Книга: Путешествие и приключения капитана Гаттераса
Назад: 4. ПОСЛЕДНИЙ ЗАРЯД ПОРОХА
Дальше: 6. «ПОРПОЙЗ»

5. ТЮЛЕНЬ И МЕДВЕДЬ

Гаттерас и доктор вернулись в ледяной дом.
— Вам известно, — сказал капитан, — что полярные медведи охотятся на тюленей, это их основная пища. Целыми днями медведь подстерегает тюленя у края отдушины и, едва тот покажется на поверхности льда, хватает его и душит в своих объятиях. Поэтому медведь не испугается, если увидит тюленя. Напротив…
— Я догадываюсь, в чем дело. Это очень опасная затея, — сказал доктор.
— Зато, если удастся, — медведь будет наш! — отвечал капитан. — Надо непременно это сделать! Я напялю шкуру тюленя и поползу по снегу. Не будем терять времени. Зарядите ружье и дайте его мне.
Доктор не возражал: он и сам охотно бы это сделал. Захватив два топора — один для себя, другой для Джонсона, он вместе с Гаттерасом пошел к саням.
Там Гаттерас натянул на себя шкуру и превратился в тюленя.
Между тем доктор зарядил ружье, пустив в ход последний заряд пороха и слиток ртути, твердый, как железо, и тяжелый, как свинец; затем он передал ружье Гаттерасу, который спрятал его под шкурой.
— Ступайте к Джонсону, — сказал капитан, — а я подожду несколько минут, чтобы сбить с толку врага.
— Смелее, Гаттерас! — сказал Клоубонни.
— Не беспокойтесь за меня, а главное, не показывайтесь, пока не услышите выстрела.
Доктор поспешил к торосу, за которым стоял Джонсон.
— Ну, что? — спросил боцман.
— Посмотрим, что будет! Гаттерас жертвует собой, чтобы спасти нас.
Взволнованный до глубины души, доктор следил за медведем, который стал проявлять признаки беспокойства, казалось, он чувствовал, что ему угрожает опасность.
Спустя четверть часа тюлень уже полз по снегу в ту сторону, где сидел медведь. Чтобы зверь ничего не заподозрил, он полз по кривой линии, делая вид, что укрывается за льдинами. Он находился уже в пятидесяти туазах от медведя, когда тот его заметил. Зверь весь как-то подобрался; он, видимо, старался спрятаться от тюленя.
Гаттерас с удивительным искусством подражал движениям тюленя. Не будь доктор предупрежден, он наверняка поддался бы обману.
— Так, так! Точь-в-точь! — приговаривал шепотом Джонсон.
Приближаясь к медведю, тюлень, казалось, вовсе его не замечал, — он, видимо, искал отдушину, собираясь нырнуть в свою родную стихию.
А медведь прячась за торосами, медленно крался к тюленю. Глаза его так и горели жадностью. Вероятно, он давно уже голодал, а тут счастливый случай посылал ему верную добычу.
Тюлень находился уже в десяти шагах от своего врага. Вдруг медведь развернулся, сделал огромный прыжок и в недоумении замер в трех шагах от Гаттераса, который сбросил с себя тюленью шкуру, припал на колено и прицелился прямо в грудь зверю.
Грянул выстрел, медведь повалился на снег.
— Вперед! вперед! — крикнул доктор.
И вместе с Джонсоном он побежал к Гаттерасу.
Гигантский зверь поднялся на задние лапы. Он судорожно бил лапой по воздуху, а другой лапой загреб комок снега и пытался заткнуть свою зияющую рану.
Гаттерас метко послал пулю: зверь был ранен насмерть. Несколько мгновений капитан выжидал с ножом в руке. Улучив момент, он вонзил нож по самую рукоять в грудь медведю. Когда подоспели доктор с Джонсоном, зверь лежал уже мертвым.
— Победа! — радостно крикнул Джонсон.
— Ура! Ура! — кричал доктор.
Гаттерас, как всегда бесстрастно, скрестив руки на груди, смотрел на убитое чудовище.
— Теперь очередь за мной, — заявил Джонсон. — Свалить этакого зверя — дело похвальное, но нельзя дать ему замерзнуть, а то он станет как камень, и тогда с ним не совладаешь ни зубами, ни ножом.
И старый моряк стал поспешно сдирать шкуру с чудовищного зверя, который размерами не уступал быку. Он был девяти футов длиной и шести футов в обхвате. Из его пасти торчали два огромных клыка, в три дюйма каждый.
Джонсон вскрыл медведя, в желудке у него ничего не оказалось, кроме воды. Очевидно, зверь уже долгое время ничего не ел. А между тем он был очень жирный и весил более тысячи пятисот фунтов. Тушу разрубили на четыре части, из которых каждая дала двести фунтов мяса. Охотники перетащили медвежатину к ледяному домику, не позабыв захватить и сердце, которое трепетало еще добрых три часа после смерти зверя.
Спутники доктора готовы были наброситься на сырую медвежатину, но Клоубонни остановил их, обещав в скором времени изжарить мясо.
Войдя в ледяной домик, доктор удивился, что там так холодно. Он подошел к печи; огонь в ней погас. Из-за утренней охоты и пережитых волнений Джонсон позабыл о возложенных на него обязанностях.
Доктор хотел было раздуть огонь, но не нашел ни искорки в остывшей золе.
— Терпенье! — сказал он себе.
Он пошел к саням за трутом и попросил у Джонсона огниво.
— Печь погасла, — сказал он.
— По моей вине, — ответил Джонсон.
Боцман запустил руку в карман, где всегда носил огниво, и очень удивился, не найдя его там.
Тогда он стал шарить в других карманах, но так же безуспешно. Он вернулся в ледяной дом, перетряхнул одеяло, на котором спал ночью, — огнива и там не оказалось.
— Ну, что? — крикнул доктор.
Джонсон подошел к товарищам и молча, в смущении смотрел на них.
— Нет ли у вас огнива, доктор? — спросил он.
— Нет, Джонсон!
— А у вас, капитан?
— Нет, — ответил Гаттерас.
— Да ведь оно всегда было у вас, — сказал доктор.
— Да… Но его нет у меня… — бледнея, отвечал старый моряк.
— Как нет! — воскликнул доктор, невольно вздрогнув.
Другого огнива не было, и утеря его могла повлечь за собой тяжелые последствия.
— Поищите хорошенько, Джонсон, — посоветовал доктор.
Джонсон бросился к льдине, из-за которой он наблюдал зверя, затем прошел на поле битвы, где он разрубал на части медведя, но так и не отыскал огнива. Он вернулся в полном отчаянии. Гаттерас только посмотрел на Джонсона, но ни слова не сказал ему в упрек.
— Дело плохо, — сказал он доктору.
— Даже очень, — ответил Клоубонни.
— К несчастью, у нас нет с собой ни одного оптического инструмента, хотя бы подзорной трубы, а то с помощью чечевичного стекла мы могли бы добыть огонь.
— Знаю, — сказал доктор, — и это тем досаднее, что лучи солнца теперь уже так сильно греют, что вполне могут поджечь трут.
— Что ж, — сказал Гаттерас, — придется пообедать сырым мясом. Потом мы отправимся в путь и постараемся как можно скорей добраться до судна.
— Да, — в раздумье произнес доктор. — Да. Может быть, это и удастся. Почему бы и нет? Можно попробовать…
— О чем вы задумались? — спросил Гаттерас.
— Мне пришла в голову одна мысль…
— Мысль? — воскликнул Джонсон. — Вам пришла в голову мысль? Значит, мы спасены!
— Но удастся ли ее осуществить, это еще вопрос, — добавил доктор.
— В чем же дело? — спросил Гаттерас.
— У нас нет зажигательной чечевицы, так постараемся ее сделать.
— А как? — спросил Джонсон.
— Изо льда.
— Как? Вы думаете?…
— А почему бы и нет? Все дело в том, чтобы собрать солнечные лучи в одном фокусе, и кусок льда вполне может заменить зажигательное стекло.
— Возможно ли это? — спросил Джонсон.
— Вполне, только я предпочел бы пресноводный лед. Он прозрачнее и крепче, чем морской.
— Если не ошибаюсь, — сказал Джонсон, указывая на торос, находившийся шагах в ста, вон та темно-зеленая глыба вполне подойдет…
Все трое подошли к льдине, которая действительно оказалось пресноводной.
Доктор велел отколоть от нее небольшой кусочек и стал вчерне обрабатывать его топором, потом он выровнял ножом поверхность льдинки и постепенно отполировал ее рукой. Получилась прозрачная оптическая чечевица, словно сделанная из лучшего стекла.
Потом он достал кусок трута и приступил к опыту.
Солнце светило довольно ярко; доктор подставил ледяную чечевицу под солнечные лучи и собрал их на куске трута.
Через несколько секунд трут воспламенился.
— Ура! Ура! — крикнул не веривший своим глазам Джонсон. — Ах, доктор, доктор!…
Старый моряк не помнил себя от радости и, точно полоумный, метался по сторонам.
Доктор вошел в ледяной дом; через несколько минут печь загудела, и аппетитный запах жаркого вывел Бэлла из мрачного оцепенения.
Легко себе представить, с какой радостью путешественники принялись за обед; однако доктор советовал им поменьше есть после голодовки и сам ел мало.
— Сегодня выдался счастливый денек, — сказал он. — Теперь мы обеспечены едой до конца пути. Но не будем почивать на лаврах. Надо поскорей двигаться дальше.
— Мы находимся всего в сорока восьми часах пути от «Порпойза», — заметил Альтамонт.
— Надеюсь, — улыбаясь, сказал доктор, — мы найдем там огниво.
— Конечно, — отвечал американец.
— Правда, сейчас моя ледяная чечевица действует исправно, — продолжал доктор, — но в пасмурные дни она бесполезна. А таких дней немало в местах, удаленных от полюса меньше чем на четыре градуса.
— Да, меньше чем на четыре градуса, — со вздохом сказал Альтамонт. — Мой корабль находится там, куда не доходило ни одно судно.
— В путь! — порывисто скомандовал Гаттерас.
— В путь! — повторил доктор, бросая тревожный взгляд на двух капитанов.
Путешественники восстановили свои силы; сытые собаки резво бежали, и отряд стал быстро подвигаться к северу.
Дорогой доктор попробовал было разузнать у Альтамонта, что именно заставило его забраться в такую даль, но американец на его вопросы отвечал уклончиво.
— За ними обоими надо приглядывать, — шепнул доктор на ухо Джонсону.
— Да, — кивнул головой боцман.
— Гаттерас никогда не заговаривает с американцем, а тот не слишком-то выказывает свою благодарность. К счастью, я всегда около них.
— Знаете, доктор, — сказал Джонсон, — теперь, когда этот янки начал оживать, он все меньше мне нравится.
— Если не ошибаюсь, — ответил доктор, — он догадывается о намерениях капитана.
— Уж не думаете ли вы, что у американца такие же планы, как у Гаттераса?
— Как знать, Джонсон? Американцы — народ смелый и предприимчивый; если англичанин на это решился, то почему бы и американцу не отважиться?
— Значит, вы думаете, что Альтамонт…
— Ничего я не знаю, — ответил доктор, — местонахождение его судна на пути к полюсу заставляет задуматься.
— Однако Альтамонт говорит, будто его отнесло на север льдами!
— Говорить-то он говорит!… Но при этом я подметил у него какую-то странную улыбку.
— Черт возьми, доктор! Вот была бы скверная штука, если бы между людьми такого закала возникло соперничество.
— Дай бог, чтобы я ошибся, Джонсон. Ведь если между ними вспыхнет ссора, — это может скверно кончиться и даже погубить всех нас.
— Надеюсь, Альтамонт не забудет, что мы спасли ему жизнь.
— А разве, в свою очередь, он не спасает нам жизнь? Конечно, если бы не мы, его уже не было бы на свете, но что сталось бы с нами без него, без его корабля и всех припасов, которые там?
— Как бы там ни было, доктор, но вы с нами, и я надеюсь, что с вашей помощью у нас дело пойдет на лад.
Путешествие продолжалось без особых приключений. Медвежатины было много, и все были сыты. В маленьком отряде было бодрое настроение благодаря шуткам доктора и его жизнерадостной философии. Этот достойный человек всегда имел наготове в своем ученом багаже какое-нибудь поучительное наблюдение или занятный факт. Он был по-прежнему здоров, и ливерпульские друзья сразу узнали бы жизнерадостного, добродушного толстяка.
В субботу утром характер местности резко изменился. Изломанные льдины, то и дело встречавшийся паковый лед, хаотически нагроможденные торосы — все доказывало, что ледяное поле в этих местах подвергалось сильному сжатию. Очевидно, это нагромождение возникло в проливах, где льды были стиснуты берегами неведомого материка и находившихся около него островов. Постоянно попадавшиеся крупные глыбы пресного льда указывали на близость берега.
Итак, неподалеку находилась неизвестная земля, и доктор горел нетерпением обогатить карту Северного полушария. Трудно себе представить, какое наслаждение исследовать еще никому не известные берега и карандашом наносить их на бумагу. В этом и состояла цель доктора, подобно тому как Гаттерас поставил себе задачей ступить ногой на Северный полюс. Доктор заранее радовался при мысли, какие названия он будет давать морям, проливам, заливам, малейшим изгибам берегов нового материка. Разумеется, в этом славном перечне он не забудет ни своих товарищей, ни друзей, ни «милостивую королеву», ни высочайшее семейство; но он не забывал и о самом себе и с законным удовлетворением уже предвидел в будущем некий мыс Клоубонни.
Такого рода мысли занимали его весь день. Вечером, по обыкновению, разбили палатку, и каждый по очереди дежурил в эту ночь, которую проводили так близко от неведомого материка.
На другой день, в воскресенье, после питательного завтрака, состоявшего из вареной медвежьей лапы, снова двинулись на север, уклоняясь несколько к западу. Дорога становилась все труднее, но отряд двигался быстро.
Сидя на санях, Альтамонт с лихорадочным вниманием вглядывался в горизонт; его товарищи тоже невольно поддались тревоге. Последнее астрономическое определение дало 83ь35' широты и 120ь15' долготы; как раз в этих местах должен был находиться американский корабль, следовательно, вопрос о жизни или смерти должен был решиться в тот же день.
Но вот около двух часов дня Альтамонт вдруг выпрямился во весь рост на санях и громким возгласом остановил товарищей; указывая пальцем на какую-то белую массу, которую никто другой не отличил бы от окрестных ледяных гор, он радостно крикнул:
— «Порпойз»!
Назад: 4. ПОСЛЕДНИЙ ЗАРЯД ПОРОХА
Дальше: 6. «ПОРПОЙЗ»