Глава 3
Утром, когда я проснулся, Флоры дома уже не было. Никакой записки она не оставила. Горничная подала мне завтрак на кухне, а сама отправилась по своим делам. Я не стал расспрашивать ее ни о чем, поскольку она либо действительно ничего не знала, либо не имела права сказать мне хоть что-то из того, что меня интересовало. К тому же она, несомненно, донесла бы о моих расспросах Флоре. Итак, поскольку дом был в полном моем распоряжении, я решил отправиться в библиотеку и там попробовать что-то разузнать. Кроме того, я вообще люблю библиотеки. Я прекрасно чувствую себя в окружении множества книг, в которых столько прекрасных и мудрых слов. Всегда как-то спокойнее, когда что-то отгораживает тебя от Тени.
Внезапно откуда ни возьмись появился Доннер или Блицен, а может быть, еще какой-то их братец, и, припадая на лапы, пошел за мной по холлу, нюхая мои следы. Я попробовал расположить собачку к себе, но это было все равно что улыбаться полицейскому, когда тот задерживает тебя на шоссе за превышение скорости. По дороге я заглянул и в другие комнаты — просто комнаты, обычные и совершенно безобидные.
Итак, я вошел в библиотеку, где снова уперся взглядом в Африку на гигантском глобусе. Дверь за собой я закрыл, оставив собак в коридоре, и прошелся вдоль полок, разглядывая корешки и читая названия книг.
Большая часть из них была по истории, во всяком случае мне так показалось. Много было также книг по искусству — большие, дорогие альбомы. Некоторые я полистал. Самые лучшие мысли приходят в голову, когда думаешь вроде бы о чем-то совсем другом.
Флора явно была богата. Если мы родственники, то не должно ли это означать, что и у меня есть кое-какое состояньице? Интересно было бы узнать поточнее, каковы мой социальный статус и профессия, а также — откуда я родом. Кажется, о деньгах я никогда не беспокоился, всегда была масса способов раздобыть их, если я в этом нуждался. Владел ли я таким же большим домом? Я не помнил.
Чем же все-таки я занимался раньше?
Сидя за столом, я сосредоточенно пытался хоть что-нибудь вспомнить. Нелегко копаться в собственной памяти, как в чужом сундуке. Может быть, именно поэтому я и не мог ничего оттуда выудить. Что твое, то твое. Это как бы часть тебя самого, и совершенно невозможно смотреть со стороны на то, что находится где-то у тебя внутри. В том-то все и дело.
Врач? Мысль пришла мне в голову, когда я рассматривал анатомические наброски Леонардо да Винчи. Невольно я начал вспоминать различные стадии хирургических операций и понял, что в прошлом не раз оперировал людей.
Нет, не оно. Кое-какой медицинский опыт у меня имелся, но лишь как часть чего-то большего. Практикующим хирургом я не был, это я почему-то знал. Но чем же я тогда занимался? И в какой области?
Внезапно мое внимание привлекла сабля.
Сидя за столом, я имел возможность обозревать всю комнату и на дальней стене среди прочих вещей заметил старинную кавалерийскую саблю, которую в первый раз почему-то просмотрел. Я подошел к ней и снял с крючка.
Оружие было в запущенном состоянии. Мне сразу же захотелось взять точильный брусок и масляную тряпку, чтобы привести клинок в божеский вид. Я явно кое-что понимал в старинном оружии, особенно что касалось клинков.
Сабля легко и надежно лежала в руке, придавая уверенность. Я встал в позицию, парировал воображаемый выпад, нанес несколько рубящих ударов… Да, я безусловно знаю, как управляться с такой штукой.
Так каково же оно, мое прошлое?
Я вновь огляделся вокруг, надеясь еще на какую-нибудь зацепку. Но остальные вещи молчали.
Я повесил клинок обратно, вернулся к столу и, усевшись в кресло, решил осмотреть ящики. Начал я со среднего, затем, ящик за ящиком, осмотрел левую тумбу и, наконец, правую.
Бумага, конверты, почтовые марки, скрепки, огрызки карандашей, ластики — всякая чепуха.
Тогда я вынул из стола все ящики один за другим и, по очереди ставя себе на колени, начал копаться в каждом. Сделать обыск, это была не мимолетная мысль, а опять-таки часть моих прошлых умений. Которые также память подсказывали мне, что надо исследовать и сами тумбы. Изнутри.
Вот тут-то и обнаружилось то, что сначала ускользнуло от моего внимания: верхний ящик правой тумбы был не таким глубоким, как остальные. Я заглянул внутрь и увидел что-то вроде небольшой коробки, прикрепленной снизу к крышке стола.
Это тоже оказалось выдвижным ящиком, маленьким и запертым на замок.
Я поковырялся в замке скрепкой, потом булавкой и уже через минуту вскрыл ящичек с помощью рожка для обуви, который нашел там же, в столе. И обнаружил колоду игральных карт.
То, что было изображено на рубашке верхней карты, буквально сразило меня. Весь покрывшись испариной и едва дыша, я так и застыл — у стола на коленях.
Это был вставший на дыбы белый единорог на зеленом поле, обращенный вправо.
Он был мне до боли знаком, хотя я не мог сказать, где видел его прежде.
Открыв колоду, я стал рассматривать карты. Обычная колода в стиле Таро — жезлы, пентакли, кубки и мечи. Но Старшие Козыри были иными.
Я поставил на место все ящики, стараясь не защелкнуть замок на секретном. Потом продолжил изучение колоды.
Картинки почти как живые: люди на странных картах, похоже, готовы шагнуть ко мне сквозь блестящую оболочку. Сами карты холодные, гладкие и приятные на ощупь. У меня тоже были такие, вспомнил я вдруг.
Я принялся раскладывать их на столе.
На одной был изображен остроносый смеющийся человечек с коварным и хитрым лицом и целой копной волос соломенного цвета. Костюм был в стиле эпохи Возрождения, сочетание оранжевого, красного и коричневого: длинные штаны в обтяжку и тесно прилегающий расшитый дублет. Я узнал его. Это был Рэндом.
Со следующей карты на меня равнодушно смотрел Джулиан. Длинные темные волосы и бесстрастные голубые глаза, полностью закован в белые доспехи — не серебристые и не стальные, а словно покрытые эмалью. Однако я знал, что они чертовски прочные и надежные, несмотря на кажущуюся декоративность и явную изысканность. Именно этого человека я когда-то обыграл в его любимую игру, за что он и запустил в меня стаканом с вином. Я знал его и от всей души ненавидел.
Затем возник смуглый и темноглазый Каин, одетый в черный с зеленым отливом атлас. Темная треуголка сдвинута набекрень, длинный зеленый плюмаж спускался ему на спину. Он повернулся в профиль, лихо подбоченясь. Носки его сапожек загибались вверх. На поясе висел украшенный изумрудами кинжал. Этот человек вызывал у меня двойственные чувства.
Следующим был Эрик. Красавец, что ни говори. Волосы иссиня-черные, как вороново крыло, борода кудрявая, вечно улыбающийся сочный рот. Обычная кожаная куртка и кожаные штаны, простой плащ и высокие черные сапоги. На широкой красной портупее длинная серебристая сабля, в рукояти которой светится крупный рубин. Капюшон плаща и обшлага куртки тоже отделаны красным. Большие пальцы рук заложены за пояс; руки мощные, крупные. Пара черных перчаток заткнута за ремень справа. Именно он — я был в этом уверен — пытался убить меня, подстроив автокатастрофу. Я смотрел на него с некоторым страхом.
Затем возник Бенедикт — высокий, суровый, очень худой, узколицый, но с широкой душой и великим умом. Костюм у него тоже был оранжево-красно-коричневый, и внешне он напоминал то ли пугало с головой-тыквой и клоком соломы вместо волос, то ли главного героя «Легенды Спящей Долины». У него были тяжелая крепкая нижняя челюсть, карие глаза и каштановы, совершенно прямые волосы. Бенедикт держал под уздцы буланого коня и опирался на копье, украшенное гирляндой цветов. Смеялся он редко. Его я любил.
Когда я открыл следующую карту, сердце мое забилось так, словно хотело выпрыгнуть из груди.
Это был я.
Я видел себя в зеркало, когда брился, и это был тот самый парень за зеркалом. Зеленые глаза, черные волосы, и одет в черное с серебром, конечно же. На плечах плащ, чуть раздуваемый ветром. Черные высокие сапоги, как у Эрика. Клинок на боку, только потяжелее и не такой длинный, как у него. На руках — перчатки, отливающие чешуйками серебра. Пряжка под горлом в виде серебряной розы.
Я, Корвин.
А со следующей карты на меня смотрел могучий и властный мужчина. Мы с ним были очень похожи, только челюсть у него была потяжелее, да и сам он был покрупнее меня, зато не так быстр. Силищей он обладал поистине сказочной. Одет в серую с синим парадную мантию, перехваченную в талии широким черным поясом, он стоял и смеялся. На груди — крепкая цепь, а на ней серебряный охотничий рог. Лицо обрамлено короткой бородкой, небольшие усы. В правой руке — кубок вина. Внезапно какие-то добрые чувства проснулись во мне, и тут же в памяти всплыло его имя: Джерард.
Потом возник ярко-рыжий, словно в огненной короне, человек, одетого в красные и оранжевые шелка. В правой руке он держал меч, в левой — кубок. В глазах, той же синевы, что у Флоры и Эрика, плясали черти. Подбородок тонковат, но его скрывала борода. Меч украшен золотой филигранью. На правой руке — два массивных перстня, и еще один на левой: соответственно с изумрудом, рубином и сапфиром. Это и был Блейз.
А потом возник еще один, похожий на Блейза и на меня. Черты лица — почти как у меня, только помельче, а глаза и волосы, как у Блейза. Безбородый. В зеленом костюме для верховой езды. Он сидел на белом коне, причем конь на карте смотрел вправо. В этом человеке одновременно чувствовались и сила, и слабость; предприимчивость и полная отрешенность от мира. Он и нравился, и не нравился мне, чем-то привлекая и отталкивая. Звали его Бранд. Я вспомнил это, лишь только взглянул на него.
Итак, я знал их всех, помнил их сильные и слабые стороны, их победы и поражения.
Потому что все это были мои братья.
Я добыл из Флориной сигаретницы сигарету и закурил. Потом откинулся на спинку кресла и стал размышлять о том, что успел вспомнить.
Да, это были мои братья — все восемь странных людей, одетых в странные костюмы. Но я понимал, что именно так они и должны быть одеты, равно как и сам я должен носить черное с серебром.
Мне вдруг стало смешно: я понял, во что одет, что именно я купил в первом попавшемся магазинчике, когда сбежал из «Гринвуда». На мне были черные брюки, а все три купленные мною рубашки были серебристо-серого цвета. Куртка тоже была черной.
Я опять взял карты в руки. И передо мной появилась Флора в платье цвета морской волны, в том самом, в каком вспомнилась мне накануне. Следующая картинка изображала черноволосую девушку с голубыми глазами — как у Флоры. Ее длинные волосы свисали ниже пояса, она была в черном платье, на талии — серебряный поясок. Мои глаза вдруг наполнились слезами, сам не знаю почему. Имя ее было Дейдра.
Потом последовала Фиона; волосы в точности как у Блейза или Бранда, а глаза мои. Кожа жемчужно-белая. И сразу же во мне вспыхнула ненависть.
Я быстро перевернул следующую карту, и там была Ллевелла с зеленоватыми нефритовыми волосами и глазами, в мерцающем серо-зеленом платье, перетянутом лиловым поясом. Выглядела она какой-то мокрой и печальной. Почему-то я был уверен, что она совсем иная, чем мы, но тоже моя сестра.
Я ощутил вдруг ужасную тоску, оторванность ото всех этих людей. С другой стороны, мне явственно казалось, что они где-то рядом.
Карты были очень холодными, кончики пальцев у меня совсем заледенели. Я положил карты на стол, впрочем, не очень охотно. Мне почему-то не хотелось выпускать их из рук.
Но рассматривать в колоде больше было нечего. Остальные карты оказались обычными. И еще я чувствовал — снова не в силах понять, откуда взялось это ощущение, — что нескольких карт тут не хватает. Но я в жизни не ответил бы на вопрос, каких именно Козырей. И что на них изображено.
От этого мне почему-то стало совсем грустно. Я снова закурил и задумался.
Почему я сразу же вспомнил этих людей, едва открыв карты? И почему я совершенно не мог вспомнить ничего, с ними связанного? Теперь я знал куда больше, чем утром, но все это были лишь имена и лица. И практически ничего больше.
Я не мог, например, понять, зачем все мы изображены на игральных картах. Однако мне страшно хотелось иметь точно такую же колоду. Если взять Флорину, она сразу же узнает о пропаже и у меня будут неприятности. Поэтому я снова положил карты в секретный ящичек и запер его.
Господи, как я после этого пытался растормошить свою память! Но, увы, безрезультатно.
Пока не вспомнил странное, волшебное слово.
Амбер!
Вчера вечером, услышав это название, я был поражен в самое сердце. Мне было так больно, что потом я старался даже не вспоминать об этом. Теперь же слово «Амбер» манило меня, и я решил выяснить, какие ассоциации оно может вызвать.
Прежде всего я почувствовал страшную тоску, даже ностальгию. Где-то в самой глубине этого слова — «Амбер» — таилась некая неизъяснимая прелесть; оно вызывало смутные воспоминания о власти и победах: власти почти неограниченной, победах громких и славных. И еще — слово это явно было для меня привычным, часто произносимым. Я как бы являлся его частью, и, с другой стороны, оно тоже было частью меня самого. Я уже понял, что это название какой-то страны, которую я хорошо знал когда-то. Я чувствовал сильное волнение, однако в памяти не возникало никаких картин.
Сколько я так просидел, не помню. Время как будто остановилось, растворилось в моих воспоминаниях.
Из глубокой задумчивости меня вывел легкий стук в дверь. Потом дверная ручка медленно повернулась, и в библиотеку вошла горничная, Кармела. Ее интересовало, не проголодался ли я.
Мысль была здравая, и я, проследовав за ней на кухню, с удовольствием уничтожил половину цыпленка и выпил большую кружку молока. Кофе я прихватил с собой в библиотеку и уже наливал себе вторую чашку, когда зазвонил телефон.
Мне страшно хотелось самому снять трубку, но потом я решил, что в доме есть параллельные аппараты и, по всей вероятности, ответить лучше Кармеле.
Но телефон продолжал звонить. И я не выдержал.
— Алло, — сказал я, — резиденция миссис Фломель.
— Будьте любезны, попросите ее к телефону.
Это был мужчина. Он говорил быстро и, похоже, нервничал. Дышал с трудом, словно запыхался. К тому же в трубке слышались еще какие-то неясные звуки, шорохи и голоса. Мужчина явно звонил издалека, из другого города.
— К сожалению, ее нет дома, — ответил я. — Ей что-нибудь передать?
— А с кем я имею честь говорить? — спросил он.
Я некоторое время колебался. Но потом все же ответил:
— Это Корвин.
— Боже мой! — воскликнул он и вдруг надолго умолк.
Я уж было решил, что он повесил трубку.
— Алло, алло. — Я даже подул в трубку.
Тогда он заговорил вновь:
— Она жива?
— Конечно, жива! Какого черта! Кто это говорит?
— Ты что, не узнаешь меня по голосу, Корвин? Я — Рэндом! Слушай, я сейчас в Калифорнии. У меня тут неприятности. Я хотел попросить Флору приютить меня. Ты что, с ней?
— Временно.
— Понятно. Так я могу рассчитывать на твою помощь и защиту, Корвин? — Он еще помолчал и прибавил: — Пожалуйста.
— Разумеется, я постараюсь, — ответил я. — Но я же не могу решать за Флору, даже не посоветовавшись с нею.
— Так ты за меня заступишься в случае чего?
— Да.
— Тогда ладно. Прямо сейчас попытаюсь вылететь в Нью-Йорк. Добираться, видимо, буду кружным путем, не представляю, сколько это займет времени. Встретимся, если смогу избежать неверных Теней. Пока. Пожелай мне удачи.
— Желаю удачи, — ответил я.
В трубке щелкнуло, и снова послышались шорохи и отдаленные голоса.
Итак, нахальный малыш Рэндом попал в беду. Раньше, уверен, меня бы это вряд ли тронуло. Но теперь он мог стать ключом к моему прошлому, да и к будущему тоже. Что ж, попытаюсь помочь ему чем смогу, пока не узнаю от него все, что мне нужно. Я уже понял, что между нами не было особенно теплой, братской любви. Но я также знал, что он отнюдь не дурак, никому не прислуживает, весьма находчив и умен, хоть и склонен порой к сентиментальности по самым неожиданным поводам. С другой стороны, слово его гроша ломаного не стоило, и он с удовольствием продаст мой труп в любой анатомический театр, была бы цена подходящая.
Теперь я достаточно хорошо вспомнил маленького негодяя. Хотя было у меня к нему и какое-то теплое чувство, может, в связи с прошлыми временами, когда мы еще дружили. Но доверять ему? Никогда! Я решил ничего не говорить Флоре, пока Рэндом не явится сам. Он мог сыграть в моей игре роль припрятанного в рукаве туза. Или хотя бы валета.
Я налил себе еще кофе и, медленно прихлебывая, размышлял.
Интересно, от кого он бежит?
Явно не от Эрика, иначе он не стал бы звонить Флоре. И почему это он спросил, жива ли еще Флора? Не потому ли, что я оказался в ее доме? Неужели она действительно настолько предана Эрику, моему брату, которого я ненавидел, что все в семье уверены: я непременно и ее убью, если такая возможность представится? Это казалось весьма странным, но ведь вопрос-то он задал!
Против кого же они заключили союз? Откуда взялась ненависть, это всеобщее противостояние? И почему, от кого Рэндом должен был бежать?
Амбер!
Вот где ответ на все вопросы.
Амбер. Ключ ко всем загадкам. Это я теперь знал точно. Тайна всей неразберихи заключена в Амбере. В каком-то событии, совсем недавно случившемся там, насколько можно судить. Надо быть начеку. Надо притвориться, что мне все известно, и по крупицам, исподволь вытягивать информацию из всех, кто ею обладает. Между нами и так сплошное недоверие, так что опасаться нечего. Надо сыграть именно на этом. А когда я получу все, что мне нужно, добьюсь всего, чего хочу, уж я не забуду тех, кто помог мне, и разделаюсь с остальными. Ведь именно таковы законы нашей семьи; теперь я знал это, так же как и то, что я — истинный сын своего отца.
Внезапно вернулась жуткая головная боль, в висках застучало. Надо полагать, в связи с тем, что я вспомнил об отце. Именно это воспоминание, какая-то догадка… Но я так и не был уверен до конца.
Через некоторое время боль в висках унялась, и я уснул — прямо там, в кресле. Проснулся же оттого, что кто-то вошел. За окном снова царила ночь, а на пороге стояла Флора.
Она была в шелковой зеленой блузке и длинной шерстяной юбке. Серой. В спортивных туфлях без каблуков и толстых чулках. Волосы были скручены в узел на затылке, и выглядела она довольно бледной. На груди, как всегда, болтался свисток для собак.
— Добрый вечер, — сказал я, вставая.
Она не ответила. Молча подошла к бару, плеснула в стакан «Джека Дениэлса» и по-мужски выпила одним глотком. Потом налила еще, взяла стакан и устало опустилась в большое кресло.
Я закурил сигарету и передал ей. Она кивком поблагодарила меня, затем сказала:
— Дорога в Амбер… трудна.
— Почему?
Флора с удивлением подняла на меня глаза.
— Ты когда в последний раз пытался туда попасть?
Я пожал плечами:
— Не помню…
— Что ж, ладно. А я уж подумала, не твоих ли это рук дело.
Я не ответил, потому что не понимал, о чем она говорит. Но тут вдруг вспомнил, что существует и более легкий путь в Амбер, чем по дороге. Но у Флоры этого пути не было.
— В твоей колоде недостает Козырей, — вдруг сказал я почти совсем спокойно.
Она вскочила. Виски из стакана выплеснулось ей на руку.
— Отдай! — закричала она, хватаясь за свисток. Я подошел к ней и взял за плечи.
— Не брал я их. Просто посмотрел.
Флора несколько расслабилась, а потом вдруг заплакала. Я слегка подтолкнул ее к креслу и опустил в него.
— Я решила, что ты забрал те, что у меня остались, — пробормотала она. — Вечно ты всякие гадости говоришь!
Я не стал извиняться. Это показалось неуместным.
— Тебе далеко удалось пройти?
— Вовсе нет.
Флора рассмеялась, и в глазах ее вспыхнул какой-то новый огонек.
— Теперь я поняла, чего ты добился, Корвин, — сказала она, и мне пришлось закурить, чтобы только не отвечать. — Кое-что из того, что мне попалось на дороге, это ведь твоя работа, не так ли? Прежде чем явиться сюда, ты перекрыл мне путь в Амбер, так ведь? Ты знал, что я пойду к Эрику. А теперь я не могу к нему пробраться. И мне придется ждать, пока он сам не явится сюда. Умно. Ты ведь этого хочешь, да, заманить его сюда? Только сам он не придет! Он пришлет гонца.
В голосе ее было странное восхищение. Она что, признавалась в том, что хотела выдать меня моим врагам? И в том, что все равно выдаст, когда представится такая возможность? Да еще упрекала меня в том, что я якобы чем-то помешал ей осуществить задуманное? Поразительно, как спокойно она признавалась в собственных дьявольских кознях, глядя мне прямо в глаза, мне, своей предполагаемой жертве…
Ответ выплыл внезапно из темных глубин моей памяти: так всегда ведут себя члены нашей семьи. Нам нет нужды щадить друг друга и что-то скрывать. И все же мне показалось, что Флоре не хватает тонкости настоящего профессионала.
— Ты, видно, считаешь меня дураком? — спросил я. — Неужели ты думаешь, что я приехал сюда специально для того, чтобы подождать, пока ты выдашь меня Эрику? Во что бы ты ни вляпалась на дороге, так тебе и надо.
— Ну ладно, хорошо, я не в твоем классе! Но ведь и ты тоже в изгнании. Значит, и ты где-то умудрился свалять дурака!
Ее слова обожгли меня, словно удар хлыста, но я был уверен, что она не права.
— Черта с два! — ответил я.
Флора опять рассмеялась.
— Так и знала, что ты не смолчишь! — удовлетворенно сказала она. — Значит, ты действительно бродишь в Тени с какой-то целью. Все-таки ты сумасшедший.
Я пожал плечами.
— Так чего же ты от меня хочешь? — спросила она. — Зачем ты явился сюда?
— Мне просто интересно было увидеть твою позицию, — ответил я. — Вот и все. Ты ведь не сможешь меня удержать, если я не пожелаю остаться. Даже Эрик не смог бы. А вдруг мне просто захотелось повидать тебя? Может быть, я к старости становлюсь сентиментальным. В любом случае я немножко поживу у тебя, а потом, вероятно, исчезну и уйду за добычей. Если бы ты не была столь прыткой и не пыталась строить против меня козни, то извлекла бы для себя куда больше пользы. Ты же просила не забывать тебя, если однажды кое-что все же случится…
Потребовалось несколько долгих секунд, чтобы до нее наконец дошло.
— Ты все же хочешь попытаться! — наконец выговорила она изумленно. — Ты действительно намерен попробовать!
— Да, черт возьми, намерен! — ответил я, совершенно в этом уверенный, что бы это намерение ни означало. — Можешь сообщить Эрику, если хочешь. Но помни: я ведь могу и добиться своего! И еще запомни: если я своего добьюсь, неплохо будет оказаться на моей стороне!
Да, хотелось бы мне узнать, о чем мы, черт побери, говорим! Но я уже запомнил достаточно слов и понимал, насколько важен их смысл, так что пользовался ими по своему усмотрению, не задумываясь, что именно они означают. Однако чувствовал: все, что я говорю, правильно, совершенно правильно.
Неожиданно Флора прильнула ко мне:
— Я не скажу ему. Правда, не скажу, Корвин! Мне кажется, ты сможешь своего добиться. Будет трудновато с Блейзом, но Джерард, наверное, тебе поможет. И Бенедикт тоже. А тогда и Каин к вам переметнется — когда увидит, что происходит.
— Планы я и сам строить умею, — сказал я.
Она сразу отстранилась, отодвинулась. Налила вина в два бокала, протянула один мне.
— За будущее! — Флора подняла бокал.
— Я всегда пью за это.
И мы выпили.
Потом она снова наполнила мой бокал и внимательно посмотрела мне в глаза.
— Эрик, Блейз, или ты. Больше некому. Но ты же сам вышел из игры, и так давно, что я почти сбросила тебя со счетов.
— Это лишний раз доказывает: ничего нельзя знать заранее.
Я отпил вина, надеясь, что сестрица наконец заткнется, хотя бы на минуту. Мне показалось, что она уж слишком очевидно пытается подыгрывать и нашим и вашим. Что-то в этом мне очень не нравилось, и я бы хотел немного подумать.
Интересно, сколько мне лет?
Это, я уверен, было в большой степени связано с тем чувством, которое я испытывал, рассматривая карты, — с чувством тоски и оторванности от людей, на них изображенных. Я был значительно старше, чем выглядел. На вид мне лет тридцать; во всяком случае, когда я смотрел в зеркало, мне так казалось. Но теперь-то я понимал, что Тени всегда лгут. Я был куда старше. И уже очень давно не видел всех своих братьев и сестер вместе — мы тогда еще были друзьями и жили бок о бок, как карты в одной колоде, и между нами не было ни отчужденности, ни вражды…
У входной двери прозвенел звонок, и Кармела пошла открывать.
— Видимо, наш братец Рэндом, — сказал я, совершенно уверенный, что это именно он. — Я обещал ему свое покровительство.
Глаза Флоры широко раскрылись, но потом она улыбнулась, как бы высоко оценив мой гениальный маневр.
Я вовсе не был уверен в его гениальности, но хорошо, что она считает именно так.
Так-то оно лучше.
