Тр-р-рах!

Вскакиваю. Гром, неподалеку. Небо черное, без единой звездочки, темнота – руки не видно. Ощущение, что небосвод опустился к земле: подпрыгни – и пальцами достанешь. Душно…

Длинная, ветвистая трещина раскалывает небосвод. На мгновение кажется, что острые, как бритва, осколки со звоном обрушатся на голову. Ослепительный белый свет заливает яругу. Все спокойно. Ватага спит на разостланных попонах. Кто-то развалился на спине, раскинув руки, кто-то свернулся в клубок. Стреноженные кони стоят смирно: грозой их не испугать. Перед тем как отсверк молнии гаснет, замечаю на высоком берегу темную фигурку стража – бдит. Тр-р-рах!

Над головой будто лопнул громадный аквариум: вода потоком рушится в яругу. Мои пергаменты! Напрасно тревожусь. Они в сумке, завернуты в промасленную кожу, в какой сберегают от влаги кольчуги. Не промокнут. Стою, задрав голову к небу. Теплые струи омывают лицо, бегут по волосам, склеивая их в пряди. Хитон мгновенно намокает и прилипает к телу. Не беда. Летний ливень скоротечен; кончится – отожму, как и попону. Уложу ее на мокрую траву, та сомнется и взопреет – будет тепло. Дождь в степи – это хорошо. Зазеленеет трава, поднимутся метелки ковыля – с трехсот метров всадника не заметишь.

Метров в этом мире не знают. Есть сажень, локоть, верста… Здесь нет асфальта и железных дорог, а на сотни километров вокруг лежит поросшая ковылем степь с яругами и редкими дубравами. По степи кочуют орды половцев и бредут караваны купцов, везущих на север шелка, соль, пряности, а обратно – меха и связанных рабов. Русь, двенадцатый век… Как я, житель подмосковного поселка двадцать первого века, оказался здесь? Зачем? Это случайность или чей-то таинственный замысел?

Я не знаю ответов на эти вопросы и, наверное, не узнаю. Меня перенесли и забыли. Не страшно. Век, в котором я родился, был не лучшим. За восемьсот лет люди не изменились. У них появились самолеты и автомобили, компьютеры и мобильные телефоны, но они по-прежнему воюют, убивают, грабят, лгут и даже заводят рабов. «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем…»

«Самое трудное для человека – угадать свое предназначение, – говорил Георгий. – Понять, для чего ты пришел в этот мир». Нашел ли старый спафарий ответ на этот вопрос? Почему он заплатил своей жизнью за мою?

Вода, бегущая по моему лицу, становится соленой. Вечная тебе память, византийский спафарий! Пусть Господь, в которого ты верил, простит тебе прегрешения вольные и невольные…

Ливень стихает внезапно – наверху будто кран перекрыли. Нет здесь кранов, пора отвыкать… Небо светлеет. Стаскиваю мокрый хитон, отжимаю, затем попону. Расстилаю, укладываюсь. Ливень не разбудил друзей – дрыхнут хоть бы хны. Привыкли ночевать под открытым небом. А вот я отвык. Придется вспоминать…