ветра. Откуда ветер в этом мрачном дворе-колодце?
Мускулистый мужчина средних лет, одетый в поношенную, но чистую тунику, встаёт со своего грубо сколоченного топчана, подходит к решётке. Всё тихо. Спит стража, и даже стоны и бормотание товарищей-гладиаторов, бредящих в своём тяжёлом сне, затихли.
Мужчина отходит от решётки, ложится на топчан. У изголовья стоит низенький столик, на столике кувшины с водой и вином, фрукты… Гладиаторов в школе Лентула Батиата вообще неплохо кормят. Вот только на ночь запирают поодиночке, боятся. Мужчина усмехается. Всё верно - гладиаторов стоит бояться. Люди, которым нечего терять, кроме цепей, да ещё прекрасно владеющие оружием…
Решётка распахивается со страшным скрипом. Их тут специально не смазывают, эти решётки… На пороге появляется хрупкая девочка лет девяти-десяти, совершенно голая. Понятно, рабыня-проститутка, в таком-то возрасте. Мужчина скрипит зубами. Эти звери способны на всё.
За спиной малолетней проститутки вдруг веером распахиваются огромные крылья. Мужчина таращит глаза.
– Привет тебе, прославленный Спартак - звучит на латыни глубокий грудной голос, совершенно не вяжущийся с хрупкой фигуркой девочки.
– Ты кто?… - хрипит мужчина.
– Я послана тебе небом. Я принесла тебе свободу, Спартак.
Ещё несколько секунд мужчина переваривает увиденное и услышанное. Но психика у гладиаторов крепкая, и к истерике они не склонны.
– Никто нас не слышит, все спят.
– Ты выведешь меня отсюда?
– Нет, Спартак. Завтра ты сам выйдешь отсюда, и выведешь всех этих людей.
– Бунт…
– Бунт. Ты согласен?
Спартак смотрит угрюмо.
– Я давно согласен, маленькая мойра. Но госпоже известно, как нас тут стерегут? Никто не выйдет…
– Я знаю, это будет трудно. Вот, возьми - она протягивает ему серебряное кольцо с каким-то блестящим камешком - Это твоё оружие.
Спартак берёт перстень, рассматривает.
– Надень его на палец правой руки. Если в бою руку сжать в кулак…
Спартак смеётся, внезапно и хрипло.
– Прости, госпожа… Тебе, должно быть, неизвестно, но правая рука в бою всегда сжата в кулак. На рукояти меча.
– Тем лучше. Твой враг будет повержен на расстоянии до тридцати шагов. Нет, не убит - простой обморок. Но в бою этого достаточно, разве нет?
– Вполне достаточно, моя маленькая госпожа.
– Сейчас ты потренируешься… Хотя нет, времени мало. Ну-ка, смотри мне в глаза…
…
Звёздное небо над головой кажется скопищем костров неисчислимого небесного воинства. А горящие на земле костры кажутся отражением звёздного неба…
Спартак усмехнулся. Неисчислимое звёздное воинство не торопится на помощь истекающей кровью армии мятежных рабов.
Порыв ветра из темноты, хлопанье крыльев большой ночной птицы. Тоненькая фигурка возникает из ничего. Жаль, что не видно этих её необыкновенных глаз. И вообще ни зги не видно…
– Я не справился, моя госпожа. Я не снимаю с себя вины, но хочу спросить - почему боги так и не пришли нам на помощь? Давать советы легко… Где ваша сила? Или боги ничего не умеют делать сами, только руками смертных?
Долгое, долгое молчание.
– Ты прав. Ты прав, Спартак, и мне нечем перед тобой оправдаться.
Слышен плач.
– Не плачь, маленькая мойра. Разве посланнице богов пристало плакать? Я хочу сказать тебе спасибо.
– За что?
– Ты знаешь. Ты же видишь мысли людей, не отпирайся. Завтра мы умрём свободными людьми. Мы никогда больше не станем рабами.
Плач стихает.
– Не всё ещё потеряно. Завтра ты должен разбить Красса.
Спартак усмехается в отросшую бороду.
– У Красса семьдесят тысяч обученных легионеров, в броне. А у меня пятьдесят тысяч плохо вооружённых бойцов. И на помощь ему идут войска Лукулла и Помпея. Рим бросил против нас все силы.
– И всё-таки надежда есть. Завтра Красс построит свои легионы клином и поведёт их в атаку на ваш центр.
– Откуда тебе известно? Хотя да…
– Ты помнишь, что сделал Ганнибал при Каннах?
Спартак снова усмехнулся.
– Римляне умеют учиться, и не повторяют ошибок дважды.
– Но будет именно так. Более того, двадцать тысяч солдат будут стоять в резерве до самого конца. Ты понял? Красс бросит их в бой лишь тогда, когда его войска побегут.
– Бросит мне в тыл или зайдёт с фланга?
– Нет, Спартак. Он бросит их навстречу бегущим.
Спартак рассмеялся.
– Разве Красс сошёл с ума? Любой центурион, да что там - любой легионер знает, что будет в этом случае. Будет каша.
– Нет, Красс пока не сошёл с ума. Но сойдёт. Вот сегодня ночью. Я постараюсь.
Гладиатор воззрился на неё с весёлым изумлением.
– Ты так могуча, маленькая мойра? Так пусть Красс прикажет своим легионерам зарезаться, или хотя бы разойтись по домам.
– Такой приказ никто не исполнит. Но как построить войска и как вести бой - решает военачальник. Так что вся их выучка и броня бесполезны. От вас требуется одно - храбрость в бою, Спартак.
– Храбрость - это единственное, чего у нас пока в достатке, госпожа.
Долгое, долгое молчание.
– Мне пора, Спартак. Я должна ещё встретиться с Крассом, а это не так просто.
– Как тебя зовут, маленькая мойра?
Короткий невесёлый смех.
– Хвала богам, наконец-то… Меня зовут Резвящаяся под Великой звездой, но ты можешь звать меня коротко - Рата.
– На всякий случай прощай… Рата.
– До свидания, Спартак.
…
Огонь в очаге угасал, ибо некому было подбрасывать топливо. Спят слуги-рабы, мёртвым беспробудным сном - сейчас их можно разбудить разве что прижигая пятки. Охрана у входа в шатёр спит стоя, как статуи. И сам прославленный полководец, могучий Красс спит, спит сидя, с открытыми глазами.
–… Только когда побегут, не раньше. Ты понял? Ответь!
– Я понял. Когда побегут - деревянным голосом заверяет римлянин.
– Сейчас ты уснёшь и забудешь про нашу встречу. Но завтра утром ты проснёшься и сделаешь всё так, как я тебе велела. Спать!…
…
Х-ха!
Залитое кровью лицо с выпученными глазами. Глаза становятся бессмысленными, стекленеют, и римлянин оседает, косо и нелепо.
Х-ха!
Меч в руке порхает, как бабочка, и враги валятся снопами, один за другим. Спартак давно и прочно освоил волшебное оружие, данное ему маленькой посланницей богов, и в сочетании с умелым мечом это оружие неотразимо.
Х-ха!
Ремень, удерживающий на руке щит, лопнул под мощным ударом, но второй удар римлянин нанести не успевает - его голова отлетает, как тряпичный мяч. Спартак перехватывает за рукоять чей-то скользкий от крови меч. Чей? Неважно! Сейчас второй меч важнее щита.
Х-ха!
Стена римских щитов распадается, тает, съедаемая половодьем людской ярости. Закованные в броню легионеры пятятся, пока что медленно, шаг за шагом, уступая бешеному напору людей, которым нечего терять, кроме своей свободы. Жизнь? Какие мелочи!
Х-ха!
А двадцать тысяч римских солдат до сих пор топчутся в резерве, не спеша на помощь своим изнемогающим в битве коллегам. Если бы сейчас они ударили с фланга… Выходит, ей удалось. Спасибо, маленькая мойра. Спасибо, Рата…
Х-ха!
Римские солдаты бьются злобно и умело, этого у них не отнимешь. Но сейчас они всё сильнее сбиваются в кучу, теряя строй. Ещё поднажать! Ну! Ну же!
Х-ха!
Острая боль в руке, и почти сразу - в животе. Ерунда… Второй меч сейчас куда важнее щита…
Мир вокруг завертелся и погас.
– Спартак! Спартак убит! Спартака убили-и!…
…
– Господин, мне кажется, момент критический. Пора бросать в бой резерв!
– Кто командует армией, Марк, я или ты?
Легат легиона, поставленного в резерв, поджав губы, отходит. Красс был вне себя от ярости. Да, он видел, сколь опасно положение его войск, и умом понимал - самое время бросить в бой те самые двадцать тысяч. Прямо сейчас, иначе будет поздно! Но что-то внутри не позволяло ему этого сделать. Нельзя, и всё тут!
Красс в бессилии наблюдал, как пятятся, теряя строй, блестящие римские легионы, подминаемые тёмной массой грязных варваров, бывших рабов. Он закрыл глаза. Ему не удастся оправдаться перед Сенатом. Кандалы… Тёмное подземелье… Палач…
– Спартак! Спартак убит! Спартака убили-и!… - донёсся истошный крик.
И враз дрогнула, заколебалась тёмная масса беглых рабов, возомнивших себя людьми.
– Они побежали, мой господин.
– Всё, Марк. Вот теперь - в атаку!
Нет, не зря внутренний голос не давал ему пустить в ход резерв. Сейчас двадцать тысяч свежих воинов легко порубят бегущих. Выходит, то был приказ свыше, глас богов?
…
– Оставьте! Оставьте меня! Пусти, говорю! Пусти-и!
Ещё невиданная мной сцена - ангел бьётся в истерике. Рату удерживают сразу трое, но это получается плохо - ведь помимо рук и ног у ангелов имеются ещё и крылья, одним ударом способные убить взрослого человека.
– Вы! Вы все! Он же верил нам! Они сражались, а вы… а вы смотрели на экраны, вы смотрели это, как фильм, в тепле и уюте, вы все, чистоплюи! Ты, координатор! У нас же есть оружие, а ты… Трус! И все вы трусы! Пусти меня, трус позорный!
– Хватит! Успокойся!! - рявкнул стоящий в середине ангел голосом, от которого мне сразу захотелось помочиться. Да, хороший начальник всегда найдёт нужное слово для своих подчинённых.
Акустический удар возымел действие. Рата вдруг успокоилась, глубоко и часто дыша.
– Всё. Ну всё уже, пусти меня.
– Ну вот и хорошо.
Девушка, только что высвободившаяся, поправляет растрёпанные перья и волосы. Да, она взяла себя в руки. Вот только хорошо ли это?
– Что именно хорошо, координатор? Горы трупов, оставшихся на поле боя? Или распятые вдоль Аппиевой дороги? Что тебе больше по вкусу?
Координатор молчит, катая желваки. Для ангельского лика зрелище необычное.
– Не надо. Не стоит скрипеть зубами. Я заявляю тебе прямо, координатор - я не успокоюсь, покуда на месте этого проклятого города не будет огромная яма, наполненная мёртвой водой. Я говорю это тебе при свидетелях, в ясном уме и твёрдой памяти.
– Этот город не один на планете, Рата.
– Не называй меня Ратой, я не разрешаю. И вообще, дорогие коллеги, я понимаю, что мне тут больше не работать. Ну что же. Запомните мои слова. Вы все трусы, вы боитесь крови. А эти гады крови не боятся, они купаются в ней. И пока вы не научитесь выжигать осиные гнёзда, выжигать, не считая убитых, ничего у вас не выйдет.
– Убитых тут хватает и без нас. Чужую кровь лить легко…
– Не надо. Не надо словоблудия. Вы будете возиться с вашим точечным вмешательством, а болезнь будет распространяться шире и шире. И когда она захватит всю планету, ваши преемники сбегут отсюда, сбегут из пропащего навеки мира, прокляв вас за бездеятельность и трусость.
– И что ты конкретно предлагаешь? - подал голос ангел, один из державших девушку во время истерики.
– Ты отлично понял меня, Арт, не строй из себя бескрылого младенца. Все поражённые земли должны стать безлюдными. Новые, не затронутые болезнью народы заселят эти земли, а нам останется только следить, чтобы начинающие тираны вовремя гибли вместе с чадами и домочадцами. Все империи надо гасить в зародыше.
– Тебя надо лечить, Рата.
– Я здоровее вас всех. Я так понимаю, плутоний вы мне не вернёте?
– Разумеется, нет.
– Тогда дальнейшую болтовню с вами, мои бывшие коллеги, я считаю бессмысленной. Я всё сказала. Дикси!
Диафрагма люка за Ратой закрывается медленно, осторожно. Это вам не теперешние люки, словно возникающие из ничего. Публика подавленно молчит.
– Сколько там накапало?
– Сто семьдесят пять тысяч доллей чистого плутония. Причём уже в готовых отливках, оставалась сборка заряда. Она трудилась всю ночь, запустив сразу четыре элемент-конвертора. И двух универсальных роботов взяла с собой.
– Она не получила дозу облучения?
– Да вроде нет. Она работала на редкость собранно и спокойно, там сохранилась контрольная видеозапись.
Координатор нервно заходил по залу.
– Послушай, шеф… Ну не переживай так… Всё образуется…
– Перестань, Арт. Ты считаешь, за сочувственной болтовнёй тебе удастся скрыть подлинные мысли? Ты полагаешь, я не ведаю, что творится сейчас в шестнадцатой секции? Ты думаешь, я не знаю, что сейчас перенастроенный тобой вспомогательный синтезатор вовсю гонит нервно-парализующий газ?…
…
– Это было новое тяжёлое поражение - Уот всё вертит и вертит свой серебряный карандаш. Может, его это и успокаивает, но вот меня понемногу достаёт… - Общественное мнение тогда разделилось.
Некоторые, скажем мягко, горячие головы предлагали устроить тут, на Земле, некую всепланетную лабораторию по выведению хороших людей и переделке плохих в основном физико-химическими методами. Этаких спокойных, беззлобных увальней, радующихся идиллической сельской жизни. Стыдно вспомнить! К счастью, таких было очень и очень немного. Когда их оппоненты всерьёз стали обсуждать вопрос о принудительном применении к этим ребятам ими же созданных препаратов и аппаратов, авторы проекта скромно ушли в тень.
Вторыми были сторонники виденной тобой Раты. Нет, разумеется, идея была сильно модифицирована, но всё равно… В общем, если коротко - явить свою мощь, проведя несколько показательных боевых операций и казней непокорных. Силой навязать землянам желательный строй и полную демократию. Таких было больше, и опасность утраты Землёй своей цивилизации была вполне вероятна - сил же не было смотреть, как вы мучаетесь! Но уже тогда большинству было ясно - это путь в тупик, причём безвыходный.
Третьих было ещё больше. Они рассуждали логически. Прямое массовое вмешательство недопустимо. Точечные акции безрезультатны. Тогда какой смысл гонять к Земле звездолёты? Да, стационарных телепортов на Земле тогда ещё не было, и даже бортовых установок на звездолетах не было. Поэтому каждый раз приходилось посылать к Земле звездолёт - огромные улетали средства! Не лучше ли поступить, как "зелёные" - оставить на планете скрытые устройства наблюдения, внепространственный ретранслятор в лунном кратере… Дёшево и мило! Трусы! - Уот с силой брякнул на скатерть свой карандаш - Вот где настоящая трусость!
Но всё-таки больше всего было таких, как этот вот координатор - Уот кивнул на экран - Таких, как теперешние Мауна и Уэф, родители твоей жены. И таких, как она сама. И они работали, работали, несмотря ни на что.
А на твоей родной планете тем временем римские легионы уже топали по всему Средиземноморью, окончательно превращая его в стопроцентный, логически завершённый ад. Рабовладельческий строй распространялся всё шире, и казалось, пророчество Раты сбывается. Надо было искать выход.
И выход был найден. Только, к нашему стыду, нашли его не мы. Его нашёл бездомный бродяга из Иудеи, известный вам на Земле под именем Иисус Христос.
…
Снова светится объёмный экран, и новые кадры. В колоннаду дворца Ирода Великого, мучимый мигренью, медленно входит прокуратор Иудеи Понтий Пилат…
Что-то вдруг изменилось. Я вижу всё, будто сквозь текучую воду. И голос моего наставника доносится до меня будто из-под воды.
Да, это он. На экране сейчас никто иной, как Иисус Христос, Иешуа на местном диалекте. Да, мысли о том, что этот мир несправедлив, приходили в головы миллионам людей. Но только ОН сумел понять, как именно следует устроить этот мир.
Не убей. Не укради. Не отнимай вола и жену у ближнего своего. И вообще возлюби ближнего своего, как себя. Как такое возможно?!
– Мы вышли на него уже тогда, когда он вовсю вёл свои проповеди. Самому дойти до всего, представляешь?! Даже принцу Сиддхартхе Гаутаме потребовался толчок. В общем, дело пошло…
Вот только Римская Империя уже сильно отличалась от Индии времён Будды, являя собой законченный ад, и к тому же новый пророк был отнюдь не царского рода. Да и царский титул вряд ли спас бы его в том аду, где он вёл свои проповеди. Так что он немного успел… Немного успел лично.
На экране новые кадры - на пустынном берегу Иордана, укрытые от постороннего взгляда густо разросшимися кустами инжира, беседуют ангел и Иешуа. Жестикулируют, улыбаются, даже смеются. О чём они говорят?
– О жизни - Уот всё вертит и вертит свой карандашик.
А кадры на экране всё сменяют и сменяют друг друга. Осуждённые на помосте, и возбуждённая толпа, замершая в ожидании. Звериное, жадное любопытство на лицах. Это их сегодня казнят. Их, а не меня! И этот вот безумный философ сегодня умрёт, а я буду жить, жить долго, жить богато… А хотя бы и не богато - просто долго. Какое счастье!
Но есть и другие взгляды. Вот толстая тётка смотрит на осуждённых, жалостливо вытирая глаза грязным пальцем. Вот долговязый грек в обтрёпанной хламиде глядит исподлобья на стоящих на трибуне владык, духовных и светских, и во взгляде у него тяжёлая, свинцовая ненависть. А вот боль и отчаяние плещутся в глазах ещё совсем молоденькой девушки.
И совсем уже безумный, полный нечеловеческой муки взгляд у этого худого, заросшего неопрятной шерстью человека, которого камера зонда показывает крупным планом. Левий Матвей.
– Да перестань ты вертеть свой карандаш! - вдруг ни с того, ни с сего рявкаю я на своего учителя, и тут же мне становится стыдно. Как с цепи сорвался, право…
– Я не могу. Тогда я буду ломать пальцы - угрюмо отвечает Уот.
– Извини, пожалуйста…
– Я не обиделся. Где ты видишь обиду? И я тебя отлично понимаю.
А на экране уже беспощадное солнце ровно калит землю мёртвым, железным светом. На вкопанных на вершине мёртвой, безлесной горы крестах висят люди. Живые пока ещё люди, прибитые к мёртвому дереву грубыми железными гвоздями, больше напоминающими железнодорожные костыли.
– Скажи. Скажи мне. Разве ничего нельзя было сделать?
Уот смотрит мне в глаза пронзительно и ясно, и я вдруг отчётливо понимаю - вот сейчас, в этот момент, решается - смогу ли я работать в этой конторе, или мне придётся переходить в садоводы-лесоводы…
– Можно. Вот для него конкретно, для него одного. А как быть с десятками тысяч распятых вдоль Аппиевой дороги? И с сотнями тысяч других? И с миллионами, нет, к тому времени уже десятками миллионов рабов? Которых вскоре должно было стать сотни миллионов?
– Я понял - медленно говорю я.
Его взгляд внезапно погасает, он смотрит в землю.
– Но тогдашнему координатору, контролировавшему Восточное Средиземноморье, всё-таки удалось для него кое-что сделать.
На экране глубокая, безлунная средиземноморская ночь, чёрная, как чернила. На землю тихо, неслышно опускается планетарный катер, возникший будто из мрака. Нет, это ещё не современный транспортный кокон, невидимый и неощутимый, но всё-таки на этой древней машине уже стоит оптическая маскировка, позволяющая летать, не опасаясь любопытных, но невооружённых глаз аборигенов.
Сидящий у входа человек в рваной хламиде уже заснул крепким сном. Из катера по раскрытому пандусу выходят ангелы - один, два, три… Четверо. Входят в грот, в глубине которого покоится тело, завёрнутое в грубый плащ. Берутся вчетвером, несут убитого к своему ковчегу. Легко несут, без натуги. Ангелы только выглядят маленькими и хрупкими.
– Почему они не используют роботов? - неожиданно для себя спрашиваю я.
– Потому что - и я понимаю, что опять ляпнул…
Катер устремляется вверх, растворяется в небе. Конечно, хорошо бы оставить здесь муляж, но сделать его не успели…
И снова на экране мелькают кадры - тело, покоящееся в жидком гелии. Светятся экраны, на экранах мелькают какие-то значки, образы… Группа ангелов спорит, один даже руками размахивает. Нет, восстановить тело можно, но стоит ли? Нет, я за то, чтобы он стал одним из нас. Помилуйте, да уже и программа готова!
А вот и саркофаг, знакомое устройство. Да, точно, это витализатор, в котором мёртвые оживают. И даже при нужде превращаются в ангелов.
А вот и новообращённый, ошеломлённо вертит головой, выглядывая из ванны витализатора. Да, ему было труднее - ведь я-то всё понимал, и со мной была моя Ирочка…
– Убить можно только носителя мысли, но сама мысль по природе своей бессмертна - Уот наконец-то оставил в покое свой карандаш - Она распространяется, как цепная реакция, неудержимо и лавинообразно.
Да, я понимаю. Да, неудержимо и лавинообразно. И вот уже некий Савл, бывший ревностный гонитель первых последователей нового учения, а теперь его адепт, проповедует среди толпы, внимающей жадно и цепко. И скрипит гусиное перо, занося на пергамент мысли, чтобы люди могли прочесть и передать другим. И вот уже самого Савла нет в живых, а пергамент остался. Его мысли и чувства живут среди людей, и скрипит гусиное перо, разнося их всё шире…
– Разумеется, это не осталось без ответа. Дьяволы, вроде Нерона и Калигулы, контролировавшие тогда территорию Римской Империи, боролись с ростками нового, как могли. Но никакие садистские ухищрения не могли остановить процесс, и новое учение распространялось всё шире. И нечего было противопоставить прозревшим людям, кроме грубой и жестокой силы. Обычные приёмы владык тут не работали. Принцип "разделяй и властвуй"? Христианские общины были сплочёнными. Предательство? Да, предатели были всегда и везде, но тут они не играли решающей роли. Люди больше не хотели жить в аду. И новое учение проникало в семьи патрициев, сенаторов, членов императорской семьи… В самый мозг Великой Империи Зла, уже разлагавшейся изнутри, рушившейся под тяжестью неслыханных злодеяний.
Однако на сегодня достаточно. Вопросы есть?
Вопросы… Нет вопросов. Ну нет пока у меня вопросов, хоть убейте! Не дозрел я…
Уот заметно огорчён, я вижу.
– Понятно. Ладно, дозревай. Вот это тебе домашнее задание, смотри. А меня уже мутит от этой истории, извини за прямоту. Никак не могу привыкнуть, хотя работаю в земном отделе не первый год - он вдруг засмеялся - Но хоть на природе отдохнули. Давай окунёмся, что ли?
