На другой день, 26 июня, на рассвете меня разбудили знакомые голоса. Я тотчас встал и пошел в столовую, где капитан Год и его денщик Фокс разговаривали с заметным оживлением. В эту же минуту из своей комнаты вышел Банкс, и капитан сказал ему своим звучным голосом.

— Ну, друг Банкс, наконец мы и приехали! На этот раз дело идет не об остановке на несколько часов, а о том, чтобы прожить здесь несколько месяцев.

— Да, любезный Год, и вы можете организовать свою охоту на свободе. Свисток стального гиганта не будет уже звать вас в паровой дом.

— Слышишь, Фокс, — обратился капитан Год к своему товарищу по охоте.

— Слышу, капитан.

— Да поможет мне небо, но я не оставлю санитарную станцию парового дома, прежде чем пятидесятый тигр не падет под моими выстрелами! Пятидесятый, Фокс! Мне сдается, что сладить с ним будет не особенно легко.

— Тем не менее капитан с ним сладит.

— Откуда такая уверенность, капитан Год? — спросил я.

— О, Моклер, это предчувствие, предчувствие охотника, и больше ничего!

— Итак, сказал Банкс, — вы отправитесь на охоту с нынешнего же дня?

— С нынешнего, — ответил капитан Год, — мы сначала разузнаем местность, осмотрим нижний пояс, спустимся до лесов Тарриани. Только бы тигры не бросили эту резиденцию.

— Почему вы так думаете?

— Э! Мое несчастье!

— Несчастье! В Гималайских горах? Возможно ли это? — спросил инженер.

— А вот увидим!.. Вы отправитесь с нами, Моклер?

— Да, конечно.

— А вы, Банкс?

— И я также, ответил инженер. — И, думаю, что и Мунро присоединится к нам, так же как и я… как любитель.

— Как любитель! Так! Но любитель хорошо вооруженный, — заметил капитан. — Здесь нельзя прогуливаться с тростью в руке: это будет унизительно для таррианских зверей.

— Вы правы, как и всегда, — произнес инженер.

— Итак, Фокс, на этот раз, пожалуйста, без ошибок! Мы в стране тигров! Четыре энфильдских карабина для полковника, Банкса, Моклера и меня, два ружья с разрывными пулями для тебя и Гуми.

— Будьте покойны, капитан, все будет исполнено аккуратно.

Этот день мы были намерены посвятить осмотру Таррианского леса, покрывающего нижнюю часть Гималайских гор, внизу нашей станции.

К одиннадцати часам, после завтрака, сэр Эдвард Мунро, Банкс, Год, Фокс, Гуми и я, все хорошо вооруженные, спустились по дороге, которая шла к равнине, оставив в паровом доме собак, которые не были нам нужны в этой экспедиции.

Чтобы окончательно устроиться, сержант Мак-Нейль, Сторр, Калуф и Паразар остались дома. После двухмесячного путешествия стального гиганта надо было осмотреть, вычистить, привести в хорошее состояние и внутри, и снаружи. Это требовало продолжительного, мелочного, искусного труда, который не даст обыкновенным вожакам стального гиганта — кочегару и машинисту — сидеть сложа руки.

В одиннадцать часов мы оставили станцию и через несколько минут, на первом повороте дороги, паровой дом исчез за густой занавесью деревьев.

Дождя уже не было. Северо-восточный ветер быстро гнал тучи к верхним поясам атмосферы. Небо было серое, температура удобная для пешехода, но зато не было той игры света и тени, которые составляют очарование больших лесов.

Спуститься на две тысячи метров по прямой дороге было бы делом двадцати пяти или тридцати минут, если бы дорога не удлинялась всеми извилинами, которые смягчали крутость ската. Нам понадобилось не менее полутора часов, чтобы дойти до верхнего рубежа таррианского леса на пятьсот или шестьсот футов над равниной. Дорогой мы были в прекрасном расположении духа.

— Будьте внимательны, — заметил капитан Год, — мы вступаем в страну тигров, львов, пантер, леопардов и других благородных зверей гималайской области! Уничтожать хищных зверей приятно, но еще приятнее и лучше не допустить их уничтожить в свою очередь нас! Итак, не станем удаляться друг от друга и будем осторожны!

Подобное предостережение решительного охотника имело важное значение, и каждый из нас принял его к сведению. Карабины и ружья были заряжены, запирающий механизм осмотрен, курки взведены на предохранительный взвод. Мы приготовились ко всему.

Прибавлю, что необходимо было остерегаться не только плотоядных, но и змей, из которых самые опасные встречаются в лесах Индии. Белонга, зеленые змеи, змеи-бичи и множество других чрезвычайно ядовиты. Число жертв, ежегодно умирающих от их укусов, в пять или шесть раз значительнее числа домашних животных или людей, погибающих от хищных зверей.

Следовательно, в этой области Тарриани — наблюдать за всем, смотреть, куда ставишь ногу, до чего дотронешься рукой, прислушиваться к малейшему шуму под травой или в кустах, — предписывает самая необходимая осторожность.

В половине первого пополудни мы находились под большими деревьями, на рубеже леса. Их высокие ветви раскидывались над широкими аллеями, по которым стальной гигант легко бы прошел со своим поездом. Действительно, эта часть леса давно была приспособлена для подвоза леса, вырубленного горцами, что и было видно по свежим колеям. Эти главные аллеи шли вдоль хребта во всю длину Тарриани и связывали между собой прогалины, сделанные там и сям топором дровосека; но с каждой стороны они давали доступ только узким тропинкам, которые терялись под непроницаемым высокоствольным лесом.

С целью узнать их общее направление мы шли по этим аллеям скорее как топографы, чем охотники. Ничто не нарушало тишины леса, а между тем большие следы, оставленные на земле, доказывали, что плотоядные не бросили еще Тарриани.

Вдруг на повороте одной аллеи, отброшенной направо выступом горы, восклицание капитана Года, который шел впереди, заставило нас остановиться.

В двадцати шагах, на углу прогалины, окаймленной большими панданусами, возвышалось здание странной формы. Это не был дом, у него не виднелось ни трубы, ни окон, с другой стороны, это не была также хижина охотника! У нее не было ни бойниц, ни амбразур. Скорее, это походило на индостанскую могилу, запрятанную в глубине этого леса.

В самом деле, пусть вообразят нечто вроде длинного куба из стволов, положенных вертикально и крепко вколоченных в землю, связанных в верхней части толстой веревкой из ветвей. Вместо кровли — другие стволы, положенные поперек и крепко вбитые в верхнее строение. Очевидно, строитель этого убежища хотел придать ему прочность со всех пяти сторон.

Оно было в шесть футов вышины, двенадцать длины и пять ширины. Отверстие было закрыто спереди толстой дубовой доской, округленный конец которой несколько возвышался над всей постройкой.

Над крышей виднелись длинные гибкие жерди, странно расположенные и связанные между собой. На оконечности горизонтального рычага, поддерживавшего эти жерди, висела петля из большой лиановой веревки.

— Это что? — вскричал я.

— Это просто мышеловка, — ответил Банкс, рассмотрев хорошенько, — но я предоставляю вам, друзья мои, думать, каких мышей она предназначена ловить.

— Ловушка для тигров, — вскричал капитан Год.

— Да, ловушка для тигров, — ответил Банкс, — отверстие ее закрыто доской, удерживаемой этой петлей, доска же упала, потому что до нее дотронулся какой-нибудь зверь.

— Я в первый раз вижу в индийском лесу ловушку такого рода. Мышеловка! Это совсем недостойно охотника.

— И тигра, — прибавил Фокс.

— Без сомнения, но если дело идет о том, чтобы уничтожать этих свирепых животных, а не охотиться за ними для удовольствия, то лучшая ловушка та, которая поймает их больше. Мне кажется, это устроено довольно замысловато.

— А я прибавлю, — вмешался полковник Мунро, — что если доска опущена, то, вероятно, какой-нибудь зверь пойман.

— А вот мы узнаем! — вскричал капитан Год. — И если хищник еще жив…

Последние слова капитан досказал движением руки, и взводом курка своего карабина. Все последовали его примеру и приготовились.

Очевидно, мы не могли сомневаться, что эта постройка одна из тех ловушек, которые часто встречаются в лесах западной Океании. Но если это не было делом индуса, то, во всяком случае, представляло все условия, делающие эти западни чрезвычайно практичными: клапан опускался при малейшем прикосновении, и зверь никаким образом не мог уже вырваться.

Окончив все приготовления, капитан Год, Фокс и Гуми подошли к ловушке, которую сначала захотели обойти кругом. Между вертикальными стволами не было ни одной скважины, которая позволила бы заглянуть внутрь. Они прислушивались внимательно. Ни малейшего звука или шороха не обнаруживало присутствия в этом деревянном кубе живого существа.

Капитан Год и его спутники вернулись к переднему фасаду. Они удостоверились, что подвижная доска проскользнула в две вертикально расположенные большие выемки. Следовательно, чтобы войти в ловушку, достаточно было приподнять ее.

— Ни малейшего звука, — сказал капитан Год, приложив ухо к двери; мышеловка пуста!

— Во всяком случае, будем осторожны! — ответил полковник Мунро.

Он сел на ствол дерева, по левую сторону прогалины, я поместился рядом.

— Ну, Гуми! — прошептал капитан Год.

Гуми, ловкий, хорошо сложенный по своему маленькому росту, гибкий, как обезьяна, проворный, как леопард, настоящий индостанский клоун, понял, чего от него хотели. Одним скачком он прыгнул на крышу ловушки и добрался до крайнего конца одной из жердей. Потом по рычагу соскользнул до лиановой петли и своей тяжестью нагнул ее до верхнего конца доски, запиравшей отверстие. Теперь, налегая на другой конец рычага, оставалось привести в движение клапан.

Но в этом случае необходимо было обращаться к соединенным силам нашего маленького отряда. Полковник Мунро, Банкс, Фокс и я пошли к задней стороне ловушки, а Гуми остался на крыше, чтобы освободить рычаг в случае, если какоенибудь препятствие помешает ему действовать.

— Друзья мои, — закричал нам капитан Год, — если вы можете обойтись без меня, я предпочитаю остаться у отверстия ловушки. По крайней мере, если оттуда выскочит тигр, его встретит пуля!

— А будет ли он считаться сорок вторым? — спросил я капитана.

— Почему же нет? Если он падет от моего выстрела, то будет уже убит на свободе.

— Есть отличная пословица, — заметил инженер, — не следует продавать шкуры медведя, пока не повалишь его на землю.

— Особенно когда этот медведь может оказаться тигром! — прибавил полковник Мунро.

— Дружно, друзья мои, — вскричал Банкс, — дружно!

Доска была тяжела и дурно скользила в желобах. Однако нам удалось раскачать ее, и она осталась висеть на расстоянии одного фута над землею.

Капитан Год согнулся, прицелился, стараясь рассмотреть, не появится ли у отверстия ловушки какая-нибудь огромная лапа или разинутая пасть, но ожидания были напрасны.

— Еще одно усилие, друзья мои! — закричал Банкс. Благодаря Гуми, который дал несколько толчков заднему концу рычага, доска начала мало-помалу подниматься. Скоро отверстие сделалось достаточно велико, чтобы пропустить зверя даже больших размеров.

Никто не показывался. Легко могло быть, что при шуме, который происходил около ловушки, пленник забился в самую отдаленную часть своей тюрьмы и теперь выжидал благоприятной минуты, чтобы одним прыжком выскочить, опрокинуть всякого, кто воспротивится его побегу, и исчезнуть в глубине леса.

Положение становилось интересным. Я увидал, что капитан Год сделал несколько шагов вперед, положил палец на собачку курка и старался заглянуть в глубину ловушки. Доска приподнялась, и в отверстие проходил полный свет.

В эту минуту сквозь стены послышался легкий шум, потом глухой храп или, скорее, громкая зевота, которая показалась мне очень подозрительной.

Очевидно, там было какое-нибудь спавшее животное, и мы его разбудили. Капитан Год опять подошел и прицелился в массу, которая шевелилась в полутени.

Вдруг внутри послышался голос.

— Не стреляйте! Ради Бога, не стреляйте!

И в эту минуту из ловушки выскочил человек.

Наше удивление было так сильно, что доска вырвалась из наших рук и с глухим шумом упала на отверстие, которое закрылось снова.

Между тем столь неожиданно явившийся человек подошел к капитану Году, все еще державшему ружье на прицеле, и сказал тоном довольно гордым:

— Не угодно ли приподнять дуло вашего оружия. Вы имеете дело не с таррианским тигром.

Капитан Год после некоторого колебания дал своему карабину менее угрожающее положение.

— С кем имеем честь говорить? — спросил Банкс, подходя к незнакомцу.

— С естествоиспытателем Матьясом Ван-Гитом, поставщиком толстокожих, тихоходов, стопоходовых, хоботоносных, плотоядных и других млекопитающих для дома Чарльза-Ротса в Лондоне и Галенбека в Гамбурге.

Потом, указав на нас рукой, он спросил:

— Господа?

— Полковник Мунро и его спутники, — ответил Банкс, указывая на нас рукой.

— Прогуливаетесь по гималайским лесам!.. Очаровательная экскурсия, нечего сказать! Честь имею кланяться, господа, честь имею кланяться!

С каким оригиналом имели мы дело? Не расстроился ли его мозг во время плена в ловушке для тигров? Был ли он сумасшедший или находился в здравом уме? Наконец, к какой категории двуруких принадлежал этот индивидуум?

Мы сейчас это узнали и впоследствии еще более познакомились с этим странным человеком, который величал себя естествоиспытателем и действительно был им.

Матьяс Ван-Гит, поставщик зверинцев, был человек лет пятидесяти, в очках. Его гладкое лицо, прищуренные глаза, вздернутый нос, постоянная суетливость, его чересчур выразительные жесты, приспособленные к каждой фразе, выходившей из его широкого рта, — все это делало из него тип очень известных старых провинциальных актеров. Кто не встречал хотя одного из этих старинных актеров, вся жизнь которых прошла между декорациями, ограниченными горизонтом рампы и занавесью!

Неутомимые говоруны, неприятно размахивающие руками, они высоко держат и отбрасывают назад свою голову, такую пустую в старости, что она не могла быть хорошо наполнена в зрелом возрасте. Этот Матьяс Ван-Гит действительно походил на старого актера.

Раз я слышал смешной анекдот о жалком певце, который считал необходимым сопровождать особенным движением все слова своей роли. Так, например, в опере Мазаньелло, когда он запевал: «Если неаполитанский рыбак», его правая рука, протянутая к зале, лихорадочно шевелилась, как будто он держал уже щуку на конце своей удочки. Потом продолжал: «Небу хотелось сделать монарха», одна рука его поднималась кверху, указывая на небо, другая, проводя круг над гордо приподнятой головой, представляла королевскую корону. «Возмущаясь против приговора судьбы», все его тело сильно сопротивлялось толчку, который старался отбросить его назад. «Он сказал бы, управляя своей лодкой»… Тогда обе его руки, быстро шевелясь слева направо и справа налево, как будто он управлял кормовым веслом, показывали, как ловко направил бы он лодку.

Своими ухватками Матьяс Ван-Гит походил на этого певца. В разговоре он употреблял отборные выражения и должен был стеснять собеседника, который не мог стать дальше от движения его рук.

Впоследствии мы узнали от него самого, что Матьяс Ван-Гит был профессором естественной истории в Роттердамском музее. В конце концов обстоятельства сложились так, что, наскучив безуспешно преподавать теоретическую зоологию, он приехал в Индию заняться практически.

Это ему удалось, и вот он сделался поставщиком важных домов в Гамбурге и Лондоне, снабжающих публичные и частные зверинцы в обоих полушариях.

В Тарриани Матьяс Ван-Гит привел важный заказ хищных зверей в Европу. Его кочевье находилось только в двух милях от ловушки, из которой мы его избавили. Но каким образом он попал в нее? Вот как он объяснил Банксу это приключение.

— Это было вчера. Солнце уже зашло, когда мне пришло в голову посетить одну из ловушек для тигров, сделанную моими руками. Я вышел из крааля, который вы удостоите вашим посещением, господа, и добрался до этой прогалины. Я был один, моя прислуга занималась необходимыми работами, и я не хотел отвлекать ее от них, считая это неблагоразумным. Подойдя к ловушке, я увидал, что подвижная доска приподнята, из этого я заключил не без некоторой логики, что туда не попался ни один хищник. Однако я хотел проверить, на месте ли приманка и хорошо ли действует сторожек. Вот почему я проскользнул в узкое отверстие.

Рука Матьяса Ван-Гита изящным изгибом обозначила движение змеи, приближающейся сквозь высокую траву.

— Войдя в ловушку, — продолжал поставщик, — я рассмотрел кусок козьего мяса, запах которого должен был привлечь обитателей этой части леса. Приманка была не тронута, я хотел уйти, когда рука моя невольно задела сторожек, доска упала, и я очутился в своей собственной ловушке, не имея никаких способов выбраться из нее.

Тут Матьяс Ван-Гит на минуту остановился, чтобы лучше заставить нас понять всю важность его положения.

— Однако, господа, — продолжал он, — не скрою от вас, что я взглянул на дело с комической стороны. Положим, я был в плену, и не было тюремщика, который мог бы отворить мне дверь моей тюрьмы, но я думал, что мои люди, не видя меня в краале, встревожатся моим продолжительным отсутствием и начнут меня искать. Следовательно, был только вопрос времени, «потому, что же делать на ночлеге, если не думать?» — сказал французский баснописец. Я думал, а часы проходили, не изменяя моего положения. Настала ночь, голод давал себя чувствовать; я сообразил, что лучше всего обмануть его сном, и вот как философ, примирясь со своим положением, я заснул глубоким сном, и, может быть, он продолжался бы и долго, если бы я не был разбужен необычайным шумом. Дверь ловушки приподнималась, свет потоком входил в мое темное убежище, и мне стоило только выбежать. Каково же было мое волнение, когда я увидал оружие смерти, направленное прямо в грудь. Еще одно мгновение — и час моей свободы был бы последним в моей жизни. Но господин капитан захотел признать во мне существо своей породы… и мне остается только поблагодарить вас, господа, за то, что вы возвратили мне свободу.

Таков был рассказ поставщика. Надо признаться, что мы не без труда преодолевали улыбки, возбуждаемые его тоном и жестами.

— Итак, — спросил Банкс, — вы расположились в этой части Тарриани?

— Да! Как я уже имел удовольствие сообщить вам, мой крааль находится только в двух милях отсюда, и если вам угодно почтить меня вашим присутствием, я буду очень рад принять вас.

— Мы вас посетим непременно, мистер Ван-Гит, — ответил полковник Мунро.

— Мы — охотники, — прибавил капитан Год, — и устройство крааля будет для нас интересно.

— Охотники! — вскричал Матьяс Ван-Гит, — охотники!

Он не мог помешать своей физиономии выразить, что имеет весьма посредственное уважение к сынам Немврода.

— Вы охотитесь за хищными зверями…

— Единственно с целью убивать их, — перебил его Год.

— А я единственно с целью брать их живьем, — с великолепным движением гордости возразил поставщик.

— Мы не будем с вами конкурировать, мистер Ван-Гит, — сообщил капитан Год.

Поставщик покачал головой, тем не менее, узнав что мы охотники, он не взял назад своего приглашения.

— Когда вам угодно следовать за мною, господа? — спросил он с грациозным поклоном.

В эту минуту в лесу послышались голоса, и человек шесть индусов показались на повороте большой аллеи, которая шла от прогалины.

— А! Это мои люди! — и вполголоса прибавил: — Ни слова о моем приключении! Прислуга крааля не должна знать, что я попал в свою ловушку, как обыкновенный зверь! Это может ослабить ту важность, которую я всегда должен сохранять в их глазах.

Знак согласия с нашей стороны успокоил поставщика.

— Господин, — сказал тогда один индус, бесстрастное и умное лицо которого привлекло мое внимание, — мы вас ищем более часа.

— Я был с этими господами, которым угодно проводить меня до крааля, — ответил Ван-Гит. — Но прежде чем мы оставим прогалину, надо привести в прежнее состояние эту ловушку.

По приказанию поставщика индусы занялись исправлением ловушки. В это время Матьяс Ван-Гит пригласил нас осмотреть ее внутренность. Капитан Год проскользнул туда за ним, а я за капитаном. Место было несколько тесно для жестов нашего хозяина, который действовал так, как в гостиной.

— Поздравляю, — сказал капитан Год, осмотрев устройство. — Очень хорошо придумано!

— Не сомневайтесь, капитан, — ответил Матьяс Ван-Гит, — такие ловушки несравненно лучше прежних ям с кольями из жесткого дерева и гибких согнутых деревьев, поддерживаемых петлей. В первом случае зверь распорет себе брюхо, во втором удавится. Очевидно, это все равно, когда дело идет об истреблении хищных зверей. Но для меня они нужны живые, целые, без малейшей порчи.

— Очевидно, — заметил капитан Год, — мы действуем не одинаково.

— Мой способ действия, может быть, лучший, если спросить зверей.

— Я их не спрашивал, — ответил капитан.

— Но, — спросил я Матьяса Ван-Гита, — когда эти животные попадут в ловушку, как вы их выводите оттуда?

— Подвижную клетку ставят возле отверстия; пленники сами бросаются в нее, и мне стоит только отвезти их в крааль спокойным и медленным шагом моих домашних буйволов.

Только была кончена эта фраза, как послышались крики.

Нашим первым движением было броситься из ловушки. Что случилось?

Змея-бич самой ядовитой породы была разрублена палочкой, которую один из индусов держал в руке, в ту самую минуту, когда ядовитое пресмыкающее бросалось на полковника.

Это был тот самый индус, которого я уже заметил. Его быстрое вмешательство спасло сэра Эдварда Мунро от неизбежной смерти. Крики, слышанные нами, испускал один из служителей крааля, изгибавшийся на земле в последних судорогах агонии. По начальной, роковой случайности отрубленная голова змеи отскочила на его грудь, зубы вонзились, и несчастный умер от сильного яда менее чем в одну минуту, так что не было возможности помочь ему.

Пораженные этим ужасным зрелищем, мы бросились к полковнику Мунро.

— Ты не ужален? — спросил Банкс, поспешно схватив его за руку.

— Нет, Банкс, успокойся, — ответил сэр Эдвард Мунро, подходя к индусу, которому был обязан жизнью.

— Благодарю, друг.

Индус сделал движение, объяснявшее, что его благодарить не за что.

— Как тебя зовут? — спросил полковник Мунро.

— Калагани, — ответил индус.