Глава 29
«Я обещал её брату позаботиться о ней», — вот и всё, что он сказал, увидев её. Ту, которая прошла за ним до самой столицы, терпела нужду и унижения, опустилась до того, что стала телохранителем. И здесь — под жалом арбалетного болта — она очутилась тоже благодаря ему. Она закусила губу, так велика была обида. Хотя с чего бы ей было обижаться на него? Чужака, пришедшего с той стороны, ни минуты не желавшего быть ей мужем? «Домой! Домой!» — только на это его и хватало, только этого он и хотел, едва очутившись здесь. Он и сейчас хотел этого, хотел исчезнуть, переместиться куда-нибудь подальше, а лучше всего — обратно, за грань, разделяющую их миры.
Она сморгнула набегающие слёзы. Оглянулась украдкой.
Рыжая девчонка тоже была здесь. Рокти вглядывалась до рези в глазах. Так, как умеет видеть только её народ. Эта девчонка тоже была ктраном. Почти взрослым ктраном. Ктраном подростком. Она видела это совершенно ясно. Хотя бы еще и потому, что здесь был её лесной брат. Волк лёг, рыча, прижав уши к голове. Он не знал, как очутился здесь. Ей стало жаль его. Но лишь на какое-то мгновение. Он тоже был предателем. Ренегатом, покинувшим свой клан.
Рокти понимала теперь, как мог ошибиться Никита, принимая эту рыжую за ребенка. Она действительно была им. Где-то глубоко в душе оставалась маленькой девочкой — и это тоже было заметно. Ещё как заметно. Рокти казалось, что у неё двоится в глазах. Она будто видела их обеих — почти взрослую женщину и ребенка — одновременно. Но затем, приглядевшись, поняла — нет. Всё-таки нет, не одновременно. Суть этого ктрана менялась в зависимости от того, к кому обращался её взгляд. Она была женщиной для Марка. Ребёнком — для своего волка. Вернее, хотела бы быть — Рокти оставалось только гадать, как каждый из них относится к ней на самом деле — но не могла сделать окончательный выбор.
Рокти содрогнулась, увидев всё это. Непрерывное внутреннее метание, балансирование на грани, было похоже на непрекращающуюся пытку. Рокти поспешила отвести глаза.
Белгрскому монаху давно уже было всё равно. Он умер однажды, сам не заметив того. Продолжал делать что-то, повинуясь сложной системе понятий о дурном и хорошем, достойном и предосудительном, заложенной в него с малолетства, выработанной годами и отточенной до совершенства. В нём не осталось ничего своего. Кроме, пожалуй, смутного, слабо осознанного желания отомстить. Отомстить Марку. За чью-то смерть. Как ни вглядывалась, она не могла разглядеть ничего кроме рук, залитых кровью. Этот человек так долго видел их перед своими глазами, рассматривал внутренним взором… кажется это были собственные его руки.
Она переключилась на мальчишку.
Крысёныш был странен. Он больше не был тем, кого она держала за руку, пытаясь нащупать ответ на вопрос Марка «кто этот малыш, и не выдает ли он себя за другого». Каким-то непостижимым образом он изменился, оставшись человеком всего лишь на треть. А ещё у него поменялся цвет глаз, став из темно-синего светло-голубым. Он подмигнул ей, оскалившись. Его переполняла радость.
Это напугало её больше, чем всё, что она успела увидеть до сих пор.
Дальше, медленно пятился прочь от хрустального яйца человек, в котором солдата можно было бы угадать лишь по армейским сапогам. Грудь его перетягивала повязка, наложенная умело и ловко. А стоячий ворот косоворотки был оборван, бахромою щекотали шею лопнувшие нитки. Кто-то одним движением лезвия отсек по косой его некогда длинные светлые волосы, оставив пару длинных прядей у висков и полностью открыв затылок и шею. Руки его были скручены за спиной. Он выглядел как приговоренный к казни через отсечение головы. Что же должен был сделать этот потерянный, опустошенный человек, чтобы заслужить благородную плаху вместо положенной ему по чину и званию виселицы?
Она оглянулась украдкой, потому что чувствовала рядом кого-то ещё.
Ворон рухнул вниз камнем, заставив пригнуться. Заорал, расправляя аршинные крылья. Стальные когти впились в хрустально прозрачный камень. Он глядел прямо в лицо приближающемуся Никите и кричал ему что-то на непонятном наречии. «Стреляй!» — Марк бежал, на ходу вынимая меч, — «Стреляй!» — казалось, он смотрит прямо на неё. Когда она сообразила, наконец, кому адресованы эти слова, то почувствовала возможность спасения. А потом Никита медленно опустился на колени. Арбалетный болт просвистел мимо, оглушив. Она не успела заметить, как он сорвал птицу с камня. Видела лишь, смазанное чёрное пятно, шмякнувшее о стену далеко впереди. Арбалетный болт выбил искру из и упал, деревянно стукнув.
В воздухе над яйцом кружились маленькие черные пёрышки.
А потом она забыла всякие мысли о бегстве, потому что комок изломанных перьев, там, у дальней стены, вдруг зашевелился и пополз, скребя по полу стальными когтями, волоча за собой короткую черную деревяшку.
Второй выстрел если и не прикончил тварь, то заставил её затихнуть. Марк стоял, тяжело дыша, готовый ринуться к птице, если та пошевелится ещё раз. Рыжая девчонка ктран чуть присела, в каждой руке раскрыв веер метательных ножей. Монах отошел назад и в сторону, уходя из поля зрения гнома, увеличивая расстояние между возможными целями его арбалета. Крысёныш скользнул по мосту ближе к берегу, ближе к гному. А волк исчез. Будто бы его и не было вовсе. Соотношение сил чуть, едва заметно изменилось.
— В моём арбалете ещё восемь стрел. — Сказал гном из-за её спины. — И я убью всякого, кто попытается помешать мне ещё раз.
Медленно кивнув, Марк убрал меч в ножны. Девчонка раздувала ноздри, щуря глаза недобро. Рокти услышала легкий, едва различимый щелчок позади и чуть качнула головой, а потом глазами показала на то место, где ещё минуту назад лежал волк. Рыжая заметила её знак. Нарочито медленно, не спеша, спрятала стальные осколки обратно, в пояс.
— Поднимайся, — велел гном сжавшемуся на мосту Никите. Тот не шелохнулся в ответ. Лишь застонал. — Вставай! — закричал гном.
— Из него живьем пытались вынуть душу! — Марк шагнул навстречу, попутно заслонив собою рыжую. — Дай ему придти в себя.
Секунды тянулись в молчании. Потом гном прикрикнул:
— Помоги ему, Вадимир!
Человек с обрезанными волосами вскинул голову. Поглядел долгим, пристальным взглядом: И не стронулся с места.
— Проклятие! — гном ткнул её в спину. — Иди ты!
Она пошла, не оглядываясь.
Это закончилось так же внезапно, как и началось. Раздался свист арбалетного болта — я успел наизусть выучить этот звук — а потом ворон шмякнулся где-то далеко позади. Калкулюс выстрелил ещё раз, прежде чем птица затихла окончательно. Но я уже вздохнул свободнее. Грудь всё ещё сдавливало, но я больше не чувствовал себя запаянным тюбиком зубной пасты, из которого тщетно пытаются выжать хоть что-то. И хотя я не рискнул бы ещё подняться на ноги, зрение и слух начали возвращаться ко мне постепенно.
— Поднимайся! Вставай! — кричал гном.
«Ага, сейчас», — подумал я и застонал. Получилось очень натурально.
— Из него живьем пытались вынуть душу, — услышал я голос Марка, и снова накатила дурнота. Всего лишь на какое-то мгновение. Я задышал глубже, пытаясь справиться с паникой.
— Помоги ему, Вадимир!
«Аж два раза», — я за малым не рассмеялся. Стало легче. Капитан последний стал бы помогать мне.
— Проклятие! Иди ты!
Я улыбнулся, торжествуя. У меня в рукаве оставался один, козырный туз. И я надеялся разыграть его верно.
Яйцо в чаше было прекрасно. Прозрачное, как горный хрусталь, оно сверкало, испуская мягкие лучи. Те обволакивали его дымкой. А ещё казалось, будто камень источает тепло. Жар становился тем сильнее, чем ближе она подходила к нему.
Чаша, вырезанная грубо, покоилась на тонко сработанном базальтовом треножнике. Её поддерживали единорог, грифон и феникс. Она задержалась невольно, разглядывая их. Вспомнила сказки, какие рассказывали в Далионе о чудесных покровителях Нового Эрина, хранителях Грааля. Те были прекрасны, справедливы и добры.
Она прошла, наконец, мимо. Никита стоял на коленях, опустив голову на руки. Он зарос с тех пор, как она последний раз видела его в таверне. Оказалось, его темные волосы чуть вились. Она присела осторожно — на узком мосту — приподняла его голову.
Его взгляд был ясен и тверд. Улыбнувшись, он сбросил её в воду.
Волк лежал тихо, недвижно. Прижимал уши к голове и утробно рычал, чуть вздергивая верхнюю губу. Волк видел его. Смотрел прямо в глаза ярко-янтарным взглядом. Шерсть дыбилась на загривке. Судороги пробегали по телу, но он лежал недвижно.
Едва представилась такая возможность, домовой скрыл его. Отвёл взгляд всем, не разбираясь, кто свой, кто чужой. Волк почуял это. Губа его перестала дрожать, обнажая зубы, а взгляд из янтарного стал тепло-желтым. Он успокоился. И принялся выжидать.
Маленькими шажочками, перетекая с места на место, словно ртуть, Рол двинулся к гному. Он видел его так же ясно, как и любого другого в пещере…Он не мог его ощущать. Ему казалось, будто за спиною Рокти, стоит, угрожая ей арбалетом, бездушная каменная глыба.
Когда Рокти указала ей глазами на то место, где лежал только что, скаля зубы и дрожа всем телом, Сирроу, Эдель поняла, что домовой тоже здесь. Он не мог не быть здесь, потому что все они — домовой, ктран, брат, человек, Рато, природу которого теперь трудно было определить, и даже гном, последний оставшийся в этом мире гном — все они составляли подобие магического круга. А Никита замыкал их, связывая в одну неразрывную цепочку. Она не ошиблась. Это был Путь, и завершался он здесь.
Она нарочито медленно прятала метательные ножи в пояс. Когда гном, потеряв терпение, отвернулся, она спрятала пару последних в кулаках, прижав стальные лезвия к внутренней стороне запястий.
Если бы я не был намного выше и сильнее её, она не дала бы мне столкнуть себя в воду. Вцепившись в рукав, она едва не стянула меня вниз. Я накренился, чуть не упав. Что наверняка спасло мне жизнь. Арбалетный болт пробил плечо насквозь. Меня вдруг дёрнуло с чудовищной силой, развернув назад. Я балансировал мгновенье в опасном равновесии, а потом пальцы Рокти разжались, и она окунулась с головой. У меня не было ни секунды лишнего времени, но я все же помедлил, опасаясь второго выстрела.
Арбалетный болт ушел куда-то вертикально, в потолок да так там и остался. Рол боролся с гномом, вырывая оружие у того из рук. Мне хватило времени и злости, чтобы помянуть худым словом Алана, отнявшего у Рола его меч. А потом я ринулся к камню, вспоминая на бегу, всё, что успел узнать о нём, пытаясь решить, что же мне делать.
Когда хранитель опрокинул в воду охотницу, Клемент пожалел, что отошел на шаг назад. Ему надо было успеть к яйцу раньше хранителя, но тот уже поднимался на мосту, делая первый шаг вперед. Поэтому Клемент разбежался и прыгнул, как можно дальше в воду, надеясь быстрее взобраться на возвышение по уходящим под воду ступеням.
Тяжелая волчья туша прервала его прыжок, обрушив в озеро где-то посередине. Он камнем пошёл ко дну, чувствуя над собою мокрую шерсть, кожей ощущая клацание челюстей. Он в последний момент успел отдернуть руку, уходя от острых клыков волка, благодаря бога за то, что вода гасила движения, замедляя их скорость.
Что-то упало сзади, плеснув оглушительно, подняв фонтан брызг. Я невольно втянул голову в плечи, но не оглянулся. Рол всё ещё боролся с Калкулюсом, не в силах одолеть. Девочка стояла, не решаясь метать ножи в дерущихся, а Марк бежал по краю озера, спеша придти на помощь Ролу.
Крысёныш сидел на мосту по правую руку, глядя на меня с любопытством. По левую — Вадимир смотрел на происходящее так, будто всё это его не касалось. А прямо передо мной в грубой каменной чаше лежало огромное хрустальное яйцо. От него, казалось, исходил жар. Я взял чашу обеими руками и поднял.
— Всем стоять! Разобью к чертовой матери! — заорал я, чувствуя, что действительно разобью его сейчас. Чаша была невероятно тяжела.
— Всем стоять! Разобью к чертовой матери! — услышал Клемент, загребая в сторону от пытающегося зубами достать его волка, и действительно увидел, как хранитель снял с треножника, поднял чашу, поворачиваясь к дерущимся.
Сердце пропустило такт. А потом забилось радостно. Глупец не знал, что делает. Камень Алатырь невозможно было удержать в руках.
Волчья лапа ударила по спине, а зубы щелкнули у самого уха. Клемент набрал полную грудь воздуха и нырнул, устремившись туда, где по его предположениям хранитель должен был бы упасть в воду.
Разбить замок… Чтобы всё кончилось.
Я падал вперёд, увлекаемый непомерным весом чаши. Она вылетала у меня из рук, и яйцо перекатывалось через её край. Я ничего не мог сделать, чтобы остановить это.
Гном замер. Ужас в его глазах испугал меня самого. Я понял, что не знаю, что случится, если разбить камень. Бросив попытки удержать чашу, я нырнул.
Она стояла, раскрыв веер метательных ножей, и не могла улучить подходящий момент. Домовой, вырывавший у гнома арбалет, закрывал того своим телом. Они были почти одинаковы. Практически одного роста. Только гном был чуть поплотней.
«Говорят, у троллей каменная шкура» — подумала она отстраненно, понимая, что у неё есть всего один шанс, выяснить, насколько толстокожими рождаются гномы.
Когда Никита поднял чашу, грозясь разбить яйцо, Воин, бежавший к домовому на выручку, замер, закрыв глаза. Этого не должно было произойти, и, не в силах помешать, он упал на колени, моля Бога, чтобы этого не случилось.
Я нырнул вперед и вбок, чтобы не получить по голове той самой чашей, которую держал только что. Сгруппировался, сжался пружиной, готовый устремиться туда, где покажется упавшее в воду яйцо.
Чаша ушла на дно камнем. А потом, и без того светящуюся изнутри воду наполнил свет ещё более яркий. Яйцо опускалось плавно, как пёрышко. Я оттолкнулся ногами от воды, спеша коснуться его ладонями. В последнюю секунду вспомнив картинки в лабиринте, я закрыл глаза.
Когда пальцы мои тронули его поверхность, я обжегся. Вспыхнувший свет был так ярок, что и сквозь сомкнутые веки я увидел четким негативом следы собственных ладоней на его округлых боках. Меня схватили за ногу и потащили прочь, на поверхность, а яйцо, словно огромная морская жемчужина, мягко опустилось на дно.
— Кончено, — сказала девочка, глядя на мертвое тело у ног домового.
Тот стоял, держа арбалет, явно не зная, что делать с ним дальше. Из шеи гнома торчал метательный нож. Упавший на колени Марк медленно открывал глаза, а Крысёныш помогал Рокти выбраться из воды.
— Дурной помощник из тебя, Первый, — сказала она устало и шагнула к озеру, чтобы помочь Сирроу.
Запирающий все двери замок лежал на дне подземного озера в центре построенного гномами лабиринта. Он был отперт, и не было больше в этом мире мастера, который смог бы изготовить другой ключ, чтобы снова запереть его.
Рато хохотал, скаля крупные белые зубы. Его переполняла радость. Он указывал на что-то за её спиной.
Когда Клемент вытянул меня на поверхность, я даже не оттолкнул его. Просто нырнул обратно, огибая, и поплыл к берегу. То, что я увидел, поразило меня до потери речи. Коснувшись ладонями стенки, я впился пальцами в край, вынырнул, подтягиваясь на руках, и оперся коленом. Волк, стоявший уже рядом, встряхнулся, обдав меня каскадом брызг. Я зажмурился. А когда открыл глаза, они никуда не делись.
Единорог. Грифон. И Феникс.
Они шли ко мне.
И, поднявшись на ноги, я пошел к ним навстречу.
«Всё закончилось так, как должно было быть, у сказок счастливый конец» — думал Рато, подсмотренными у Никиты мыслями. Эта фраза крутилась и крутилась у того в голове, пока он шел к ним. К тем, кого вызвал, прикоснувшись к краеугольному камню, к грани у основания всех возможных миров.
Рато перевел взгляд на Рокти. Та стояла рядом, глядя, как человек, ставший случайно её мужем, поднимает руку, запуская пальцы в гриву единорога, как он касается алых перьев, а огромная кошачья голова ласково трётся о его ноги и хлопают, разворачиваясь, черные кожистые крылья.
— Прости его, — сказал Рато, дернув её за рукав охотничьей курточки.
Она вздрогнула, отступив на шаг, и он, оскалившись, прыгнул — с моста прямо на берег.
Девочка сидела, обхватив руками голову волка. Тоже смотрела завороженно. Крысёныш развернулся и пробежал на четвереньках мимо. Туда, где черною кляксой расплылся по камню ворон. Он поднял его, не способного умереть во второй раз, выдернул арбалетный болт, от чего судорога прошла по всему телу птицы.
«Я верну тебе Лучшего друга висельника», — подумал Рато. — «За это ты оставишь своё ремесло». Он не стал дожидаться ответа. Поскакал к озеру так, как это было ему удобно. Держа птицу в одной руке, помогая себе другою. Страт сидел на берегу, свесив ноги вниз. Глядел на покоящееся на самом дне яйцо и рассеянно ощупывал себя, ища повреждений.
— Смотри! — сказал Рато, опуская птицу в воду. Та трепыхнулась в его руках, щелкнула клювом, забила крыльями, и когда он выпустил её, взлетела, заложив вираж по пещере. Приземлилась на треножник в центре. Сверкая черною, живою бусиной глаза, обхватила стальными когтями круглую грифонью голову. Заорала «Ка-а-ар-р-р!» и исчезла. Рато захохотал.
— Так кто же ты такой? — спросил Марк, отправляя меч в ножны.
— Я Первый! — ответил Рато, всё ещё смеясь.
— Круга больше нет, — сказал Марк, оглянувшись на Девочку и её волка. — Она выросла. Она и так слишком долго росла.
— Я Первый! — повторил Рато, щурясь. Он ведь действительно был Первым.
Грива струилась как жидкое серебро. Стекала по атласной шее на спину. Единорог ударял копытом камень, фыркал тепло и мягко в ладонь, щекоча губами. Я гладил лошадиную морду, трогал перламутровый рог. Пальцы другой руки зарывались в перья, тонули в них. От птицы, сидевшей на гибкой кошачьей спине, меж двух черных кожистых крыльев, исходил жар. Крылатый лев тёрся головой о мои ноги, утробно урча.
— Рокти! — обернулся я. — Иди сюда!
Она вздрогнула, когда я позвал её, но Грифон поднял голову, поглядел на неё, и она пошла. Приблизилась, боясь показать страх. Протянула руку. Он ткнулся в ладонь, словно кот, требующий ласки. Она отпрянула и засмеялась тихонько. Я стоял, глядя на нее, думая, что постоянно помнил о ней, но не знал, как ей это сказать.
— Я возвращаюсь, — Марк подошел, смотрел, щурясь, заткнув пальцы за ремни перевязей. Я кивнул. — Дело сделано. Все переходы открыты. Это… — он усмехнулся, оглянувшись на страта, — это даже как-то некстати. Боюсь, монахи воспользуются цитаделями для переброски войск. А значит, я должен поскорее вернуться обратно.
— Марк. — Он посмотрел на меня. — Ты защитил то, что обещал. Срок твоей службы кончился. Помни об этом.
— Но я принёс клятву верности новому королю, — он усмехнулся.
— Об этом тоже не забывай, — я вернул ему усмешку, и он стал серьезен. Кивнул, соглашаясь.
— Я понял тебя, Никита. Спасибо. — Я пожал плечами. — А ты? — спросил Марк. — Вернешься домой? Ты можешь теперь. Прямо отсюда.
Я окинул взглядом пещеру. Встретился глазами с Рокти. Она присела, обхватив голову льва, а тот перевернулся на спину, позволяя чесать себе пузо. В её глазах мне почудилась тень страха. Я пожал плечами.
— Надо подумать.
Марк проследил мой взгляд. Кивнул. Протянул ладонь, и я пожал её. Он пошел прочь, к страту.
— Надо подумать? — спросила Рокти.
— Зачем спрашиваешь? Ты ведь всегда знаешь, вру я или нет.
— Не врешь, — подтвердила она, и у меня отлегло от сердца, потому что сам я не был уверен. — Только немного лукавишь, — улыбка тронула её губы, и я узнал лесную охотницу, которую встретил однажды у тракта. Я засмеялся, обхватил ладонью лошадиную морду, тыкающуюся мне в плечо. — Пойдём, я познакомлю тебя с Ролом. — Я кивнул на домового. Тот стоял на коленях перед телом Калкулюса. Она кивнула. — Знаешь, — вспомнил я, — тогда на тропе странник сказал мне, что здесь у меня один друг… — я тронул колечко на цепочке под рубахой, — и одна судьба. С другом он угадал…жаль, нельзя выбраться наверх и посмотреть на город странников.
— Можно, — ответил Рол, поднимая голову, вставая с колен, — вон он выход. — Он кивнул в тоннель, из которого вышли грифон, единорог и феникс. — Ведет на поверхность. Я бы тоже не отказался побывать там. — Рол посмотрел на Марка, беседующего о чем-то со стратом. — Не думаю, что дома сейчас… слишком спокойно.
Я вздрогнул, когда Рокти вдруг схватила меня за локоть. Обернулся к ней.
— Мой дом, — прошептала она. — Лист…
— Хочешь, вернемся туда прямо сейчас? — спросил я.
— Да, — закивала она мелко.
— Я тоже хочу вернуться, — Девочка и волк подошли, стали рядом. Пепельно-серая морда склонилась, обнюхивая труп гнома. Волк чихнул, и от тела поднялось вдруг облачко пыли.
— Обернулся в камень, — сказал Рол, — и рассыпается, крошится на глазах. Не удивительно, что от гномов не осталось ни следа, ни памяти. Интересно, куда они ушли.
— Кто знает, — пожал плечами я, не сомневаясь, домовой выяснит это со временем. — Меня просили передать, — я обернулся к волку, — твои братья помнят и ждут тебя в твоем логове.
Он распахнул пасть и вывалил язык, словно смеясь. А потом тихонько сжал зубами кисть девочки.
— У нас есть свое логово. Одно на двоих. В Мадре. Но сейчас я хочу вернуться в О'Ктранский лес. Там был мой дом когда-то. Сегодня я должна быть там.
— Я так и не знаю, как тебя зовут, — сказал я.
— Закат, — ответила Рокти, — её зовут Закат.
— Я не думала, что кто-то помнит ещё моё имя.
— Сложно забыть величайший позор в истории кланов. Тебе не стоит возвращаться. Совет осудит тебя. Осудит вас обоих, — она кивнула на волка.
— Давно умерли те, кто имел право вершить суд надо мной. Судить же брата могут лишь его братья, — Закат провела пальцами меж ушей волка, — а их приговор ты слышала. Я такая же, как и ты, — она усмехнулась, кивнув на меня, — нарушившая древние традиции. Прошу тебя, — девочка протянула раскрытую ладонь, — не будем ссориться, сестра.
Помедлив, Рокти пожала ей руку.
Я отошел, оставив их вместе. У меня оставалось ещё одно незавершенное дело.
Вадимир стоял, глядя на сияющую со дна озера жемчужину. Я вынул засапожный нож и, подойдя сзади, разрезал верёвки, скручивавшие его руки.
Он размял кисти. Потом тронул рукой неровно обрезанные волосы. Заправил за уши две длинные пряди спереди и ощупал оголенный затылок сзади. Четко была видна тонкая граница загара на шее.
— Я был бы плохим королём, — сказал я, становясь рядом.
Он посмотрел искоса. Покачал головой. Вновь уставился в светящуюся изнутри воду.
— Прости меня за предательство, — слова давались с трудом.
— Я думал, ты слаб, — сказал Вадимир, наконец, — думал, что могу тебя использовать… Я ошибся. Тебе не за что извиняться.
Я кивнул, не чувствуя ни радости, ни удовлетворения.
— Там война теперь, а ты даже не можешь вернуться, — сказал я.
— Нет, — он покачал головой, — я устал от мелких приграничных стычек. Уж как-нибудь без меня. — От сердца отлегло. — Там, наверху город Странников? — Я кивнул. — Пойду к ним. Может мне дадут на воспитание какого-нибудь мальчишку…
Опустившись на колени, он зачерпнул руками воды из озера, умылся. А потом лег на живот и принялся пить.
Я тихо отошел в сторону.
— Идём? — тронул за плечо Рокти.
Они стояли все вместе, беседуя тихо о чем-то. Феникс кружил под сводами пещеры, бросая алые отсветы на подсвеченные голубой водою стены. Единорог подошел к Марку, заглядывая тому через плечо, и главнокомандующий далионской армией все отводил в сторону его морду, мешавшую ему говорить со стратом. Я оглянулся и не увидел мальчишки Крысёныша.
Рокти взглянула на девочку и, получив утвердительный кивок, обернулась.
— Да, идем.
Волк встал, встряхнувшись. Поднялся гладивший грифона Рол.
— Новыми чудесами будут знамениты великие пустоши меж Далионом и Наканом, — сказал он, улыбаясь.
— Мы вернемся, чтобы увидеть их все, — ответил я. И, опустившись на одно колено, крепко обнял домового.
Мы, четверо — два ктрана, брат и я — прошли по четырем мостам к возвышению в центре, на котором стоял треножник, изображавший грифона, единорога и феникса.
На треножнике покоилась чаша, грубо вырезанная из цельного куска камня.
Я обернулся и понял: круг замкнут. Пещера просторным куполом смыкающаяся над подземным озером, была пуста. Я вернулся в то место, откуда начал когда-то путь. Девочка подбежала к чаше и, смеясь, окунула лицо в воду, а потом запрокинула голову, и капли сверкнули бриллиантовыми брызгами. Волк в один прыжок очутился рядом. Положил лапы на край возвышения, заглядывая ей в лицо.
— Ты знаешь выход из лабиринта? — спросила Рокти.
— Да, — ответил я твёрдо. — Идём. Нам надо спешить.
Домовой и капитан. Они последними ушли из подземелья. Рол ехал, взгромоздившись на спину грифона, свесив короткие ножки меж сложенными крыльями. Вадимир шел рядом. Копыта единорога цокали где-то впереди, а феникс кружил, освещая путь.
— Я поклялся себе жить вечно, — сказал Рато, — глядя в неиссякаемое озеро живой воды. — Я освобождаю себя от этой клятвы.
Крыса высунула из-за пазухи черный любопытный нос.
— Мы остаемся верны себе, — подмигнул ей мальчишка. — Но это не должно мешать нам взрослеть и учиться. — Он встал во весь свой небольшой рост, выпрямился и нетвердой с непривычки походкой заковылял по мосту к центру озера, чтобы исчезнуть там без следа.
Назад: Глава 28
На главную: Предисловие
