В ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое апреля погода переменилась. Температура значительно понизилась. Обитатели Дома доктора сразу обнаружили это по холоду, забиравшемуся к ним под одеяла. Альтамонт, дежуривший у печи, не скупился на дрова, желая поддержать в помещении температуру не ниже пятидесяти градусов (+10C).

Похолодание предвещало скорое окончание метели, что радовало доктора. Это означало, что начнутся привычные занятия, охота, экскурсии, обследование окрестных территорий, и кончится вынужденное безделие, которое способно испортить даже самый лучший характер.

На другой день доктор встал рано и, карабкаясь по ледяным уступам, взобрался на вершину утеса, где стоял маяк.

Ветер повернул к северу; воздух был прозрачен. Плотная белая скатерть снегов покрывала равнину.

Вскоре и остальные путешественники вышли на воздух и первым делом занялись очисткой своего дома от снежных сугробов. Площадку нельзя было узнать: на ней не видно было следов человеческого жилья. Метель сравняла все неровности почвы. Землю покрывал слой снега не менее пятнадцати футов толщиной.

Прежде всего пришлось расчистить снег вокруг строений; затем вернули дому его прежнюю архитектурную форму, восстановили занесенные снегом стены, придав им нужный отвес. Этого добились без особых трудов: сперва скололи лед снеговым ножом, потом быстро обтесали стены до нужной толщины.

После двухчасовой усердной работы весь лед был сколот, и показалась гранитная почва; затем расчистили дорожку к складам и к пороховому погребу.

Но так как в этом изменчивом климате можно было всегда ожидать метелей, то из склада перенесли в кухню новый запас провизии. Всем приелась солонина, и хотелось свежего мяса. Необходимо было улучшить питание. Дело было за охотниками: они стали готовиться к походу.

Апрель уже подходил к концу, но еще незаметно было признаков полярной весны, час возрождения арктической природы еще не пробил: приходилось ждать не менее шести недель. Слабые лучи солнца не могли прогреть снежные равнины и вызвать к жизни скудную северную флору. Было мало надежды на пернатую и четвероногую дичь. Между тем заяц, несколько белых куропаток и даже молодой песец вполне бы удовлетворили неприхотливых обитателей Дома доктора. Итак, охотники дали себе слово беспощадно преследовать любое животное, которое приблизится на расстояние ружейного выстрела.

Доктор, Бэлл и Альтамонт решили обследовать окрестности. Американец, судя по его замашкам, был искусным, смелым охотником и метким стрелком, хотя и любил прихвастнуть. К ним присоединился и Дэк, такой же рьяный охотник, как Альтамонт, но не склонный к бахвальству.

Трое охотников направились на восток, перебрались через соседний утес и пошли по беспредельной белоснежной равнине. Впрочем, незачем было далеко ходить, потому что уже в двух милях от форта появились многочисленные следы зверей, тянувшиеся к берегам залива Виктории. Казалось, они охватывали форт концентрическими кругами.

Охотников это заинтересовало; некоторое время они шли по следам, потом, остановившись, переглянулись.

— Ну, да! Теперь мне все ясно! — воскликнул доктор.

— Ясно, как божий день, — подхватил Бэлл. — Это медвежьи следы.

— Превосходная дичь, — заявил Альтамонт, — но, мне думается, нынче она нам не очень-то подходит.

— Почему же? — спросил Клоубонни.

— Ее слишком уж много, — ответил Альтамонт.

— Что вы хотите сказать? — спросил Бэлл.

— Здесь отчетливо можно различить следы пяти медведей, — это уже чересчур!

— Вы в этом уверены? — спросил доктор.

— Посмотрите и судите сами: вот этот след совсем не похож на тот; у того когти гораздо дальше расставлены друг от друга. А вот следы еще одного медведя, который будет поменьше. Сравните как следует, и на небольшом пространстве вы обнаружите следы пяти белых медведей.

— Так оно и есть, — внимательно всмотревшись, подтвердил Бэлл.

— В таком случае, — заявил Клоубонни, — нечего вам попусту храбриться. Напротив, надо соблюдать осторожность. В конце суровой зимы медведи всегда очень голодные. Теперь они чрезвычайно опасны, и так как мы знаем теперь, сколько их…

— А также их намерения, — добавил Альтамонт.

— Вы думаете, — спросил доктор, — что они обнаружили наше присутствие на этом побережье?

— Наверняка. Впрочем, может быть, мы напали на дорогу, которой шли медведи… Но тогда почему следы описывают круги, а не идут по прямой линии? Очевидно, медведи пришли с юго-востока, остановились здесь и отсюда начали свои поиски.

— Совершенно верно, — сказал доктор. — Несомненно, сегодня ночью они были здесь.

— Наверное, и прошлые ночи, — ответил Альтамонт, — только следы их занесло снегом.

— Нет, — возразил Клоубонни, — скорее всего медведи выжидали, пока кончится буран, затем направились к берегу залива, надеясь застигнуть врасплох какого-нибудь тюленя, тут они и почуяли нас.

— Наверное, так и было, — согласился Альтамонт. — Впрочем, легко будет узнать, придут ли они сюда в эту ночь.

— А как же это узнать? — спросил Бэлл.

— Надо на некотором участке стереть их следы. Если завтра мы увидим новые следы, — значит, медведи действительно выслеживают нас.

— Так и сделаем, — сказал доктор. — По крайней мере мы будем знать, как быть дальше.

Охотники принялись за дело и вскоре следы на протяжении около ста туазов были стерты.

— Как странно! — сказал Бэлл. — Как могли медведи почуять нас на таком расстоянии! Ведь мы не жгли никакого жира, запах которого мог бы их привлечь.

— О! Медведи обладают чрезвычайно острым зрением и тонким обонянием, — отвечал Клоубонни. — К тому же это очень смышленые звери, может быть даже самые умные животные на свете; они живо почуяли, что здесь происходит что-то необычное.

— А кто может поручиться, — добавил Бэлл, — что во время бурана они не подходили к самому форту?

— Но почему же они остановились сегодня ночью на таком расстоянии от нас? — спросил Альтамонт.

— Трудно сказать, — ответил доктор, — но можно ожидать, что они будут постепенно суживать свои круги вокруг форта Провидения.

— Посмотрим, — сказал Альтамонт.

— Пойдемте дальше, — заявил Клоубонни, — только прошу не зевать: будем начеку!

Охотники продвигались крайне осторожно: ведь медведи могли притаиться где-нибудь за ледяным холмом. Нередко они принимали за медведя высокий белый сугроб, но всякий раз с радостью убеждались в своей ошибке.

На обратном пути они поднялись на соседний конический утес и с его высоты внимательно осмотрели всю равнину от мыса Вашингтона до острова Джонсона.

Они ничего не обнаружили. Все было неподвижно, бело и мертво: ни звука, ни шороха…

Охотники вернулись в ледяной дом.

Гаттерасу и Джонсону рассказали о происшедшем; решено было соблюдать крайнюю осторожность. Настала ночь; ничто не нарушало ее торжественный покой; ничто не предвещало близкой опасности.

На другой день на рассвете Гаттерас и его товарищи, хорошо вооруженные, пошли осматривать снега и обнаружили такие же следы, как и накануне, но уже ближе к дому. Очевидно, враги готовились к осаде форта Провидения.

— Они снова кружат вокруг нас, — сказал доктор.

— И даже выдвинулись вперед, — добавил Альтамонт. — Взгляните на следы, которые идут по направлению к площадке. Это следы огромного медведя.

— Да, мало-помалу медведи приближаются к нам, — сказал Джонсон. — Ясно, что они хотят нас атаковать.

— Это несомненно, — ответил доктор. — Но не будем выходить без нужды. Нам трудно будет с ними справиться.

— Но куда же девалось это проклятое зверье? — воскликнул Бэлл.

— Они, наверно, подстерегают нас, притаившись за льдинами, где-нибудь на востоке. Нам нельзя удаляться от дома.

— Ну, а как же охота? — спросил Альтамонт.

— Отложим ее на несколько дней, — ответил доктор. — Давайте сотрем ближайшие следы, а завтра утром посмотрим, появятся ли новые. Таким образом, мы сможем следить за действиями неприятеля.

Охотники последовали совету доктора. Пришлось снова замкнуться в форте. Близость свирепых зверей не позволяла совершать экскурсии. С наблюдательного пункта внимательно оглядывали окрестности залива Виктории. Маяк сняли, так как теперь от него не было толку, и он мог только привлечь внимание зверей. Фонарь и электрические провода перенесли в помещение, затем поочередно стали сторожить на верхней площадке.

Пришлось снова поскучать. Но что было делать? Вступать в неравную борьбу не следовало; жизнь каждого была слишком драгоценна, чтобы ею рисковать. Не видя больше людей, медведи, быть может, будут сбиты с толку; но если бы звери стали появляться поодиночке, то был бы смысл на них охотиться.

На этот раз праздность не была так тягостна, приходилось быть начеку, и путешественники охотно несли караул.

Весь день 28 апреля враги не заявляли о своем существовании. На следующий день путешественники пошли осматривать медвежьи следы, и то, что они увидели, крайне их изумило.

Ни одного следа! Снега расстилались до горизонта незапятнанной белой пеленой.

— Вот здорово! — воскликнул Альтамонт. — Медведи сбиты с толку. Выдержки у них не хватило, терпение лопнуло, и они убрались. Счастливого пути, голубчики! А теперь — на охоту!

— Ну, ну! Не торопитесь! — возразил доктор. — Для очистки совести, друзья мои, надо поостеречься еще денек-другой. Как видно, неприятель не подбирался к нам сегодня ночью… с этой стороны…

— Обойдем вокруг площадки, — сказал Альтамонт. — Тогда и решим, что делать.

— Хорошо, — согласился доктор.

Путешественники с величайшим вниманием исследовали снежные поля на две мили в окружности, но нигде не обнаружили медвежьих следов.

— Что ж, теперь можно бы и поохотиться? — предложил нетерпеливый Альтамонт.

— Подождем-ка лучше до завтрашнего дня, — посоветовал доктор.

— Ну, что ж, отложим до завтра, — скрепя сердце согласился Альтамонт.

Охотники вернулись в форт. Как и накануне, каждый из них по часу караулил на наблюдательном посту.

Пришла очередь Альтамонта, и он взобрался на вершину утеса, чтобы сменить Бэлла.

Как только он ушел, Гаттерас собрал вокруг себя товарищей. Доктор отложил в сторону свои записки, а Джонсон оставил свои печи.

Можно было ожидать, что Гаттерас заговорит об опасности их положения. Но он и не помышлял об этом.

— Друзья мои, — сказал он, — воспользуемся отсутствием американца, чтобы потолковать о своих делах. Есть вещи, которые его не касаются, к тому же я не желаю, чтобы он вмешивался в наши дела.

Собеседники капитана переглянулись, недоумевая, к чему он клонит.

— Я решил, — продолжал Гаттерас, — условиться с вами, как нам дальше действовать.

— И прекрасно, — ответил доктор. — Потолкуем, пока мы одни.

— Через месяц, — сказал Гаттерас, самое большее через шесть недель, можно снова пускаться в дальние походы. Думали ли вы о том, что нам предпринять летом?

— А вы, капитан? — спросил Джонсон.

— Могу смело сказать, что день и ночь я занят одной мыслью. Надеюсь, никто из вас не хочет возвращаться назад?

Все молчали, озадаченные вопросом.

— Что до меня, — заявил Гаттерас, — то я намерен добраться до Северного полюса, хотя бы мне пришлось идти одному. Мы находимся в каких-нибудь трехстах шестидесяти милях от полюса. Никогда еще человек не был так близко к этой желанной цели, и я не упущу такого случая. Я сделаю все, даже невозможное! Что же вы думаете делать?

— То же, что и вы, — с живостью ответил доктор.

— А вы, Джонсон?

— То же, что и доктор, — отвечал боцман.

— Ну, а вы что скажете, Бэлл, — обратился к плотнику Гаттерас.

— Капитан, — ответил Бэлл, — правда, никого из нас не ждет семья в Англии, но родина все-таки остается родиной!… Неужели вы не думаете о возвращении в Англию?

— Вернуться можно и после того, как мы откроем полюс, — сказал капитан. — И будет гораздо легче. Трудности не увеличатся, потому что, продвигаясь к северу, мы оставляем позади самую холодную область земного шара. Провизии и топлива у нас хватит еще надолго. Ничто не может остановить нас, и мы совершим преступление, если не дойдем до цели.

— Ну, что ж, — сказал Бэлл, — мы согласны, капитан.

— Прекрасно! Я никогда в вас не сомневался, — ответил Гаттерас. — Мы добьемся успеха, друзья мои, и честь нашего открытия будет принадлежать Англии!

— Но среди нас есть американец, — заметил Джонсон.

При этих словах у Гаттераса вырвался жест досады.

— Знаю, — мрачно бросил он.

— Покинуть его здесь мы не можем, — заметил доктор.

— Нет, не можем, — машинально повторил Гаттерас.

— Он отправится с нами!

— Да. Но в таком случае кто будет начальником?

— Конечно, вы, капитан.

— Я не сомневаюсь, что вы готовы мне повиноваться. Но что, если янки откажется?

— Не думаю, чтобы он посмел, — ответил Джонсон. — Но допустим, что Альтамонт откажется исполнять ваши приказания…

— Тогда он будет иметь дело со мной!

Товарищи капитана молча посмотрели на него.

— Каким же путем мы пойдем? — начал доктор.

— По возможности придерживаясь берегов, — ответил Гаттерас.

— А если встретим свободное море, что весьма вероятно?

— Что ж, тогда переплывем море.

— Но как? Судна-то у нас нет.

Гаттерас ничего не ответил. У него был смущенный вид.

— Может быть, — предложил Бэлл, — из остатков «Порпойза» удастся построить шлюпку?

— Никогда! — запальчиво крикнул Гаттерас.

— Никогда? — переспросил Джонсон.

Доктор покачал головой: он понял причину раздражения капитана.

— Никогда! — повторил Гаттерас. — Шлюпка, сделанная из остатков американского корабля, будет американской шлюпкой!…

— Но, капитан… — начал было Джонсон.

Доктор сделал знак боцману, чтобы тот не настаивал. Следовало отложить этот вопрос до более благоприятного момента. Клоубонни понимал душевное состояние капитана, хотя и не разделял его чувств. Он все же надеялся, что ему удастся заставить своего друга отказаться от нелепого решения.

Он заговорил на другую тему, высказав предположение, что, быть может, им удастся добраться по суше до неведомой точки земного шара, которую называют Северным полюсом.

Словом, доктор искусно уклонился от щекотливого предмета. Разговор был прерван приходом Альтамонта.

Американец ничего нового не сообщил.

Так кончился день; ночь также прошла спокойно. По-видимому, медведи удалились.