Глава 9

Касиния проскользнула в дверь и склонила у порога.

— Подойди! – велела Октавия.

Помощница выпрямилась и, легко ступая по мраморному полу, приблизилась к верховной жрице. Двигалась она стремительно и плавно, что удивляло всех, кто видел ее впервые. Высокая, крупная, с мускулистыми руками и ногами, Касиния весила не менее трехсот фунтов. В свое время Октавия заметила, и, побеседовав с правофланговомым преторианской когорты, предложила ей перейти в храм. Касиния оказалась сообразительной. Одно дело за три аурея в месяц таскать на себе лорику, шлем и тяжелый щит, другое – находится при особе верховного понтифика, выполняя деликатные поручения. И платят несопоставимо больше, и прочих благ не занимать…

— Говори! – приказала Октавия.

— Претор отказалась отпустить Лавинию.

— Почему? – нахмурилась понтифик.

— Обвинение серьезное и подтверждено письменно. Жалоба подана при многочисленных свидетелях.

«Старая жаба! – подумала Октавия о преторе. – Взяточница! Набивает цену? Асса не заплачу!»

— А что пришлые? – спросила, сохраняя невозмутимость.

— Доставлены в храм, умыты, умащены и приготовлены к церемонии.

— Им рассказали об обязанностях?

— Да.

— Поняли?

— Один из них знает латынь.

— Как отреагировали?

— Спокойно.

— Никто не возмущался?

— Нет.

— Даже этот… Игрр?

— Он, кстати, переводил. Улыбался.

«Ну, это ненадолго!» – усмехнулась Октавия. Касиния поняла и тоже ощерилась. Спереди у нее не хватало зубов, выбитых в пьяной драке, поэтому улыбка помощницы смотрелась жутко.

— Женщин во дворе много?

— Не протолкнуться.

Октавия поморщилась. Прибытие в храм новых мужчин всегда вызывает столпотворение. С одной стороны это хорошо – в сокровищнице добавится золота. С другой, к новеньким выстроятся очереди. Как объяснить, что семя от Игрра придется ждать? Сколько он будет упорствовать? Сутки, пять, десять? Касиния дело знает, но среди мужчин попадаются упрямые…

«Все равно откажется от обвинения! – решила Октавия. – Не было еще человека, способного выдержать пытки Касинии. А клиенткам можно сказать, что Игрр заболел. Бывает…»

— Скажи: пусть ведут пришлых в храм! – велела она и, после того, как помощница убежала, оглядела себя зеркало.

Полированный лист серебра отразил стройную, несмотря на годы, женщину в расшитой золотыми стрелами столе и с миртовым венком на седеющей голове. Верховный понтифик смотрелась величественно. Октавия довольно кивнула и, придав лицу подобающий вид, двинулась к двери. Она не подозревала, что очень скоро величавая маска на ее лице сменится совершенно иной…

В Рому ала вошла к полудню. Сначала мы увидели вдали кирпичные стены, затем различили черепичные крыши зданий над ними. Вскоре показались ворота. Они были распахнуты. Повозки и люди, издали походившие на жучков с муравьями, вползали в них и выползали. Движение у стен города оказалось оживленным. Передовой турме пришлось потрудиться, расчищая але путь. Повозки сгоняли с мощеной дороги, люди сходили с нее сами. Слышались крики и ругань. Скоро, однако, это кончилось. Конница гулко простучала копытами под аркой ворот и втекла внутрь.

Мы с парнями вертели головами, во все глаза разглядывая дома и улицы. Последние были мощеными, прямыми и достаточно широкими, чтобы встречные повозки могли разминуться. Дома за стенами оказались многоэтажными, но к ближе к центру показались роскошные особняки с облицованным мрамором стенами. Крыши некоторых были покрыты листами меди. Пару раз встретились площади, окруженные величественными зданиями с лесом колонн – то ли храмы, то ли обиталища местной власти.

На площадях красовались мраморные и бронзовые статуи на постаментах. Мужчины и женщины. Женщины задрапированы в длинную, спадающую ниже пят одежду, а вот мужики стояли совсем голые – даже фиговых листков не наблюдалось. Причем, агрегаты у них были в рабочем состоянии. У мраморных статуй они выделялись более светлым цветом, а у бронзовых просто блестели. Парни, заметив, захихикали.

— Что это? – спросил я у Виталии, указав на статуи.

— Обычай, – смутилась она. – Если подержаться за пенис в Дни, то беременность непременно наступит.

Я перевел, парни засмеялись.

— Пусть за мой подержатся! – предложил Олег и ухмыльнулся. – Беременность гарантирую.

Переводить его слова я не стал. Ала остановилась возле одного из помпезных строений, я, Виталия и трибун поднялись по мраморным ступеням и оказались внутри просторного зала, освещаемого из узких окон под крышей. Стекол в окнах не имелось. Трибун подвела нас к мраморному столу, за которым восседала женщина в длинной – до пят – тунике.

— Граждан Игрр желает подать жалобу! – объявила трибун.

Женщина кивнула и взяла из стопки, лежавшей перед ней, лист пергамента, после чего обмакнула заостренную камышинку в бронзовую чернильницу. Процедура не затянулась. Трибун под наши молчаливые кивки продиктовала обвинение, я и Виталия, взяв протянутую камышинку, поочередно поставили подписи, после чего трибун заверила их отпечатком перстня. Затем, обернувшись, отдала приказ. Двое воинов ввели в зал связанную Лавинию.

— Передаю обвиняемую в руки претора! – объявила трибун.

Подскочившие воины в кожаных доспехах – стража претора – взяли Лавинию под локти и увели. Трибун и мы вернулись к але.

«Быстро у них! – оценил я. – У нас бы несколько часов мурыжили!» Я склонился к уху Виталии:

— Что дальше?

— Претор назначит день и время суда, – таким же шепотом пояснила она и вздохнула: – Только не верю я, что он состоится!

— А нам и не нужно! – подмигнул я.

Она посмотрела удивленно, но не решилась спросить. Вокруг топорщились любопытные уши.

Храм Богини–воительницы оказался неподалеку от резиденции претора. Огромное, круглое здание с куполом возвышалось над окружавшим его высоким забором, как великан над травой. Повозки подкатили к задней калитке, одна из «кошек» стукнула в нее бронзовым молотком, и калитка отворилась. На подходе к Рому трибун послала вперед гонца, поэтому в храме ждали. Обошлось без бюрократии, вышедшая жрица просто пригласила нас следовать за ней. Я на прощание легко сжал кисть Виталии (она кивком подтвердила, что все сделает) и последовал за парнями. Нас отвели в дом, стоявший позади храма, где велели раздеться. Привыкшие к простоте местных нравов, мы без слов скинули одежду, сложив ее на мраморную лавку. Пожилая жрица осмотрела нас с ног до головы и одобрительно кивнула.

— Сейчас вас помоют и переоденут! – объявила стоявшая в стороне высокая и крупная димидия.

Мне она напомнила сарму, бившую меня на стоянке у ручья. Только та походила на борца сумо, а эта – на штангистку. Взгляд у «штангистки» был тяжелым и недобрым. «С ней надо настороже!» – понял я и потянулся к одежде.

— Вам выдадут другую! – поспешила «штангистка».

— Мне эта нравится! – нагло сказал я.

— Оружие оставь! – нахмурилась «штангистка». – В храме дозволено только страже.

Подумав, я подчинился: оружие действительно ни к чему. А вот кошелек с деньгами прихватил. Тот был маленький и легкий. В Таре мы с Виталией поменялись. Я вручил ей свой золотой запас – вклад в выкуп, получив взамен легонький мешочек с парочкой золотых и десятком серебряных и медных монет. На первое время хватит.

Нас отвели в баню, где молодые жрицы, абсолютно голые, быстро и сноровисто нас вымыли. Затем, уложив на мраморные столы, натерли пахучим маслом. Парням процедура очень понравилась. Олег в ходе процесса все время пытался схватить свою банщицу за разные места. Та хихикала и шлепала охальника по шаловливым ручкам. Ясен пень, все мужики от такой картины возбудились. Я, покрутив головой, заметил, что за сценой наблюдает пожилая жрица, которая осматривала нас сразу. Она одобрительно кивала головой. «Еще одна проверка товара!» – понял я.

После бани нас сытно накормили, не пожалев вина. Я на выпивку не налегал, а вот парни захмелели. Поэтому благодушно слушали речь все той же пожилой жрицы, рассказывавшей, чем и как гостям предстоит в храме заниматься. Ничего нового нам не поведали, разве что уточнили нюансы. За хорошее поведение донорам предоставлялась свобода перемещения по городу и в общении с людьми. Но за пределы города выходить запрещалось. За нарушение правил полагались наказания. На какое-то время могли запретить выход в город, а в случае тяжких проступков – оштрафовать, а то и посадить в подвал. Сроки запрета, отсидки и сумма штрафа определяла главная жрица, она же верховный понтифик. Категорически запрещалось вступать в интимные связи с женщинами, пьянствовать и безобразничать. За этим, как предупредили нас, будут смотреть. Жить нам предстояло на территории храма в специально предназначенном для мужчин доме – по трое–четверо в комнате. Короче, в общаге.

Говорила жрица на латыни, я переводил. При этом позволял себе вольности и комментарии. Парни прыскали и хохотали. Жрица косилась, но от замечаний удержалась – видимо списала реакцию на щекотливость темы. Все это время «штангистка» за нами внимательно наблюдала.

— Что-то непонятно? – спросила после того, как жрица умолкла.

Все закрутили головами.

— Сейчас вас пригласят в храм, где каждому наденут браслет. С этого мгновения вы находитесь под защитой Богини–воительницы. Гордитесь! Это почетно!

«Чтоб тебя понос прошиб!» – мысленно пожелал ей я.

В сопровождении храмовой стражи мы пересекли двор. Тот был забит до отказа: нолы, кварты, димидии, треспарты – полный набор. Нас с любопытством разглядывали. «Очень хорошо!» – оценил я. Мой план, разработанный на основании сведений, полученных от Виталии, как раз это предполагал. Взбежав на храмовое крыльцо, я обернулся к толпе и всмотрелся: есть знакомые лица! Вита – молодец!

— Рад видеть вас, красавицы! – крикнул я.

Женщины в толпе сочли, что это обращено к ним, и заулыбались. Я поклонился и в порыве чувств отстучал на мраморном крыльце чечетку. Вернее, попытался ее изобразить. Толпа зааплодировала. Я еще раз поклонился.

— Ты чего? – удивился Олег.

— Бьет копытом, землю роет молодой сперматозоид! – пояснил я.

Олег заржал. Братья тоже прыснули. Так, смеясь, мы и вошли в храм.

Внутри оказалось светло. Свет вливался сквозь ряд окошек вверху, падал через отверстие в куполе, освещая установленную в центре мраморную статую. Я присмотрелся. Статуя изображала женщину в короткой тунике и с луком в руках. Женщина держала его, готовясь натянуть тетиву, взгляд ее был устремлен вперед, будто она заметила врага. «На Виталию похожа!» – оценил я. От этой мысли стало спокойнее.

У подножия статуи толпились жрицы в белоснежных нарядах. Одежда одной была расшита золотыми стрелами, а на голове красовался зеленый венок. «Это и есть верховная! – догадался я. – Мамаша Лавинии». Я внимательно посмотрел на понтифика. Та не обратила на это внимания. Держалась она величественно. Ну, это недолго…

— Подойдите! – велела верховная.

Мы приблизились.

— Сейчас каждому из вас в знак принадлежности к храму наденут браслет. Протяните левую руку!

Мы подчинились. Откуда-то сбоку возникла жрица с медным подносом. На нем лежали четыре браслета и железные щипцы странного вида. Подошедшая «штангистка» надела один из браслетов на руку Леше. После чего вставила медную заклепку в проушины и раздавила ее щипцами. «Ловко! – оценил я. – Теперь без инструмента не снять». Леша подвигал браслет, оценил, что тот не давит, и опустил руку. Жрица и «штангистка» подошли к Степану…

Я наблюдал за церемонией, готовясь. Специально встал так, чтобы оказаться последним в очереди. Пусть они расслабятся. Процедура, однако, шла быстро, и ничего путного придумать я не успел. Поэтому, когда жрица со «штангисткой» приблизились, просто оскалился.

— Гав! – выпалил в лицо жрице.

Та от неожиданности наклонила поднос. Щипцы упали «штангистке» на ногу – та подскочила и зашипела от боли. Браслет, звеня по мраморному полу, подкатился к моим ногам. И тогда я, что было сил, поддал его носком сандалии. Браслет улетел далеко. Все от неожиданности застыли.

— Не нравится мне у вас! – заявил я во всеуслышание. – Пойду!

Я повернулся, но «штангистка» схватила меня за плечо. Блин, ну и хватка! Мне удалось сорвать ее руку, но «штангистка» вцепилась в тунику. Мы завозились.

— Олег! Помоги! – позвал я.

— Наших бьют!

Подскочивший десантник без долгих раздумий саданул «штангистке» кулаком в живот, а затем, когда та согнулась, завернул ей руку к спине.

— Задержи хотя бы на минуту! – просил я и помчался к выходу. На бегу я с размаху шлепнул себя ладонью по носу и удовлетворенно ощутил, как теплая струйка побежала по губе. Нос – штука нежная, разбить легко. Но позволить сделать это постороннему нельзя – изуродуют. Перегородка искривится, а как после исправить? Здесь вам не тут… Сунув пальцы в набегавшую кровь, я размазал ее по лицу, а затем разодрал на груди тунику. Ткань мне попалось прочная, пришлось надрезать заранее. Зря, что ли, я отказался сменить одежду в бане?

У входа в храм стояла стража – две димидии в панцирях и с копьями в руках. Увидев бегущего мужчину в разодранной одежде и с окровавленным лицом, они растерялись и запоздали. Я проскользнул под копьями и вылетел на ступеньки. Толпа, увидев меня, помятого и окровавленного, ахнула.

— Граждане! – завопил я, протягивая руки. – В храме убивают пришлых! Гнев богини падет на Рому! Остановите злодейство!

Актер из меня некудышний, о чем мне без обиняков заявили на съемках.

— Переигрываешь! – оценил мои старания режиссер. – Даже для театра чересчур. Ладно, слов у тебя всего ничего, а шашкой ты хорошо машешь…

Жаль, что его не было сейчас! Он бы оценил мой триумф. Вид растерзанного мужчины, только что танцевавшего перед всеми, кровь на его лице и страшные слова, сказанные мной – неважно как, возымели эффект. Толпа выдохнула и подалась вперед.

Я не успел насладиться успехом. Подскочившие стражи за локти втащили меня внутрь. Я не сопротивлялся – дело сделано. Меня подвели обратно к статуе. У подножия мраморной богини толкались ошеломленные жрицы. Парни стояли в сторонке, окруженные стражей. Олег морщился и потирал живот – видимо «штангистка» вернула удар. Сама же она, бешено сверкая глазами, схватила меня за волосы и подтащила к верховной жрице.

— Ты пожалеешь! – прошипела та.

— Посмотрим… – ухмыльнулся я, но в этот момент «штангистка» без замаха, двинула меня под ложечку. Я ойкнул и согнулся.

— Этого – в подвал! – распорядилась верховная жрица. – Остальных – в дом! Двор очистить!

Она повернулась и пошла прочь. «Штангистка» потащила меня куда-то в сторону. Из разбитого носа на мраморный пол капала кровь, чувствовал я себя хреново, но радовался. Этот улей я капитально разворошил. Оставалось дождаться прихода пасечника…

* * *

Претор явилась так скоро, что Октавия не успела придти в себя и определиться.

— За забором – толпа! – сообщила гостья, вытирая платком мокрый лоб. – Она растет. Подходят все новые. Они кричат и требуют показать им пришлых. В противном случае грозят ворваться и все разгромить. Меня спешно вызвали…

Претор плюхнулась на скамью и без приглашения плеснула в кубок из стоявшего на столе кувшина. Смакуя, вытянула вино. «Чтоб ты поперхнулась!» – пожелала Октавия.

— Ты и вправду это устроила? – спросила гостья, довольно крякнув. – Я понимаю, что для тебя значит этот Игрр, но нельзя же сразу…

— Его пальцем никто не тронул! – зарычала Октавия. – Сам разбил себе нос и порвал одежду. После чего выбежал и крикнул, что пришлых убивают. Я не знаю, зачем он это сделал. Целы они! Все!

— Могу посмотреть? – встала претор.

— Идем! – обреченно вздохнула жрица.

К Игрру они заглянули в последнюю очередь. Как поняла Октавия, специально. После осмотра и пойдет торг. Дешево ей это не встанет.

В подвале было сумрачно, и сопровождавшей жрицу Касинии пришлось зажечь факел. Его свет выхватил из темноты мужчину, лежавшего на охапке соломы. Кровь, засохнув на лице, превратила его в жуткую маску.

— Да–а… – протянула претор, склонившись. – Славно отделали! Я же говорила, что сразу нельзя. Следовало подождать. Встань! – велела она мужчине.

— Не могу! – ответил тот голосом, полным страдания. – Меня изувечили.

— Касиния! – нахмурилась жрица.

— Врет! – сказал помощница. – Только раз и ударила. Ну, два…

— Такой, как ты, достаточно и одного, – хмыкнула гостья. – Эй! – окликнула она пришлого. – Как там тебя… Игрр? Ты, в самом деле, не можешь встать? Говори, как есть! Я Клавдия, претор Рома, прибыла, что восстановить справедливость.

— Из уважения к вам, госпожа!

Пришлый вскочил и поклонился.

— Я же говорила! – окрысилась Касиния. Она шагнула к пришлому и замахнулась.

— Стоять! – рявкнула Октавия. Касиния отступила.

— Так! – сказала Клавдия, оглядывая мужчину. – Из-за чего ты это затеял?

— Не хочу служить в храме.

— У тебя контракт!

— Не с храмом.

— «Фармацевта» его переуступили. Все законно.

— Меня заманили сюда обманом. Но если случилось, хочу работать по специальности. Я врач.

— Тебя пригласили в Пакс лечить?

— Нет! – признался Игорь.

— Тогда на что жалуешься? – пожала плечами претор. – Ты согласился работать, тебе такую возможность дают. Дело нетрудное, – ухмыльнулась она, – а плата хорошая. Ладно, пошумели и хватит. Сейчас тебе дадут умыться и принесут новую одежду. Переоденешься, и мы выйдем к людям. Скажешь им, что все хорошо. Ты просто не понял и испугался. Упал и разбил нос.

«Ловко! – подумала Октавия. – Потребует за помощь пятьсот золотых, не меньше!»

— Нет! – сказал Игорь.

— Мы можем силой! – нахмурилась Октавия.

— Что помешает мне снова разбить нос? Свяжете мне руки? Тогда не забудьте и рот заткнуть! Думаю, в таком виде я толпе понравлюсь.

«Духи Гадеса! – мысленно выругалась Октавия. – Вот же сволочь!»

— Чего ты хочешь? – спросила Клавдия.

— Пусть храм переуступит мой контракт – той, кого я выберу.

— Ни за что! – воскликнула Октавия.

— Как знаешь! – пожал плечами Игорь и повернулся к Клавдии. – У меня к тебе вопрос, претор. Когда суд над Лавинией Варр?

— Кхм… – кашлянула претор. – Я не готова ответить. Дело надо изучить.

— А что там изучать? Все просто. Есть заявление потерпевшего и свидетеля, улика в виде кинжала. Я настаиваю на скорейшем рассмотрении обвинения в суде, пока меня тут не зарезали. Кстати, если это случится, Рома восстанет – могу вам это обещать. Тогда речь пойдет не о контракте и даже не о должностях – о ваших жизнях.

— Выйдем! – сказала Клавдия жрице.

— Он не посмеет! – сказала Октавия, когда они выбрались из подвала.

— Уже посмел! – возразила претор. – Боюсь, ты не поняла, верховная: этот мальчик держит тебя за горло. Он оказался неожиданно умным. Вдобавок кто-то не менее умный его просветил. Пришлым, прибывающим в Пакс, неизвестны наши обычаи, они не говорят по–латыни. Этот же не только знает язык, но и догадался, что крикнуть. Зачем «фарамацевта» отправили такого к нам, не понимаю, но на твоем месте я бы остереглась. Уступи! Что тебе в его контракте?

— Дочь! – сказала Октавия.

— Предложим ему написать отказ от обвинения. Уступка за уступку. Думаю, он легко согласится. Не похоже, чтобы пылал местью.

— Но он посмел… – Лавиния сжала кулаки.

— Хочешь испортить ему торжество? – усмехнулась претор. – Это не трудно. До сих пор не было случая продажи контракта вновь прибывшего в Пакс. Мы вправе сделать это публично. Причем, так, что в Роме станут плевать ему вслед. Идет?

— Сколько? – спросила Октавия.

— Тысяча золотых! – торопливо сказала Клавдия.

— Если сумеешь оставить его в храме, – сказала Октавия. – И пятьсот, если контракт придется продать.

— Ладно! – согласилась претор.