Глава 11
Единственная в джунглях дорога, до крайности заросшая сорняками и прочими лианами, вывела армию освободителей к очередной речушке. На берегу ее приткнулась деревенька под веселым названием Чикулела. Я все это выяснил из карты, которую мне благосклонно отдала Зийла. Наверное, она успела затвердить маршрут войска до последнего стойбища и поэтому в карте не нуждалась.
Мне она тоже быстро надоела, и я затолкал ее под плетеный мат. Так или иначе, в ближайшие десять часов в геодезии и картографии нужды не будет. В Чикулеле гоблинское воинство должно было заночевать, невзирая на возможные акции протеста местных жителей.
Аборигены сначала встретили братьев-таха криками восторга, однако быстро переменили чувства. Стоило фуражирам освободительной армии под руководством сотника Рожа и десятника Цаво двинуться по деревне в поисках съестного, как гоблины завопили совсем в другой тональности. Конечно, отнимать реквизированный провиант у воинов Черного Шамана чикулелцы не рискнули. Наиболее сообразительные тут же помчались по домам, прятать самые питательные продукты, остальные удовлетворились размахиванием кулаками и прочими недружелюбными жестами.
Гоблинши всех возрастов, от зеленых девчонок до седых старух, для чего-то стали задирать юбчонки и показывать солдатам скрытые доселе части тела. Видимо, надеялись испортить им аппетит. Воины таха шумно сердились, плевались и топали ногами, но глаз не отводили.
Я выбрался на панцирь и окинул окрестности ищущим взглядом. Маггут обнаружился поблизости. Несмотря на то что этому малодушному орку все меньше хотелось быть диверсантом, держался он по-прежнему рядом с бывшим командиром. Вот что значит армейская выучка. Все-таки молодцы америкосы, классно муштруют солдатню.
– Эй, Зак! – позвал я и спрыгнул на землю. – Двигай сюда.
– Ну, чего? – недовольно спросил тот, приблизившись. – Только не вздумай нагрузить меня какой-нибудь дурацкой задачей. Типа составить план деревни с точностью до метра и все такое. Сейчас принесут жратву, я не хочу опять остаться с крохами. Тебе хорошо, сидел на мягком мате да дергал рычаги, а я тащился по солнцепеку пешком. Знаешь, сколько килокалорий потратил?
– Слушай, возьми и на меня порцию, камрад.
– А сам-то чего?
– Пойду ополоснусь в реке. Проклятый крокодил обслюнявил меня с головы до пят. Еще и пыль. Разве не видишь, какое я чучело? Если сейчас не смыть всю грязь, то начнется чесотка, стригущие лишаи и дизентерия. Тебя же первого заражу.
– Почему это меня? – возмутился орк, на всякий случай отодвигаясь подальше. – В машине с тобой десятник Зийла сидит. Ее и заражай.
– Ты что думаешь, она во время ночевки будет спать со мной в одной хижине? Нет, со мной будешь спать ты. Не забывай, солдат, что у нас важное задание.
– Если чистюля Зак не согласен разделить с тобой ложе, возьми меня, – вылез откуда-то добросердечный гоблин Джадог. – Я буду спать с тобой в одной хижине, прекрасный Федор, и оберегать от злопамятного Кваквасы! – В доказательство он свирепо потряс над головой своим арбалетом, с которого тут же посыпалась ржавчина. – Совсем бесплатно, мой белокожий соратник, по любви.
– Ладно, – поспешно согласился Зак. – Можете пока любезничать, а я пошел за жратвой. Так и быть, прихвачу тебе что-нибудь. Только не отдавай метикалы кому попало, мужик.
Он недовольно взглянул на любвеобильного Джадога и двинулся к полевой кухне. Туда уже спешила большая часть воинства таха. К счастью, голод в организме Джадога пересилил страсть, и он также ринулся к припасам.
Расстегивая на ходу просоленный потом комбинезон, я зашагал в противоположную сторону, к реке. До нее было метров тридцать. На ровном песчаном берегу не лежало ни одного крокодила. Кажется, кровожадные рептилии вообще отсутствовали в этом месте. Иначе почему две флегматичные старухи так смело полоскали в мутноватых водах ветхое тряпье, забредя в реку почти по пояс? Их вислые груди наполовину погрузились в воду.
Я отошел от старух на десяток шагов вверх по течению. Не хватало еще, чтоб в мою сторону стекали мыльные струи, полные гоблинских вшей и блох! После чего я окончательно разделся, оставшись в одних трусах. Дряхлые прачки, одна другой страшнее, внимательно посмотрели на мое светлое тело, перебросились парой дикарских фраз и обидно захохотали. Я не стал обращать внимания на глупых ведьм и опасливо потрогал ногой воду. Вода была отличная, хоть и мутная. Я смело побрел вглубь.
Сперва решил постирать форму. Но стоило мне начать полоскаться, как грянул новый взрыв смеха. На сей раз веселились воины Черного Шамана. Большинство из них поедали бананы или консервы и показывали на меня пальцами.
– Смотрите, этот белый червяк занят старушечьим делом!
– Еще немного, и у него вырастут такие же мешки на груди!
Пуще всех веселился Квакваса:
– А может быть, он пришел на водопой и втягивает воду нижним ртом? Да, да, точно! Глядите, как быстро мелеет река! Эй ты, смотри не захлебнись!
Солдаты повалились на берег от хохота. Я медленно сатанел, но виду не показывал. Мне жутко хотелось выбраться на берег и поколотить подлого Кваквасу. А лучше утопить, как тот собирался утром утопить меня вместе с черепахой и Зийлой.
Однако меня останавливало незнание боевого Устава армии таха. Вдруг за драку военно-полевой суд приговорит зачинщика к страшной смерти? Например, в пасти гиппопотама. А то обвешают файерболами и заставят атаковать блокпост «небесных повязок». Или, того хуже, разжалуют из погонщика в пехоту, к вящей радости Кваквасы?
Я скрежетнул зубами и стал с удвоенной яростью тереть комбинезон песком. Унизительный смех не стихал. Вдруг за моей спиной послышались шлепающие шаги по воде. Я обернулся, опасаясь подвоха со стороны гоблинов. Но ко мне приближалась десятник Зийла. Ботинки она сняла, связала шнурками и перебросила через плечо. В руке гоблинша несла новенький брусок бурого мыла.
– Молодец, солдат, – одобрительно сказала Зийла. – Гигиена прежде всего, особенно в походе. Возьми, – она передала мне мыло, – и пошли со мной.
– Куда? – заинтересовался я.
– Вон там, за кустами, есть отличная заводь. Я буду купаться. Сперва ты намылишь мне спину, потом я тебе. Это приказ!
– Слушаюсь! – обрадовался я и с торжеством посмотрел на веселящихся гоблинов.
Те, вероятно, расслышали, о чем шла речь, потому что принялись бесстыдно жестикулировать. Кроме того, они, кажется, собирались последовать за нами к заводи. Однако Зийла погрозила им жезлом, и солдаты отстали, разочарованно ворча.
Довольный, я расправил грудь, а девушка поощрительно похлопала меня по плечу. Многие смотрели нам вслед с завистью и вскоре принялись раздеваться, – видимо, надеялись добиться тем самым расположения десятника. Наивные простаки!
Зайдя за кусты, Зийла без стеснения сбросила одежду. Фигура у нее была ладная, стройная и мускулистая, покрытая нежным пушком табачного цвета. Мощные ягодицы, такая же грудь с задорно торчащими сосками. Ноги, впрочем, на мой вкус были слегка полноваты в бедрах.
В темной пещере всех этих подробностей я разглядеть не сумел, хотя и мечтал. Да и вообще, до раздевания там не дошло, ведь надо было спешно составлять опись потерь. Видимо, поэтому Зийла полагала, что ничего как бы и не было, чем смертельно меня обижала.
Я глотал слюну и остервенело выжимал комбинезон, чтобы хоть как-то отвлечься. Помогало плохо.
Обнажившись, Зийла посмотрела на меня и спросила:
– А ты почему в этих нелепых трусах? Разве твой белый банан из породы карликовых, что ты скрываешь его? Помнится, когда мы составляли рапорт для тысячника Рожа, нареканий у меня не возникло.
– Я слыхал, в местных реках могут жить сомики кандиру. Они проникают в нижние отверстия человеческого тела, сосут изнутри кровь и даже откладывают икру. Вот я и берегусь.
– Ерунда, – заявила гоблинша. – Глупости какие! Может, в Агуххе, откуда ты сбежал, и живут эти опасные рыбы, а в Даггоше их отродясь не бывало. Да и как мокрая тряпка может защитить от тварей, которые способны проникнуть даже в задницу? Ладно, дело твое. Ну-ка, намыль мне спину.
Я растянул отжатую форму на ближайшем кусте и поспешил к командиру. Когда, дрожа и потея, я начал водить мылом по девичьей спине, Зийла вдруг подала бедра назад и ткнулась ягодицами в мой пах.
– Эй, солдат, – захохотала она, довольная своей проделкой, – кажется, кровожадный сомик уже забрался тебе в трусы!
Не в силах больше сдерживать желание, я попытался обнять девушку, но та очень ловко выскользнула. «Зачем только намыливал ее!» – с досадой подумал я и вновь сделал попытку заключить Зийлу в объятия.
– Но-но! – грозно свела она брови и бросила мне в лицо пригоршню мыльной пены с волос. – Не нарушай субординацию, рядовой. Меня могут лапать только равные по званию. Или старшие.
– В Эльфийском легионе я был сержантом! Это поглавней десятника.
– Врешь небось. Знаю я вас, грязных мужиков!
– Грязных?..
– Не спорь, ведь я еще не мылила тебя. Чего только не выдумаете, чтобы соблазнить беззащитную девушку. Вон, тысячник Боксугр вообще заявил, что пленный киафу научил его говорить с демонами Номмо, и те поведали ему секреты самой страстной любви. А что оказалось? Страстной любви хватило ровно на три секунды. К тому же у него противное рыхлое брюхо и из пасти дохлыми лягушками воняет. Лучше бы попросил у Номмо здоровые зубы. Или хотя бы лоскут «живой» кожи, как у снайпера Джадога. О живых трусах уж и не говорю!
– Я на самом деле сержант! И «живая» кожа с трусами мне нужны не больше, чем магический шар тувлюху. Живот мой плоский и рельефный, точно плитка шоколада. А дыхание свежо, будто ветер с вершины Альп! – не сдавался я. Поэтические эпитеты, которые в другое время мне бы и не вспомнились, сами собой срывались с языка. – Ты знаешь, что такое Альпы?
– Не знаю. Но знаю, что сейчас ты скажешь, будто твой банан столь же высок и могуч, как вон та пальма.
– Ну да! Фигурально выражаясь.
Зийла отрицательно покачала головой:
– Нет, Федор! Заслужи хотя бы звание десятника геройским поступком, тогда видно будет. Например, свергни врага народа, верховного правителя Волосебугу. А сейчас бери мыло и займись своими волосами! Твоя голова похожа на больного дикобраза.
С этими словами она нырнула в воду. Поплавав десять минут, Зийла выбралась на берег. Кое-как согнала ладошками с тела воду и неторопливо, явно рисуясь, оделась. Перепоясалась ремнем и ушла, откровенно покачивая бедрами.
Из кустов тут же вылез Зак. На лице у него было написано сочувствие пополам со злорадством. Второго обнаруживалось явно больше.
– Да, не повезло тебе, мужик! Такой облом не скоро забудешь. Того и гляди психологическая импотенция возникнет, придется кожу Люсьена обратно выкупать. Вот я бы на твоем месте точно не оплошал.
– Хватит скалиться, – вспылил я. – Еще и подглядывал за голым командиром! Возьму и расскажу всем, как тебя в Хенде испытывали. Первые два испытания пропущу, а третье обрисую во всей неприглядности. И пусть все знают, кто тут оплошал и какой ты таха.
– Ладно, ладно, – занервничал Зак. – Ты это брось, командир. На вот лучше, поешь. Самые свежие продукты для тебя принес, почти не просроченные. Смотри, вяленая индюшатина, какие-то консервы и лимонад. Уже обеззараженный, но без газа.
– Давно бы так! – сказал я, наскоро завершил купание и со всем энтузиазмом настоящего диверсанта взялся за ужин.
* * *
Отсутствие хоть сколько-нибудь серьезного оружия по-прежнему беспокоило Люсьена. Снайперская наука однозначно рекомендовала поражать цель с как можно более дальнего расстояния. Идею похищения жезла у повстанцев он отверг как опасную. Пропавшего оружия наверняка хватятся, что вызовет переполох и усиление бдительности.
К счастью, в подводной битве выяснилось, что он может пользоваться и метательными снарядами. Однако точность дальнего броска требовала иметь у оружия достаточно длинный черенок. Узнав, что войско гоблинов останется в Чикулеле на ночь, Люсьен отцепился от брюха черепахи и ползком направился в джунгли. Два железных наконечника для копий, изготовленные еще на дне реки и бережно сохраненные в складках плаща, должны были как можно скорей обрести прямые и прочные древки.
* * *
Главным событием этого вечера для меня грозила стать раздача метикалов. Тысячник Боксугр, сидя в командирской черепахе, по одному подзывал солдат и протягивал им пригоршню монет. Неграмотные гоблины подолгу пересчитывали их, то и дело сбиваясь, отчего воинство шумно роптало. Наконец Боксугр не вытерпел и прогнал очередного таха разрядом в сторону Ксакбурра из «глаза дракона». После этого раздача денежного довольствия пошла заметно быстрее.
– Вот гад, наши кристаллы расходует, – зло прошипел я на ухо орку.
– Это его законное право, мужик. Он же командир.
– Бунтовщик он проклятый, а не командир.
– Вот услышит кто, тебе не поздоровится. Лучше бы ты все-таки почитал Устав нашей армии, а то Рож грозился устроить всем новобранцам зачет. Запомни, командиров ругать нельзя, это первый параграф. Слушаться их надо, как самого Хуру-Гезонса, понял?
– А какой второй параграф?
– Если хочешь поспорить с командиром или послать его к Насру, смотри первый параграф.
– Кончай прикалываться. Не бывает таких дурацких уставов.
– Таких повстанческих армий из двухсот гоблинов, как наша, тоже не бывает.
– Ага, прозрел наконец-то! – обрадовался я. – А то «свободу Даггошу», «долой киафу» орал. Вспомнил, зачем мы тут обретаемся? Кстати, что такое «Наср»?
– Нечистая сила, вроде гоблинского дьявола. Раньше ему кровавые жертвы приносили. У него еще жена есть, Матерь Грязи. Тоже злобная.
Тут подошла очередь Зака получать жалованье, и он с довольным видом поскакал к штабной черепахе. Я завистливо поглядел ему вслед и отыскал глазами проклятого Кваквасу. Тот уже получил свои метикалы и теперь перешептывался с каким-то неприятным гоблином, косясь на меня и побрякивая монетами над ухом задумчивого собрата. Похоже, тот не слишком-то воодушевлялся метикалами или еще помнил о моей угрозе, так доходчиво растолкованной умным Джадогом.
Между тем почти стемнело, и в Чикулеле разожгли костры. На поляне осталось всего несколько самых страшных или увечных наемников, которых никто никуда не позвал. Даже Зак, обретя суточные, вероломно испарился. Зийла, как я успел заметить, нырнула под панцирь бронечерепахи и с лязгом захлопнула за собой люк. Кажется, сегодня у нее не было настроения переспать с кем бы то ни было вообще. У меня отлегло от сердца. Выходит, это не я такой несчастный урод! Едва настроение улучшилось, начали одолевать сразу два желания: забраться под бочок к гоблинше и отыскать предателя-соратника. Хоть разорвись.
Однако тут меня вызвали за валютой. Конечно, самым последним!..
– Вот, только девять осталось, – хмуро заявил Боксугр и высыпал монеты в мою ладонь, шершавую от погонщицкого труда и антисанитарии.
– Я протестую! У меня твердый оклад жалованья!
– Забыл Устав, солдат? – кровожадно прищурился гоблин и потянулся за жезлом.
– Никак нет! – отрапортовал я. – Возражать командиру запрещено!
– То-то же…
Тысячник широко ухмыльнулся и тронул черепаху. Меня окутала вонь черепашьей отрыжки и пыль. Только через несколько секунд после отъезда начальства я понял, что так и стою с протянутой рукой, и чертыхнулся.
– Гады позорные. А еще армия называется! Где этот подонок Маггут?
Я отправился бродить по селению, высматривая в свете костров товарища. Повсюду веселились пьяные гоблины, и отличить местного жителя от наемника было почти невозможно. Многие скинули рубахи защитного цвета и щеголяли с голыми торсами.
– Эй, красавчик, иди к нам! – крикнула мне какая-то губастая красотка. В носу у нее красовалось огромное кольцо. – Садись, поцелуемся!
Ее кавалер, судя по всему, уже отрубился. Фигурой он походил на Зака. Я поспешил к костру. Перевернув пьяного в стельку гоблина, разочарованно крякнул.
– Эй, ты что? – насторожилась черная девка. – Парней любишь, что ли?
Сидевшие поблизости от огня наемники незлобиво заржали.
– А что тут такого? – послышался сзади голос доброго Джадога. Он возник в круге света, будто демон ночи. – Чем парни хуже девчат? Даже лучше! Верно, друг Федор?
– Не отнимай у меня человеческого воина, извращенец, – возмутилась девица и силком усадила меня подле себя. – Он тебя не хочет, противный! Уходи! Правда же, мой герой? Ведь я тебе больше нравлюсь?
– Да, безусловно!
– Злой, негодный мальчишка, – обиделся Джадог. – Ты еще пожалеешь, что оскорбил мое светлое чувство. – Он вскинул руки к лицу и понуро удалился в ночь.
Но пока ни о чем таком я жалеть не собирался. Напротив, Джадог начал досаждать мне даже больше, чем злобный Квакваса. Тот хотя бы с любовными признаниями не лезет! Уже за одно это его следовало уважать и опасаться.
– Пойдем со мной в заросли, красавчик, – промурлыкала гоблинша. Пока я размышлял о своей личной жизни, она успела задрать пальмовый подол и уже вовсю двигала бедрами, охмуряя бледнолицего воина. – А ты мне за это десять метикалов подаришь.
– У меня только девять… А чехол у тебя есть?
– Девять? – возмутилась она и тут же опустила листья на место. – Да как ты смеешь приставать к честной женщине за такие гроши! – Она отпихнула меня и стала высматривать свободного воина армии таха. – Сегодня только за десять! Или ищи метикал, или даже не трогай меня, негодяй. Все вы, люди, мерзавцы.
– Не очень-то и надо! Деньги целее будут.
Я поднялся, но был остановлен возмущенными криками гоблинши:
– Подонок! Он меня щупал! Изнасиловал! Где мои метикалы, скотина?
Из ближайшей хижины высунулся седовласый гоблин с копьем. Оценивающе оглядел меня и большой нож на моем поясе.
– Замолчи, дура, – проворчал он и нырнул обратно.
Пришлось бедной женщине так и поступить, но горевала она недолго – заприметила во мраке нового кандидата и помчалась на его поимку. Я же разочарованно двинулся в обход деревни. Что ни говори, а сегодняшний банный эпизод на реке оставил в душе глубокую рану. Не окажись девка такой твердой в своих принципах, она могла бы пожать изрядные любовные плоды.
* * *
В эту ночь ни одна туземка не пожелала разделить со мной любовные утехи за сумму, меньшую чем десять метикалов. Точнее, желающих нашлось довольно много, однако были это очень страшные или совсем уж древние гоблинши. Они даже предлагали мне пищу, но я решительно отвергал такую противоестественную форму любви. А с откровенно несовершеннолетними, будучи в душе эльфийским миротворцем, я решил не связываться.
Тем более что самых юных девиц уже загнали спать.
Несколько раз мне предлагали «живую» кожу, так выгодно проданную Заком любвеобильному снайперу Джадогу. Кожа быстро переходила из рук в руки. Впрочем, скоро у меня появились сомнения в удачности сделки, заключенной орком. В деревне, затопляемой волнами необузданной страсти, цена обрывка искусственного эпидермиса росла бешеными темпами.
Когда ко мне подкатился третий продавец, «сокровище» строило уже двести пять метикалов!
– Ты свихнулся, боец, – оторопел я. – Это же больше золотой кордобы. За такие деньжищи можно сразу двадцать девочек склеить, и еще на выпивку останется.
– Да тебе и одной-то не удалось! – презрительно молвил гоблин. – Проходи мимо, нищета белопузая! Так и помрешь импотентом.
Через час блужданий по деревне, насмотревшись всяких безобразий и выслушав массу обидных обвинений в жадности или импотенции, я достиг окраинного строения, напоминающего сарай. Его как раз покинула помятая девица. Она быстро убедилась в моем недостаточном богатстве и упорхнула, а я с глухими проклятиями ввалился внутрь. Как ни странно, сарай оказался достойным того, чтобы в нем мог одиноко вздремнуть диверсант, уставший от общества похотливых гоблинов.
– Кто там? – услыхал я грубый голос Зака. – Проваливай, шлюха, деньги уже кончились!
– Это я, твой командир, – сурово сказал я и зажег спичку. – Не нужно мне твоих грязных метикалов, у меня и свои есть.
– Откуда? Неужто никому не захотелось одарить тебя пылкой любовью? – опешил орк.
– Отвяжись.
– Да ты просто жмот! Все воины делятся доходом с нищими аборигенами, а ты каких-то десять метикалов пожалел. И никакой ты мне не командир, кстати, а простой солдат.
– Сказал же, заткнись, дезертир. Лучше объясни, почему здесь так пусто? – спросил я настороженно. – Неужели перекрытия ненадежные? В каждой хижине по десятку наемников, а тут лишь мы с тобой да пауки.
Я стал простукивать стены, как в кутузке деревни Хенд, и даже подпрыгнул, чтобы потрогать потолок, но только сбил какое-то толстое крылатое животное – оно с воплями и треском крыльев принялось метаться по сараю, пока не угодило в дверной проем.
– Прекрати шуметь, а то еще нагадят нам на морды ядовитым пометом, – возмутился орк. – Я всем сказал, что сегодня здесь ночует белая обезьяна Федор, и мои большеносые братья разбежались. Крысы, кстати, тоже за ними ушли, а шуршат летучие вампиры. Они высоко, им не страшно! Здорово я придумал? Кстати, я новый анекдот знаю, Джадог поделился. В общем, тувлюх собирается в Мувроп. «А ты знаешь, – говорит ему жена, – что там сорок градусов в тени». – «Тувлюх не дурак, в тени сидеть не будет!»
– Смешно, оборжаться просто… Между прочим, этот Джадог оказался пронырливой сволочью. Уже перепродал твою «живую кожу» с хорошим наваром. То-то будет скандал, когда выяснится, что толку от нее – как от бегемота шерсти!
Однако Зак лишь скептически хмыкнул, хотя и с оттенком недовольства.
Я отыскал ровное место с кучкой сухих листьев и разлегся на нем. Ноги гудели от долгих скитаний по Чикулеле, а на сердце было тоскливо. Что за жестокая судьба диверсанта!
– Странно все это. Неужели таха не идут в этот сарай, потому что считают меня прокаженным? – озадачился я. – Или думают, что я скоро стану десятником, вот и подлизываются. Дескать, спи в просторной хижине, без нашего смрада и храпа. Да, это похоже на правду.
– Ничуть не похоже, – возразил Зак и подгреб под себя остатки пальмовых листьев. Теперь он возвышался над земляным полом, словно лежал на помосте. – Кем ты себя возомнил, мужик? Намылил спину Зийле, и уже десятник? Эдак всякий крестьянин сумеет! Еще и получше.
– Мы с ней в пещере этим занимались! – вспылил я. – На бывшем оружейном складе.
– Ты подло воспользовался моментом и трахнул командира, негодяй? Ну так расскажи об этом на утреннем построении, всем будет интересно. Особенно тысячнику Боксугру.
– Она меня сама совратила, – признался я. – Извини.
– Ладно, я не в обиде…
Орк явно получил от чикулелки все и даже больше. Иначе не выглядел бы таким довольным, словно кот, объевшийся рыбы со сметаной. Неудивительно, что беды бывшего командира он воспринимал без должной скорби.
– Дай-ка мне листьев, рядовой, а то жестко, – опомнился я.
– Иди да нарви. Джунгли за дверью, – проворчал тот, но подстилкой все же поделился. Наверное, потому, что листья были прелые.
– Между прочим, у меня есть новый план. – Я расправил этот недозрелый силос и растянулся на нем.
– Небось хочешь, чтобы я пошел в ночь и зарезал Хуру-Гезонса? Даже не рассчитывай, я не такой вероломный убийца. К тому же не знаю, где он сейчас находится.
– Расслабься, никто тебя на убийство не гонит. Мы соберем наши суточные за неделю и выплатим их Джадогу. Думаю, я смогу уговорить его порешить Шамана.
– Еще чего! Чем я, по-твоему, буду с девками расплачиваться?
– Нет, ну каков нахал! – возмутился я. – А еще диверсант, элитный боец «небесных повязок». Что бы сказал твой героический дед, если бы услышал это нытье? Может, ты вообще о нашем задании забыл?
– О каком таком задании?
Я только плюнул от досады, да так удачно, что угодил в летучего вампира, что висел, уцепившись коготками за крышу. Летучая мышь истошно пискнула и от испуга опорожнила кишечник. По счастью, мы не пострадали.
– Какого Насра они тут висят? – возмутился я. – Полуночи ждут? А ну, кыш охотиться!
– Тебе же в шею и вопьются, – сонно заметил Зак.
Вампиры тем не менее вняли приказу: дружно снялись с крыши, покружили с шелестом над нами и улетучились во мрак. Наступила приятная слуху тишина, не считая характерных для тропического леса шумов. Воины-освободители, похоже, спустили наконец валюту до последнего метикала и угомонились.
– И все-таки я не понял, почему смелые таха испугались меня и предоставили на ночь целый сарай.
– Да не тебя они испугались, брат, а неизвестного убийцы, – пробормотал орк сквозь дремоту. – Квакваса нанял какого-то здешнего отморозка за десять метикалов, чтобы тот тебя прирезал во сне. А тот и рад. Он же не знает, что твой убийца обречен. Представляешь, как Квакваса тебя ненавидит, раз даже сексом с аборигенкой пожертвовал? Вот все и струхнули – вдруг чикулелец перепутает и всадит нож не в того? Вся армия об этом знает, один ты темный…
И он захрапел.
– Сам ты темный, даже где-то черный. А ну рассказывай подробности!
Но добудиться утомленного Зака оказалось невозможно, не помог даже ощутимый пинок в область живота. Орк в ответ замахал руками и принял лежа боевую стойку. Но моментально вновь отрубился, заснув еще крепче.
– Горе-диверсант, – прошипел я и в смятении стал прислушиваться к ночным шорохам.
Мне вовсе не хотелось пасть от ножа какого-то нищего чикулелца. Тем более вдали от поля битвы, где подвиг диверсанта могли бы заметить, а потом и посмертно наградить доблестного воина.
«Что-то я не о том думаю, – решил я и с удвоенной силой напряг слух. – Не дам насадить себя на немытый кинжал, которым только что шинковали протухший ананас».
Я собрал несколько выпавших из стен палок и соорудил из них баррикаду напротив дверного проема. Наверняка убийца врежется в конструкцию, та с треском рухнет на пол хижины, вот тут-то я и насторожусь! Жаль, что мы лишились файерболов, а то бы соорудил растяжку за порогом – и у врага все кишки бы вылетели вместе с мозгами, чтобы другим неповадно было.
Еще минут десять я крепился, пытаясь различить сквозь стрекот цикад – или кто это там шумел во тьме? – крадущиеся шаги злодея гоблина, а потом был сморен неспокойным сном. Понятно, во сне меня принялись соблазнять толпы пышных красоток. Вели себя при этом крайне гадко: только манили да вертели задницами, даже пощупать не давали. Я злился и грозил им ножом-пилой, однако беззастенчивые девки лишь смеялись трескучими голосами. Но вдруг случилось чудо – одна из них отбросила стыд и запустила горячую ладонь мне в штаны. От такого нежданного поступка я обомлел и тут же проснулся. Моментально выяснилось, что меня на самом деле кто-то трогает.
– Эй! – Я отпрянул вбок и выхватил нож. – Не приближайся, сволочь! Убить меня пришел, грязный подонок?
– Тихо ты, ревнивого Зака разбудишь, – прошептал поздний гость голосом Джадога.
Я запалил лучину и увидел сальную рожу похотливого гоблина.
– При свете нравится? Ах ты озорник! – расплылся тот в ухмылке. – Мне тоже. Но лучше погаси, а то он проснется. – Джадог кивнул на Маггута.
– Нет, – твердо заявил я. – Уходи, а то разбужу своего друга.
– Неужели ты так ему верен?.. Но ведь я лучше, ласковей. Вот, возьми, только не отвергай меня, – взмолился гоблин и протянул мне раскрытую ладонь, на которой блеснули монеты. – Посмотри, как я силен и красив! И храбр! Возле хижины еще какой-то громила в плаще бродил, так я его прогнал. Не испугался, хоть он и был громадным. А все потому, что ты мне нравишься, человек, аж в животе горячо!
– Ты спугнул моего убийцу? Хм…
Гоблин горячо закивал головой.
– Не просто спугнул, а прогнал!
Я задумался. Конечно, иметь такого союзника, как этот энергичный и находчивый наемник, довольно неплохо. Но вступать с такой образиной в половую связь мне было противно до тошноты. Вдруг извращенец какой-нибудь? Например, садист. А если грубо прогнать, еще зарежет из ревности! Типа «не доставайся же никому».
– Так ты на все готов, чтобы отдаться мне? – спросил я у Джадога. – А чехол для банана у тебя есть?
– Кто сказал «отдаться»? Вот овладеть тобой, это да!
– В таком случае ты не к тому обратился. Мое амплуа – всегда доминировать!
– Это как?
– То есть быть сверху. И вообще, я люблю Зака, так что проваливай. – Брезгливость наконец-то победила во мне воинский долг.
– А за целых десять метикалов?
– Пошел к Насру, парнишка.
– А за двадцать? Неужели откажешь? Пощади мои чувства, милый! Хочешь, я кого-нибудь убью для тебя? Только не вели мне совершить самоубийство, на такое я пока не готов.
– Все, вали отсюда.
Гоблин протяжно вздохнул и в печали обхватил голову руками. Весь его вид свидетельствовал о крайней степени любовного томления и тоски. Эти чувства буквально разъедали его, будто ржавчина – железо.
– Зачем я только «живыми трусами» в Мувропе стал торговать, – огорченно пожаловался он. – Любил бы сейчас женщин, как все. Эх, за что мне такая напасть?
– Что за трусы такие? – заинтересовался я. – Натурально живые или такая же фальшивка, как та «кожа», что ты у Зака купил?
– Ну… как бы живые. И не фальшивка, действительно рабочая вещь, Черным Шаманом клянусь! У них спереди вставка из шкурки хухум. Всякий, кто наденет их, приобретает невиданную потенцию и половую силу. На себе проверял! На кого угодно возбуждаешься, хоть на свинью. Если долго их носить, зачахнешь и копыта отбросишь. Но если время от времени надевать, эффект еще долго сохраняется. Знатная вещь, белый брат! Неужели не слыхал никогда?
– Я недавно на вашем материке. Хотя про всякую «живую» хрень, которая половую слабость лечит, наслушался уже досыта. Такое ощущение, что здесь все мужики поголовно импотенты. Ну и что за история приключилась с этими трусами?
– Со мной, а не с ними. Торговал я этим товаром в Мувропе. Добыл с десяток шкурок хухум у браконьеров и поехал по племенам. Знал уже, где вожди старые, а стало быть, мне самые большие квачи обломятся. Маркетинг, слыхал такое слово?
– Нет.
– Ну, неважно. В общем, я точно знал, кого мне этими трусами осчастливить. Кто заплатит самые большие деньги, не обманет и не прикончит. А ведь запросто убить могут, цена-то у них не одна тысяча метикалов! В нашей армии за год столько не заработаешь. Короче, в одном богатом стойбище вождь их у меня купил. Сразу в административной хижине напялил и давай на радостях молодую жену обхаживать. Прямо при мне! Ну, я от такого зрелища тоже порядком распалился, хоть и без змеиных трусов. Старик заметил, что я страдаю, и говорит: отделай меня поскорее сзади, пока я девку свою люблю. А то прикажу подданным тебя живьем изжарить, потом съесть.
– Вот подонок, – возмутился я. – Грязный старикашка!
– Не то слово! Делать мне было нечего, кроме как этого старика трахать! Ну да жизнь все равно дороже, брат, – философски заметил Джадог. – Так что пришлось пойти у него на поводу. И ты знаешь – тут-то открылась мне простая истина!
– Это какая же?
– А такая, что между мужчиной и женщиной разницы никакой нет!
Он замолк и выжидательно уставился на меня. Я, однако, даже не подумал смягчиться. Напротив, от идиотской повести гоблина мое сердце еще больше ожесточилось. Картина совращения Джадога со всеми омерзительными подробностями предстала перед внутренним взором, и к горлу подкатила тошнота.
– Все, выговорился? А теперь проваливай и навеки забудь ко мне дорогу, – холодно заявил я.
Гоблин вздохнул пару раз, посопел и удалился в ночь.
Едва злополучный соблазнитель вышел из хижины, снаружи раздался многоголосый крик, наполненный ужасом. Я высунулся в дверь, чтоб разузнать, что происходит. В Чикулеле царила неразбериха. Метались солдаты, визжащие девки и собаки. Старик в огромной деревянной маске и юбочке из ярких перьев – видимо, деревенский колдун – тряс бубном и швырял в сторону джунглей горящие головни. Ревел клаксон командирской черепахи, свет фонарей хлестал по темным деревьям.
Вдруг, откуда ни возьмись, выскочил и повис на мне тяжело дышащий гоблин. Я решил, что это опять проклятый гомосек, только надумавший взять меня под шумок не лаской, а силой, и хорошенько заехал подонку в ухо. Тот хрюкнул и повалился наземь, а затем предпринял попытку проскользнуть в хижину.
– Все-таки я прикончу тебя, Джадог! – пообещал я, примеряясь, как бы половчее пнуть гоблину между ног.
– Я не Джадог, – прорыдал тот. – Я Цаво, десятник. Пусти скорее в дом!
Это и впрямь был каптенармус Цаво. Я отступил в сторону, и десятник ящерицей юркнул в хижину. На командирской черепахе тем временем воздвиглась фигура самого Хуру-Гезонса. Главнокомандующий дал по джунглям длинный разряд из жезла и громогласно заревел:
– Отставить панику, крысиные потроха! Перестреляю трусов!
Тут же все затихло. Девки и солдаты залегли, собаки попрятались, и даже летучие вампиры благоразумно затаились в ветвях. Лишь Черный Шаман на боевом посту грозно поводил жезлом из стороны в сторону. Я поспешил укрыться в хижине. А то ведь схлопочешь разряд, и кто потом докажет, что на самом деле не был трусом?
– Эй, Цаво, ты здесь?
– Здесь.
– Что там за дела?
– В джунглях видели демона. У него голова из меди, глаза из углей, грудь и спина из панциря черепахи, руки и ноги, как у крокодила. Он шел в сторону Чикулелы. Говорят, такие твари ищут тех, кто потревожил покой священной глыбы старинного железа.
Я поневоле задрожал. Неужели охранник колдовских развалин все еще идет по нашему следу? Но ведь артефакта у нас больше нет!
– Зак, ты слышал это?
Орк не ответил. Он крепко спал! Я снова обратился к Цаво:
– И как, дошел демон до деревни?
– Вроде нет. Наверное, понял, что с великим Хуру-Гезонсом даже ему не совладать.
Кое-как успокоив себя тем, что демон – всего лишь галлюцинация перепивших и переусердствовавших в любви гоблинов, я улегся на подстилку. Но еще долго после этого в тревоге прислушивался к стрекоту насекомых: не крадется ли во мраке демон с горящими глазами? Или гнусный извращенец Джадог? Или очередной наемный убийца?
Деревня была тиха, и наконец меня сморил тревожный сон.
* * *
Подобрать древки оказалось делом пустячным. Люсьен плотно насадил ржавые, но грозные наконечники на стволики молодых пальм и попрактиковался в метании. Копья летели далеко и точно поражали цель. От удовлетворения у Люсьена потеплело в груди – как раз там, где хранился артефакт. Гомункулус вытащил из отверстия спасительную бутыль и начал рассматривать. Содержимое в этот раз выглядело скоплением крошечных зеленых и желтых пузырьков. Пузырьки беспрерывно перемещались, оказывая на Люсьена возбуждающее действие. Не осознавая себя, Люсьен открутил с бутыли колпачок и приложился к горловине. Пузырьки щекочущим потоком хлынули ему в рот. Он тут же потерял ориентацию в пространстве и времени. Сознание затопила переливающаяся желто-зеленая пена…
Очнулся он в темноте. Несколько часов выпали из памяти, точно были начисто стерты. Двигательные органы подчинялись с задержкой, зрение заметно расфокусировалось. Бутыль обнаружилась под ногами: запечатанная, с понизившимся уровнем жидкости. Люсьен поместил ее в надлежащее место и скрытно поспешил в лагерь повстанцев.
Он подоспел вовремя. Возле строения, внутри которого датчики зафиксировали обоих диверсантов, находился вооруженный тесаком гоблин. Намерения его были абсолютно ясны – прирезать диверсантов. Неподалеку прятался еще один гоблин, но тот опасности не представлял, будучи всего лишь наблюдателем. Люсьен подкрался к злоумышленнику и оглушил его легким ударом по затылку, после чего забросил на плечо и потащил в джунгли. Он еще не решил, что полезней для соратников и задания в целом. Уничтожить аборигена и надежно спрятать тело либо просто обездвижить на длительное время?
Едва он бросил злодея на землю, как тот пришел в себя. Гомункулус зажал врагу рот ладонью и задумался. Убить проще всего, но исчезнувшего гоблина хватятся, поднимется тревога. Между тем главный закон диверсионного дела – до последнего поддерживать у врагов ощущение безопасности. Еще раз оглушить, только сильнее? Тоже плохо. Едва беспамятство закончится, абориген расскажет всем о Люсьене. Или предпримет новую попытку зарубить Стволова и Маггута гигантским ножом.
Уже привычным движением гомункулус достал бутыль, распечатал и приложился к ней. Слегка. Для обострения мыслительных способностей.
…Любитель грязных денег вывернулся из-под лапы замершего чудовища, взглянул напоследок в его полыхающие адским огнем глаза и бросился прочь, оглашая джунгли дикими воплями.