Глава 5
На подгибающихся ногах и нетвердой походкой Коля Шмелёв шел навстречу неминуемой смерти. Нет, что вы, право слово, никакого страха он не испытывал. Просто пластинчатый доспех, надетый поверх четырех кольчуг, никому не прибавит устойчивости. К слову сказать, и надежды на выживание тоже. Серега так и сказал, наливая напоследок полуведерный ковш медовухи:
– Ты, княже, не переживай, авось и убьешь зверя.
А голос жалостливый, и в глазах сочувствие проглядывает. Николай лицемерие раскусил сразу, но промолчал, так как благодарные подданные требовали подвига. Не своего, разумеется, и были правы. Что это за власть, если не готова за народ голову сложить?
Князь Татинский медленно и осторожно ступал по улице, к сожалению, слишком короткой, и отмахивался свободной рукой от Тимохи, пытающегося всучить забытый было в тереме меч. Получалось плохо, так как приходилось еще и следить за равновесием. Падать было нельзя, хотя и хотелось – несколько пудов железа так и пригибали к земле. Себя бы дотащить.
– Отстань, – отбивался Николай, – копьем обойдусь. И не зли меня.
– Но как же… – домовой растерянно посмотрел на парадный кладенец. – Чем же ты голову ему отрубать будешь?
Столпившийся у ворот народ оживленно обсуждал знаменательное в жизни города событие и со знанием дела давал советы:
– Ты по яйцам его бей, княже. По яйцам… – настойчиво твердил здоровенный детина в заляпанном известкой фартуке. – Против Змеев первейшее средство.
– Дурак ты, – отвечал ему сосед слева. – Это Кощеев так.
– Без разницы, у Горынычей то же самое.
– А вот и нет. Я со стены смотрел – ничего там не болтается; ни сундук, ни утка, ни заяц.
– Да уж, – усмехнулся детина, – это в твоем возрасте болтаться должно. Не слушай его, княже, дело говорю.
Николай и не слушал, все голоса сливались в глухой невнятный гул, а лица были будто одно – большое, небритое, воняющее прокисшим пивом. Да и его мешала разглядеть личина на боевом шлеме. Внезапно дорогу загородил отец Мефодий.
– Куда без благословления? В лапы нечистого захотел?
– Языком-то не мели, – строго одернул священника провожавший Шмелёва волхв. – Вдруг это кто-то из наших, из старых?
– Так сам бы и шел! – парировал батюшка.
Серега на пару секунд задумался и покачал головой:
– Нет, скорее всего, не наши. Раньше только Велес в виде змея появлялся. Этот каков, волосатый?
– Да куды там, – охотно проконсультировали из толпы. – Зеленый да чешуйчатый, со спины на стерлядку похож. А еще на зверя коркордила, только с крыльями.
– Точно не мой, – окончательно отмежевался от ответственности мудрый волхв и самоустранился.
Воспользовавшись ситуацией, отец Мефодий перехватил инициативу и отобрал у домового меч. Он торжественно перекрестил им князя и собравшуюся толпу:
– Возьми. Сим победиши.
– Бери-бери, – посоветовал и Серега. – Герой обязательно должен быть с мечом.
Коля ухватил его за рукав рубахи, подтянул поближе и прошипел в самое ухо:
– Издеваешься, да? Из меня фехтовальщик…
– Я тебя четыре года учил.
– И что?
– Ну-у-у… против Змея умения хватит. Вы же с ним не рубиться будете. Кстати, почему щит не взял?
– Засунь его себе… знаешь куда?
Уточнить Шмелёв не успел. Под восторженный рев зрителей ворота распахнулись, открывая путь к бессмертной славе. Николай еще успел подумать, что быть вечно живой драконьей какашкой – немного не то, о чем мечталось всю жизнь. И вроде и не жил вообще…
Грохнули, закрываясь, за спиной тяжелые створки. Вот он, первый шаг на дороге длиной в сто тысяч ли. Дрожащий и неуверенный. Но надо, черт побери этого Змея с его огнедышащей глоткой. А здоровый, сволочь. В смысле, Горыныч. Шагов двенадцать от носа до кончика хвоста. Только вот точнее измерить не даст, сразу бросится. Вот он поднял голову и внимательно посмотрел на приближающегося человека немигающим взглядом. В вертикальных зрачках плескалась пугающая бездна. Огнем чудовище пока не плевалось, но на конце раздвоенного языка, высовывающегося из приоткрытой пасти, плясал яркий лепесток пламени.
«Будто фашистский огнеметчик в кино», – подумалось Николаю.
До зверя осталось совсем немного. Он больше не шевелился и молчал. Коля медленно, не делая резких движений, перехватил копье и порадовался, что не поддался уговорам и не взял меч. Хищное вытянутое тело рептилии даже на земле выглядело стремительным. Успеть бы ткнуть. Только куда? Шмелёв лихорадочно перебирал в уме все, что знал о ящерицах и драконах. Негусто… Оказывается, он знал только то, что они существуют. И все.
Город за спиной настороженно затих, ожидая развязки. Солнечный зайчик прыгнул на отточенный наконечник копья, занесенного для решительного удара, и перескочил на морду Горыныча, на мгновение ослепив его. Чудовище мотнуло громадной головой (одной, врут сказки) и раскрыло пасть.
– Ты хто? – спросил Змей неожиданно приятным баритоном. – Богатырь, што ле?
– Типа того… – растерянно признался Николай и опустил копье. Кажется, битва временно откладывалась.
– Понятно. Тады проваливай.
– А мне непонятно, – Шмелёв отстегнул личину и сдвинул на затылок мешающий шлем. – С какой стати проваливать мне, а не тебе?
– Мешаешь. Я первый пришел, – охотно пояснил Змей. – По делу, между прочим.
– А я?
– Мне почем знать? Может, на охоту собрался. Погоди… на меня, што ле?
– А если и так?
– Не согласен. Мы вообще так не договаривались.
– С кем? – поинтересовался Николай.
– Не важно, – уклончиво ответил Змей. – А теперь гуляй отседова, богатырь, не до тебя. Князя жду.
– Какого?
Горыныч поскреб в затылке когтем и пренебрежительно сплюнул в сторону, поджарив неосторожно пролетавшего воробья:
– Ты тупой? Местного князя.
– Ну, я пришел.
– Вижу. А теперь проваливай! Ходют тут всякие. Кому сказано – занято место!
– А вот и не уйду, – справедливо возмутился Николай. – И вообще, ты чего на людей орешь?
– Чтобы услышал кто-нибудь.
– Я услышал. Легче стало?
– Как бы нет, – согласился Змей. – Так не уйдешь?
– С какой стати?
– Да и ладно, оставайся, вдвоем подождем. Присаживайся, богатырь, – Горыныч гостеприимно обломил у комля ближайшую березку и положил импровизированную скамейку перед Шмелёвым. – Вместе не так скушно будет.
Некоторое время сидели молча, стараясь не смотреть друг на друга. Николай чувствовал, как отпускает державшее его напряжение. Неизвестное науке чудовище при ближайшем рассмотрении оказалось не таким уж страшным. А что хам и грубиян, так, может, им, летающим рептилиям, оно и положено? Вдруг это от метаболизма зависит?
– Слушай, богатырь, – первым нарушил молчание Горыныч, – одолжи копье ненадолго.
– Зачем? – с подозрением покосился Шмелёв.
– Почесаться, – смутился Змей. – Не поверишь, свербит между крыльями, аж спасу нет. Выручи, а?
Он произнес это таким просящим и жалобным голосом, что суровое, но мягкое сердце князя растаяло.
– На, только не поцарапайся.
– Этой зубочисткой? – удивился дракон. – Да меня даже кумулятивный снаряд не берет.
– Какой-какой?
– А, все равно не поймешь, – отмахнулся Горыныч.
– Нет уж, постой… – Коля ухватил Змея за крыло. – Какие снаряды?
– Да любые. Ага, и выше, выше тоже почеши, а то я сам не достаю.
Шмелёв решительно вскарабкался по крылу, твердо намереваясь взять тупую рептилию за глотку и выбить из Горыныча все. Но тут под ногу неудачно подвернулось что-то торчащее между чешуек, Коля потерял равновесие, взмахнул руками и полетел вниз. Уже на земле его догнала тяжелая ржавая кривулина и со звоном, отдавшимся в голове, ударила в шлем.
– Так вот оно чо чесалось! – обрадовался Горыныч. – Спасибо, богатырь.
Николай встал, слегка покачиваясь, и поднял упавшую на него железку. Это оказался обломок багра со странно знакомой надписью латинскими буквами «MARIA CELESTA». Да и хрен с ними, с буквами, Шмелёва сейчас интересовало другое. Что-то хотел спросить у Змея, а что – не мог вспомнить.
– Не ушибся? – заботливо поинтересовалось чудовище.
– Еще не понял, честно говоря.
– Давай посмотрю.
– Смотри, не жалко.
– Доспехи-то сними.
– Ага, а ты меня сожрешь.
– А можно? – облизнулся Змей.
– Нет!
– Тогда не буду. Но бронь снимай. И кольчугу. И вторую. И третью. И четвертую. Слушай, богатырь, ты чего так вырядился? И не жарко?
– Это для красоты, – Коля с наслаждением избавился от опостылевших железных рубашек и стянул через голову провонявший потом поддоспешник. Шлем он сбросил еще раньше, и теперь стальная личина нагло скалилась в ответ на столь явную ложь.
Но рептилии, видимо, в нюансах человеческого вранья не разбирались. Во всяком случае Змей не подал вида. Он внимательно всматривался в князя загоревшимися зеленым светом глазами.
– Тэкс… кости целы, вывихов и растяжений нет. Стой, не крутись, сейчас синяки уберу. А это что у нас? Камни в почках в столь раннем возрасте?
– Не такой уж я молодой.
– А ты помолчи! – прикрикнул Змей. – Камни на фиг… печень… печень в норме. Зубы, две штуки… да хрен с ними, пусть вырастут.
– Экстрасенс что ли? – удивленно спросил Николай.
– Типа того, – буркнул Горыныч, заканчивая медосмотр. – Нормально, жить будешь. В отличие от…
– Кого?
– Это тоже не важно, – Змей опять ушел от ответа.
– Нет уж, говори, – потребовал Шмелёв.
– А зачем? Во многих знаниях – многие печали.
– Давай, я сам буду определять, что мне нужно знать, а что нет.
– Ачоа? Самый умный, што ле?
Николай сердито засопел и оглянулся в поисках упавшего копья. Чудовище заметило его взгляд и поспешило перевести разговор на другую тему:
– Может, познакомимся для начала?
– Можно, – кивнул Шмелёв. – Меня Николаем Васильевичем зовут.
– Хорошее имя, – одобрил Змей. – У здешнего князя такое же.
– Это я и есть.
– Да? – Горыныч опять поскреб когтем в затылке. – Не врешь?
– Зачем мне тебя обманывать? А не веришь, так спроси у любого в городе.
Страшный зверь подскочил, взмахнул крыльями, выпустил из пасти многометровую струю пламени и завопил дурным голосом:
– А-а-а-а! Нет мне пардону! Прости, я не узнал брата Колю!
– Ты это… – опешил Николай, – поосторожнее с такими утверждениями.
Было от чего растеряться. Да и возмутиться тоже. Является, понимаете ли, неизвестная науке рептилия и начинает набиваться в родственники. Вам бы понравилось иметь в братьях громадную ящерицу, пусть и летающую?
– Я же образно, – пояснил Змей. – Ты бы почаще умные книги читал. А возьми меня к себе жить, князь? Пригожусь, честное слово.
– К этому вопросу мы еще вернемся. Звать-то тебя как?
Горыныч скромно потупился:
– Годзилка.
– Японец?
– Не, што ты, вяццкие мы.
– Так вас много? – испугался Шмелёв. Вяццкие леса в этом мире были терра инкогнита, и что там творилось на самом деле, не знал никто. – Имя вам легион?
– Ачоа? Один я, – пояснил Змей. – Тока меня там не любят.
– За грубость?
– Не, за будущее. Я его вижу. Хочешь, тебе предскажу?
– Давай, – согласился Николай.
Годзилка задумался и прикрыл глаза. Но через минуту открыл их и присвистнул:
– А нету будущего. Помрешь.
– Все там будем, – усмехнулся Шмелёв.
– Да, но ты – завтра!
Коля шутку не оценил и решительно встал с бревна.
– На хрен такие предсказания.
– Правду же говорю, – обиделся Змей. – Вот за нее всегда и страдаю. Никто меня не любит. Я как лучше хотел… Зато там, в другом мире, твой сын полковником станет.
– Да? – совсем было собравшийся уходить, Николай заинтересованно посмотрел на Годзилку.
– Точно, – кивнул тот. – Только погибнет при штурме американской военной базы в Монино. А твоя жена… Про жену надо?
– Давай.
– Она еще раньше попадет под ракетно-бомбовый удар по Славелю. Из трех миллионов жителей уцелеет меньше четверти.
– Война?
– А не знаю…
Из записок Николая Шмелёва
«Информация, полученная от Годзилки, буквально раздавила меня. Я тут развлекаюсь, а там… Минут пятнадцать не мог сказать даже слова, просто отходил от шока. Наконец собрался с силами и приступил к расспросам. К сожалению, Змей сам толком ничего не помнил, так как в то время был обычным вараном и жил в зоопарке небольшого райцентра Вяццкой области. И лишь много позже, когда здоровенная ящерица попала в зону заражения на месте бывшего Вяццка и начались мутации, стал хоть что-то понимать и соображать.
Постоянные стычки с патрулями послужили причиной пуленепробиваемой мощной брони, крылья выросли сами, а появлению огнемета способствовало попадание в грамотно организованную засаду. Покойной засаде не понравилось. Несколько лет Годзилка прожил в дремучих лесах, изредка сбивая пролетающие вертолеты с белыми звездами, но потом его вычислили и устроили настоящую охоту. В страшном воздушном бою, стоившем противнику трех самолетов, Змей потерпел поражение и был вынужден отступить в окрестности Славеля. Вернее, бежать… Вот там и влип по полной.
Перебитое крыло не позволяло летать, пришлось прятаться на окраине города в развалинах недостроенного когда-то дома, выбираясь по ночам на поиски пропитания. И даже опустился до того, что ел пойманных солдат из патрулей. Впрочем, людоедом себя не считал, так как насмотрелся всякого… Люди такое не творят.
Но выследили и там. При штурме его логова Годзилка успел поджечь вражеский танк и четыре машины примкнувшей к оккупантам полиции. Только везение долго продолжаться не могло – вызванный на подмогу «Апач» ударил ракетами. Взрывом маленького тогда еще Змея выбросило на улицу и сильно ударило о растущий неподалеку дубок. Небольшой, но Годзилке хватило… Он потерял сознание, а очнулся уже здесь. Правда, немного раньше.
Так и мотался две тысячи лет. То из варяг в греки, если таковые имелись в то время, то обратно. Однажды занесла нелегкая за океан. Там, по словам Годзилки, было совсем плохо. Если наши местные жители просто бросали дубины и каменные топоры, то тамошние аборигены попытались приспособить крылатого Змея к исполнению главной роли в диком и жестоком культе – жертвы ему приносили, памятники ставили… А у него желудок еще американским мясом травленый и изжога. Ушел от них.
Потом причудливая прихоть судьбы приготовила другое испытание – любознательное желтолицее население одной страны так восхитилось способностью нашего героя к полетам, что чуть было не разобрало на мелкие кусочки в попытке научиться подобному. Пришлось покинуть и этот негостеприимный край, оставив на память традицию делать бумажных драконов и запускать воздушных змеев.
И вот он здесь. Смотрит на меня жалобно и хвостом виляет».
С городских стен за разворачивающейся драмой следили внимательно. Народ в Татинце в большинстве своем имел достаточно бурное прошлое и размеренной жизнью тяготился. А тут хоть какое-то развлечение. Самые азартные бились об заклад, и немалые суммы заходили по рукам. К чести горожан, нужно сказать, что ставили больше на то, сколько продержится Змей против князя. В победе Николая мало кто сомневался, да и те уже помалкивали, потирая отбитые ребра. Чего тут побеждать-то? Подумаешь, ящерица с крыльями. Чай, не страшней оборотня, который приблудился о прошлом месяце, разве чуть крупнее.
Движимый долгом отец Мефодий поначалу сурово смотрел на впадающих в грех соотечественников и громко ругался, но потом, по здравом размышлении, счел его не таким очень уж большим и грехопадение возглавил. А возглавив, тут же перепоручил руководство княжескому казначею, более известному под именем Тимофея Домовецкого. Сюда же на стену был принесен стол, и надувшийся от осознания собственной значимости Тимоха принимал ставки под запись, сразу изымая подоходный налог с будущего выигрыша. Некоторым возмутившимся он резонно заявил, что без уверенности в победе не хрен и ставить. А раз уверен, то плати.
Через час, отмеряемый ударами колокола на звоннице, где сидел с клепсидрой дневальный леший, перед татинским министром финансов скопилась изрядная куча серебра. Преимущественно серпянок местной чеканки, пришедших на смену новобродским чешуйкам. Название они получили от изображенного на монете серпа. Десять серпянок составляли молот, в свою очередь являющийся десятой частью крестовика. Когда-то Николаю стоило немало трудов и сил убедить отца Мефодия, что размещение на деньгах герба княжества, прозванного в народе татинским крестом, не будет являться богохульством и святотатством. Наоборот, это станет символом победы труда и разума над духом алчности, стяжательства и корыстолюбия.
Попадались и восточные, видимо, из старых сбережений, странных форм, иные с дырками посредине, покрытые причудливой вязью. Таких, правда, было мало. Последнее время купеческие лодьи все реже и реже поднимались вверх по Шолокше, а немногие приплывшие рассказывали о новой напасти, появившейся далеко на восходе. Поговаривали о свирепом и могучем правителе Пету-хане, объединившем разрозненные доселе кочевые племена. Впрочем, политика, не приносящая прибыль, Тимоху никогда не волновала. Его больше беспокоило другое – продержится ли Змей еще полчаса? Вроде должен…
Когда князь бросил копье и схватился с чудовищем врукопашную, по толпе пронесся дружный вздох и все притихли в ожидании развязки.
– Шкуру не хочет попортить, – со знанием дела прокомментировал кто-то.
– Ерунду городишь, – возразила толстая румяная баба с корзиной пирогов, продаваемых зрителям. – Запрячь он зверя хочет.
– Зачем?
– Знамо зачем – пахать на ем будет.
– Чего бы понимала, дурища! Сохи-то у яво нетути!
– Дык и не нада… Глянь-ко, кака у Горыныча мущинска справа, чай, не хуже пропашет, – упорствовала торговка.
– Тьфу ты, – плюнул ее сосед. – Вот те кака пахота на уме.
– А чо? Змей, он ить тоже человек. Можа, когда и придется страшненького пожалеть.
– Нутко цыть! – прикрикнул на охальников отец Мефодий, из-под руки всматриваясь вдаль. – Чего-то притихли.
Действительно, ратоборцы подозрительно утихомирились и уселись на поваленное дерево обсуждать неведомые зрителям вопросы. Минут двадцать сидели тихо-мирно, а потом князь неторопливо поднялся и с силой саданул Змея в удачно подвернувшуюся челюсть. И понеслось… Горыныч упал, прокатился по траве, нелепо взмахивая крыльями, потом вскочил и бросился на Николая. Тот увернулся, подхватил копье и ударил в чешуйчатую грудь. Стальной наконечник выбил сноп искр и соскользнул к земле. Чудовище отскочило в непонятном испуге и зарычало, выпуская из ноздрей дым.
– Ты чо, сдурел? – вполголоса, чтобы не услышали в городе, спросил Годзилка. – Чуть все хозяйство не покалечил, ирод. Я, может, еще жениться захочу. Когда-нибудь. И в рыло совать мог бы поосторожнее. Харя-то не казенная, чо!
– Ну, извини, – Коля сдул с носа повисшую каплю пота. – Просто удачно подвернулся.
– Мы так не договаривались. Больно же.
– Врешь.
– Вру, – согласился Годзилка. – Но мог бы и вполсилы. Мне твой волхв обещал…
– Кто, Серега?
Ящер прикусил длинный язык и непонимающе захлопал глазами. И даже умудрился изобразить на хищной морде искреннее недоумение.
– Гляди, князь, к тебе подмога идет!
– Зубы-то не заговаривай.
– Я серьезно.
Николай обернулся – по полю от города с яростным ревом неслось еще одно чудовище. Но не чешуйчатое, а покрытое черной пушистой шерстью, с горящими праведным гневом зелеными глазами. Оно издалека скалило длинные, в мизинец, зубы, и, судя по всему, твердо намеревалось вцепиться Годзилке в глотку.
– Ты ему прививки сделал? – забеспокоился Змей.
– Нет, а что?
– Так, к слову пришлось.
Коля пожал плечами. Какие еще, к лешему, прививки? Спасенный когда-то в Славеле котенок и без них прекрасно себя чувствует. А за четыре прошедших года и не болел ни разу. Наоборот – подрос, заматерел и вымахал так, что местные рыси в лесах удавились бы от зависти, если б могли. Городские собаки уважительно смотрели на кота снизу вверх и уступали дорогу. Названный поначалу просто и без затей Васькой, сейчас он носил гордое имя Басилевс. Для близких просто Базека.
– Князь, а князь… – Годзилка потихоньку отодвигался все дальше и дальше, – скажи ему, что я свой и еще пригожусь.
– На мясо, что ли?
– Не-е-е… А хочешь, говорить его научу?
