Глава 17. Последний штрих
Про баньку Мишка совсем не подумал. Пока было тепло — речки ему хватало. А нынче помыться решительно негде. Он ведь, когда гостя принимал, никакого запаха не почуял. Ни псиной, ни кислятиной от визитёра не пахло. А вот собственные ароматы ощутил. Не самые благозвучные, кстати. И ничего подходящего не приготовлено. Без парилки он обойдётся, но теплый закуток со стоком, куда уйдет то, что набрызгается при мытье — это требуется немедленно. В холодных сенях он давно поставил печку, чтобы до начала больших морозов можно было здесь готовить, а то в тёплой части жилища уж совсем сумрачно. Не в том смысле, что темно — окон то у него нигде нет. Там просто стены как-то давят. Или это такое впечатление из-за близости бревенчатого наката? А может быть, руки помнят, сколько земли он сверху насыпал?
В общем, хоть и готово всё для жизни в тёплом отсеке, но заходит туда Мишка только по делу. А обитает в полухолодной части, где достаточно тепло, пока нет морозов. И совсем не тесно. И между стеной и печкой пространство подходящее. Поднять здесь пол на двадцать сантиметров утрамбовывая глину на откос — работы на пару часов. Два плетня соорудить да куски коры к ним изнутри приладить на те же мочальные верёвочки, лавочку собрать, подставку для горшка с горячей водой, трапик под ноги связать — вот и вся банька.
Сразу и опробовал. А вот лезть в эти штаны такому чистому — ну совсем неохота. Постирал с золой, выполоскал. Хорошо, что он сюда жёлоб от своего ручейка проложил, незачем из тепла в эту промозглую сырость выскакивать. Посдит в тепле, глядишь и пройдет у него простуда, наконец-то.
Если уж на то пошло, он еще одну канаву позднее прокопает, немного глубже. И оборудует её специфически. Чтобы и по санитарно-техничекским вопросам иметь подходящие условия в пределах ограниченно отапливаемого объёма. В морозы-то, когда ручеёк замёрзнет, конечно, вернётся к характерному для дикой природы способу оправления естественных надобностей. А пока холодов настоящих нет, он может себя и побаловать.
Завтра этим займется, когда одежда высохнет. А пока его дело — печку топить и не мёрзнуть. Ни одной нитки ведь нет на теле.
* * *
Желание быть чистым привело Мишку к неважным последствиям сразу после его реализации. Стихавший помаленьку кашель возобновился с новой силой. Буквально выворачивало порой. Так и сидел в помещении, никуда не высовывался. Хорошо, что дрова не все закончились и съестные припасы в достатке. Погода нынче совсем нехороша. Дождь буквально висит в воздухе занудливой дымкой. Ветра нет, но воздух отнимает тепло сквозь тонкую спецовочную куртку, футболку и две потёртые кроличьи шкурки.
А ему худо. Всё валится из рук, буквально вышибаемое сотрясениями тела при кашле. Дверь, сплетённая из лозы и покрытая корой, не так уж плотно закрывает вход. Сырой, промозглый воздух нет-нет, да и лизнёт по ногам. Носки давно сношены и заменены портянками из кроличьей шкурки. Плохо они защищают. И Мишке плохо.
В открывшуюся дверь входят двое. Питамакан и неандерталец поменьше ростом. У него в руках два мешка — маленький и средних размеров. А старый знакомец держит большой тюк. В знак приветствия выдал им ленинское определение материи, и неважно разобрал имя второго гостя.
Питамакан, впрочем, сразу исчез, а маленький гость, положив свою поклажу на пол, захлопотал, распечатывая самый крупный пакунок. Голос его звучал всё время и до Мишки доносился, словно сквозь вату. Поплыл, кажется.
Потом сильные руки большого неандертальца вытряхивали хозяина дома из одежды, в глотку лилась теплая тягучая горечь из чашки, тело растирали чем-то липуче-щипучим, да еще и пахнущим весьма специфчески. И чего ради, спрашивается, человек строил баню и намывался в ней, если его всего выпачкивают. Потом была уютная мягкость мехов. И ещё одна мякость, но упругая и дразнящая. Под его одеялом оказалась решительно настроенная женщина, и ему пришлось с этим что-то делать. Вспотел и отключился.