25
Сотник подскакал к тысяцкому и поклонился.
– Чего орут? – спросил Горыня.
– Славу князю!
– Ростислав здесь?!
– Не видел, воевода! Святояр разъезды выслал, не подступить.
– Если Ростислав с войском, будет рать! – сказал Горыня. Стоявшие вокруг сотники заулыбались.
«Неужели князь здесь? – подумал Горыня, трогая на коня. – Не устоял молодец – рати захотелось? Добро…»
Воевода поскакал вперед. Сотники двинулись следом, а по обеим сторонам, обтекая, понеслись конные гридни – защитить, принять на себя коварный наскок, буде такой последует, а также прикрыть своими телами от стрел. Конники махом преодолели пологий склон и выметнулись на луг. Тот был велик: по три полета стрелы в каждую сторону. Слева темнела в распадающемся тумане дубрава, справа рос кустарник, скорее всего, по берегу старого оврага. Впереди высился пологий холм с голой вершиной – Лысая Гора. Где-то неподалеку жили люди: трава на лугу была скошена, даже стожки успели поставить.
Горыня проскакал треть свободного пространства и остановил коня. Конная сотня также замерла, прикрыв воеводу и его сотников полукольцом. Горыня приподнялся на стременах. К подножию Лысой Горы с той стороны текла темная масса: пешие и конные, блестели зерцала на броне всадников, отсверкивали наконечники копий. Войско! Не сотня-другая конных, выставленных Святояром, дабы придержать погоню и отскочить под напором, как было летось, а большая, изготовленная к сече рать. Не только конные, но и пешие. Эти не убегут! Горыня едва не рассмеялся от радости. Получилось! Когда ему донесли, что у плывших по Ирпени пешцев пропала насада, воевода хотел повернуть назад. Вместе с лодкой исчез и сторож. Следовало полагать, насаду увели лазутчики, а пропавшему сторожу развязали язык. Сотники отговорили ворочаться. Доводили: причальная веревка попросту развязалась, насада уплыла сама, а сторож спал, потому и не поднял шума. А там свалился, пьяный, в воду и утоп – доспешным не выплывешь. Горыня велел донести, как насаду найдут, но не дождался. Разумеется, насада могла наскочить на камни и затонуть вместе с лопухом-сторожем, однако жизнь научила воеводу ждать худшего. Прошедшей ночью он самолично подымался на Лысую Гору, смотрел на многочисленные костры по ту сторону холма. Лазутчики донесли: возле костров вои, их много, это рать Ростислава. Однако Горыня не верил. Зря. Ростислав и Святояр попались на удочку. Высмотрели, что войско у Киева меньше, чем объединенное войско Белгорода, и решились на рать. Тысячу спрятанных в насады пешцев проглядели…
Артемий не поскакал вослед воеводе. Русы собрались воевать, ему-то зачем? Гречин тронул бока коня каблуками и отъехал в сторону. Горыня надеется на победу, но исход битвы предсказать трудно. Даже непобедимых ромеев турки били. Если Белгород одержит верх, следует позаботиться о себе…
Дионисий остался недовольным его поездкой в Белгород.
– Слуги князя, баба Некраса… – недовольно проворчал епископ. – Что они знают?
– Я не смог откопать кости руса, – сдерживая ярость, сказал Артемий. – Во-первых, они обгорели, во-вторых, могилу сторожат.
Епископ глянул исподлобья.
– Если Некрас мертв, это к лучшему, – сказал, вздохнув. – От басилевса вчера привезли повеление: сыскать руса и, если жив, позвать в Константинополь. Басилевс предлагает ему пост логофета и много золота. Прежде требовали убить! – Дионисий побагровел. – Как можно служить Мануилу, если вчера повелевают одно, а завтра – другое?! Если я не убил Некраса, виноват! Если убил, виноват тем более. В Константинополе политика меняется, как порыв ветра. Как мне говорить с Некрасом, если тот все же жив? Во-первых, он не захочет. Во-вторых, не поверит…
Артемий молча склонил голову. Он разделял мнение епископа. Некрасу лучше быть мертвым. Если рус уцелел и доберется до Константинополя, Артемию не жить. У ромейских логофетов длинные руки. Это не купец, потерявший сына…
– Поедешь с Горыней! – велел Дионисий. – Святослав уверен, что в этот раз одолеет Белгород. Если сложится так, найди свиток Некраса, возможно, не сгорел. За свиток Константинополь простит все. Я дам золота, много, не жалей! Подкупи Горыню, подкупи его сотников, но свиток добудь! Некрас писал его по-гречески, русы не поймут, что там. Станут спрашивать, ответь: святое писание. Сошлись на меня. Отстанут.
– А ежели Некрас жив?
– Отдай золото ему! У него нет причин любить тебя, но золото размягчает сердца. Передашь ему свиток басилевса. Не тронет!
«Как бы не так!» – подумал Артемий, но промолчал. Пусть епископ дает ему золото! С тугой мошной примут везде. На Руси становится опасно. Ляхи на Западе умеют ценить сметливых людей. Да и германцы… Правда, ляхи католики, но веру легко сменить. Ляхи будут рады. Их папа не ладит с Мануилом, перебежчик придется ко двору. Артемий знает многих полезных людей в Константинополе, папе будет интересно. Он собрался воевать с Константинополем… Хорошо бы завладеть свитком Некраса! Его осыплют золотом в любом государстве!
Меж тем войско у подножия Лысой Горы заканчивало строиться. Пешие стали посреди, справа и слева разместились конные сотни. Замысел Ростиславичей был как на ладони. Конное войско Великого ударит на пешцев; остановленное копьями, завязнет в сече, после чего с двух сторон наскочат конные полки Белгорода.
«Не первую рать веду! – мысленно усмехнулся Горыня. – И лет мне не двадцать. Половцев пешцы остановят, но бояр в железе?»
– Глузд! – сказал воевода ближнему сотнику. – Поскачешь на пешцев. Поставь вперед бояр, у кого на конях бронь. Как размечут строй, пусть не секут пеших, а едут на конных. С пешими наши пешцы сладят. Вук и Дедята, скачите на конных, что справа и слева. Как завязнут в сече, Глузд ударит сзади. Ясно?
– Побьем их, батько! – засмеялся Вук, сын Горыни, самый молодой из сотников.
– Не кажи «гоп»! – нахмурился воевода, но не выдержал и улыбнулся.
– На луг вывести только конных! – распорядился Горыня. – Пусть Святояр думает, что здесь вся наша рать. Пешцам изготовиться и стоять позади. Там как раз низина, не увидят. Как конные поскачут, пусть бегут следом. Будет большая добыча!
«Хорошо бы Ростислава или Святояра в полон захватить! – помечтал воевода. – Или обоих сразу. Ох, и наградил бы Святослав! Только не выйдет, сбегут. Да и так ладно! Без войска Ростиславу только за стенами сидеть, а нового ему не собрать. Все земли опустошим, веси пожжем – с голоду подохнут!»
Конные сотни Великого вытягивались на луг и встали тремя полками, как велел воевода. Войско у Лысой Горы тоже замерло. Рати разделяло расстояние в два полета стрелы. Лица врагов видны, но черт не разобрать. Это хорошо. Тяжко скакать со смертоносным жалом в руке на человека, которого разглядел. Сниться убитый будет. В скачке не до разглядывания. Нужно править конем, чтоб не рыскнул в сторону, одновременно держать копье и щит, метя острым наконечником во вражий щит повыше умбона – чтоб разлетелся от разящего удара или проломился, изувечив хозяина, а наконечник копья вошел в мягкое тело…
Наступила та самая пронзительная заминка, когда люди, изготовившиеся к убийству, ждут, надеясь, что сеча не состоится. Пропоет рог, поскачут навстречу друг другу гонцы с предложением мира, князья и воеводы съедутся, станут рядиться и, договорившись, велят ворочаться по домам. Сколько раз так было! Никому неохота воевать со своими. Князья – и те десять раз подумают. Что говорить о дружиннике, которому не ряд подписывать, а голову на поле класть!
Хоть Горыня и желал этой сечи, но и он медлил, ожидая гонца. Лучше, конечно, разрешить котору миром. В сече белгородцам не устоять, но сколько дружинников и бояр не вернется в Киев! Сколько будет плача в домах, сколько детей осиротеет! Договориться можно. Ростислав горяч, но есть старый Святояр. Показать ему киевскую пешую дружину, и старый воевода поймет. Уговорит князя. Святослав тоже хочет мира. Срядиться бы, накрыть стол в шатре и отпраздновать бескровную победу!
Гонец все не ехал, и Горыня понял, что ждет напрасно. Он поднял руку в кольчужной перчатке. Протрубил рог, и конные полки двинулись. Сначала шагом. Затем, как возрастет расстояние меж рядами, кони перейдут на рысь, затем галоп… Страшен удар разогнавшейся по ровному месту конницы, никому не устоять…
Тонкий, пронзительный свист, донесшийся откуда-то сверху и перекрывший на мгновение шум тронувшего войска, не занял внимания воеводы. В следующий миг железный град обрушился на конные полки. Жалобно закричали, падая, кони, зазвенели пробиваемые доспехи, чавкнула земля, принимая в себя не нашедшее жертвы железо. Гридень впереди Горыни выронил щит и кулем свалился под копыта коня. Ничего не понимая, воевода увидел, как смешались передние ряды наступающих полков, как остановились и заметались всадники.
– Стоять! – заревел Горыня. – Стоять, блядины дети!
Нельзя было упустить миг. Откуда прилетели стрелы, разберутся позже, главное – не дать испугаться. Побегут – не остановишь! Услыхав рев воеводы, закричали сотники, поскакали вдоль рядов, грозя мечами. Помогло. Полки колыхнулись и стали сбиваться в ряды. Пронесло. Горыня, привстав на стременах, огляделся. Удар железных стрел пришелся по первым рядам полков, но особо досталось Глузду. Десятки коней валялись на лугу, уцелевшие всадники стояли на земле, но многие лежали недвижимо. «С полсотни! – оценил потери воевода. – Может, и более. Где Святояр поставил машину? В овраге? Вчера там было пусто!»
Воевода знал про машины, бросающие железные стрелы. Говорили, есть у ромеев. Горыня не испугался. Ростислав мог снестись с ромеями, а те помочь, отчего нет? Теперь воевода понимал, почему князь решился на рать. Не поможет! Заряжать машину железными стрелами долго. Войско доскачет к Лысой Горе, а туда не выстрелишь – свои перемешаются с чужими! Сейчас гридни отыщут схоронившихся стрелков…
Пронзительный свист прервал думы воеводы. В этот раз Горыня поднял голову. С неба летел железный дождь. Но страшно было даже не это. Крылатая тень, парившая под облаками…
– Господь-вседержитель! – перекрестился воевода.
Стрелы ударили страшно и безжалостно, как и в первый раз. Вокруг кричали, ржали, падали, но Горыня не отрывал взгляда от неба. Теперь вверх смотрело все войско. Тень, словно почувствовав, заскользила к лугу. Войско замерло в молчании, даже раненые притихли. Огромный крылатый змей, снизившись, пролетел вдоль линии киевлян, будто нарочно давая себя рассмотреть. На змее верхом сидели двое: первый – в кольчуге и шлеме, второй – в шапке и куяке. Змей летел так близко, что не составляло труда разглядеть лица всадников. Горыня машинально отметил, что второй, в шапке, совсем отрок. В следующий миг воевода с ужасом осознал, что не Ростислав со Святояром, а он попался на удочку.
Горыня яростно оглянулся. Князь велел взять в поход туровского лазутчика. Проникнув в Белгород, тот подтвердил гибель смока. Окажись гречин рядом, воевода изрубил бы его сам. Но слуга остался позади…
Смок, показав себя наступающему войску, полетел к Лысой Горе. Развернулся, проплыл над изготовившейся ратью Белгорода и, спустившись до высоты головы коня, понесся на киевлян. Огромный, начищенный до блеска нагрудник змея блестел на солнце, его жуткая голова, усеянная костяными выростами, была вытянута вперед, пасть раскрыта. Атакованное войско невольно попятилось.
«Стоять!» – хотел крикнуть Горыня, но не успел. Смок заревел. Этот рык, трубный, громогласный и леденящий душу до потери разума, разметал войско. Кони вставали на дыбы, сбрасывая всадников, метались в стороны, валя наземь других, били копытами, кусались… Войско превратилось в обезумевшую толпу. Усидевшие в седлах всадники поворачивали коней и, хлеща их плетками, бежали вспять. Остановить их было невозможно. Горыня, плотно затиснутый с боков, и не помышлял. Конница лавой потекла в низину, безжалостно опрокинула и стоптала свою же пехоту и, вырвавшись на простор, понеслась вскачь – как можно дальше от страшного места. Сильный породистый жеребец воеводы вынес его вперед. Оглядываясь, Горыня видел, как вслед бегущим киевлянам скачут белгородцы, их мечи сверкают на солнце и опускаются, разя врагов. Воевода переводил взгляд на небо, ожидая, что вот-вот мелькнет крылатая тень, обгонит конную толпу, развернется и пойдет на нее грудью, как только что на лугу. Кони встанут на дыбы и понесут всадников в обратную сторону – под мечи преследующих белгородцев. Ничто не спасет Горыню от позорного полона, а то и гибели…
Однако смок вперед не вылетел. Опустившись до голов бегущих, он рыкнул, заставив малую часть киевлян метнуться в сторону. Обезумевшие кони внесли всадников в глубокую балку и, проскакав с полверсты, замедлили бег. Выход из балки преграждала цепь воев. Все как один в броне, с опущенными личинами, они сидели на конях, грозно опустив копья. Беглецы начали останавливать коней и растерянно оглядываться. Самые сообразительные стали поворачивать, но замерли. Преследовавший их змей сел на берег балки и, вытянув шею в сторону киевлян, негромко рыкнул.
Кряжистый всадник выехал из заслона, поднял личину.
– Слухай меня! – проревел, заглушая конское ржание и людской ропот. – Всем кинуть оружие, снять бронь и оставить коней. Сапоги тоже сымайте – бежать будет легче. Порты можно оставить, – всадник втянул носом. – Стирай их за вами…
Заслон за его спиной загоготал.
– Нас десять на одного вашего! – прокричал, выехав вперед, молодой Вук. – Вмиг посечем!
– Что ж у горы не сек? – усмехнулся Малыга – это был он. – Ты, унош, не заминай! Змей оголодал. Хочешь первым на закуску?
Вук закусил губу.
– Сечь безоружных не будете? – спросил другой киевлянин, немолодой, в старой, посеченной броне.
– Даже в полон не возьму! – сказал кряжистый. – Мне без нужды. Идите себе! Как-нибудь добредете…
Немолодой киевлянин кивнул и расстегнул пояс. Тот мягко упал на траву вместе с саблей. Киевлянин снял шлем и потянул через голову броню. Его примеру последовали другие. Вук несколько мгновений зло крутил головой, а потом рванул с головы шлем… Немолодой киевлянин бросил на траву онучи и босым пошел к всадникам.
– Онучки подыми! – посоветовал Малыга. – Надерешь в лесу лыка, сплетешь лапоточки – легче брести.
– Нож оставил! – сказал киевлянин.
– Подбери! Другие пусть тоже берут – по одному на десяток.
– Спаси тебя бог, боярин! – поклонился киевлянин.
Малыга кивнул. Попавшие в западню киевляне, освободившись от оружия и коней, брели к заслону. Двое из ватаги, спешившись, споро обыскивали полоненных, бросая в сторону припрятанные ножи и калиты. Пропущенные, кто шагом, а кто, переходя на бег, скрывались за поворотом балки. Дело шло к концу, когда Брага схватил одного из подошедших за руку.
– Я тебя знаю!
Зазвенела сталь, Брага, охнув, упал на траву. Напавший на него киевлянин рванулся бежать, но вой из ватаги подставил ногу. Беглец упал. Вой прыгнул ему на спину и стал выворачивать руку с ножом. Вскочивший Брага помог. Беглеца подняли на ноги, Брага заглянул ему в лицо.
– Некрас! – крикнул он громко. – Глянь, кого спымали!
– Держи смока! – велел Некрас Оляте и спрыгнул на траву. Скользя на каблуках, спустился по склону и подошел ближе. Задержанный с ненавистью глянул на него.
– Артемий! – воскликнул сотник.
Артемий не ответил.
– Бегите! – сказал Малыга столпившимся киевлянам. – Не ваша справа!
Полоненные не заставили себя упрашивать. Малыга спешился и подошел ближе.
– Ишь, гадюка! – сказал, разглядев гречина. – Попался!
– Ножом меня! – пожаловался Брага, растирая грудь. – Хорошо, броня!
– Повесим его? – спросил Малыга. – Или на кол посадим? Чтоб подольше мучился…
Некрас взялся за саблю.
– Пощади! – Артемий упал на колени. – Не своей волей! Дионисий велел! Убить меня грозил!
– Дионисий велел убить меня! – хрипло сказал Некрас. – А Улыбу?
– Это не я! Не знаю никакой Улыбы!..
Некрас помедлил, опустив саблю.
– Дионисий велел передать тебе, – заторопился Артемий. – В Константинополе передумали. Басилевс зовет тебя на службу. Обещает пост логофета и богатое содержание. В моей калите грамота басилевса и золото. Позволь, господин?
Некрас кивнул и бросил саблю в ножны. Вои отпустили руки гречина. Артемий вытащил из-за пазухи кожаную калиту. Некрас протянул руку, но Малыга перехватил тяжелый кошель. Распустил ремешок, осторожно глянул внутрь и только затем вытащил свиток. Передал Некрасу. Тот стал читать, а Малыга взвесил мешок в руке и высыпал часть содержимого – все бы не поместилось – на широкую ладонь. Встряхнул монеты и разгреб пальцами. Выудил из кучки золотую серьгу с яхонтом. С любопытством поднес к глазам.
– Покажи! – хриплым голосом сказал Некрас.
Малыга протянул украшение. Некрас бросил свиток, взял серьгу.
– Улыбы! Сам покупал! – сказал, потянувшись к сабле.
Артемий рванулся, но вои, бывшие настороже, прижали гречина к земле. Артемий заверещал. Некрас извлек клинок и встал сбоку. Брага с напарником сделали шаг назад. Артемий выпрямился, в этот миг тонко свистнула сталь. Голова со шрамом соскочила с плеч гречина и покатилась по траве. Обезглавленное тело мешком сунулось вперед, пятная траву алыми пятнами. Некрас бросил саблю в ножны и втоптал в землю свиток басилевса.
– Вяжите добро в торока, сбивайте коней в табун и скачите в весь! – велел Малыге. – Забирайте Нежану с детьми и уходите, пока в Белгороде не опомнились!
– А ты?
– У меня с князем ряд! Сто гривен за сечу. Получу – и съеду.
– Вдруг не отдадут?
– Мне? – Некрас усмехнулся.
– Людей и за ногату режут, – пробурчал Малыга. – Идем с нами! Кони есть, зброю добыли, бог с ним, серебром!
– Нет, батько! – Некрас покачал головой. – Серебро нужно.
– Как знать! – вздохнул Малыга. – Олята с сестрой остаются?
– Он надобен.
– Тогда и я останусь, – сказал кмет. – Пригляжу. Коней и добычу ватага доставит.
Некрас пожал плечами.
– Слышали! – повернулся Малыга к воям. – Слезай долу!..
– Кто это был? – спросил Олята, когда сотник взобрался на змея.
– Убийца Улыбы.
«А кто признал? – хотел спросить отрок. – Никто не видел, как Улыбу убили». Однако вид сотника не располагал к вопросам, и Олята промолчал. Некрас привязался к седлу и взял повод. Смок, будто ждал, побежал по склону балки и поднялся на крыло. Они набрали высоту. Сверху Олята хорошо видел, что происходило внизу. Далеко впереди мелькали черные точки – конники Святояра преследовали беглецов. Другие вои и конники вели повязанных киевлян, некоторые обдирали трупы. «Как скоро все!» – вздохнул Олята.
На самом деле вышло не скоро. Конники, преследовавшие беглецов, вернулись затемно. Только тогда прояснилась цена победы. Киевляне оставили у Лысой Горы три четверти войска: больше половины конных и всю пехоту. Главным образом полоненными, но и павших киевлян было много. В войске белгородцев было много воев, потерявших близких прошлым летом, врагов они секли безжалостно. Вырезали бы всех, но Святояр помешал. Скакал вслед, крича, чтоб не смели. Нехотя, но дружина подчинилась. Потери белгородцев оказались ничтожными: с десяток убитыми и втрое больше ранеными. Многие пострадали от своих же: упали с коней в тесноте да давке, а встать не смогли… Перепуганные киевляне не сопротивлялись. Бежали в ужасе, безропотно подставляя шеи под клинки…
Когда воевода донес о том князю, Ростислав расцеловал старика в обе щеки. В порыве чувств обнял случившегося рядом Некраса и даже Оляту. Отрок ошалел от нежданной княжьей ласки, Святояр ласково потрепал его по плечу.
– Жди награды, сотник! – сказал воевода Некрасу. – Я скуп, но для тебя не пожалею. Заслужил!
