Глава 22
Когда Кудрявцевы поселились на дне карьера, не ведал никто. Семья обосновалась в домике давным-давно, ее члены из поколения в поколение служили сторожами, охраняли место, где добывали глину для завода посуды. Кудрявцевы с посторонними не общались, но тех, кто приходил к ним за лекарствами, не гнали. Продавали настойки, отвары, растирки, вправляли грыжи, изгоняли беса из бившихся в корчах, заговаривали больные зубы, давали детям мазь от золотухи. К колдунам, крестясь и читая молитвы, бегало много народа, и всем казалось, что ведьмаки бессмертны. Ведь никто не знал, сколько им лет, не видел гробов с телами умерших знахарей, не гулял у них на свадьбах или крестинах. О Кудрявцевых не было известно ничего, кроме того, что они много столетий живут на дне оврага.
Случившийся в тысяча девятьсот семнадцатом году большевистский переворот никак не изменил уклад их жизни. А когда началась Великая Отечественная война, никто из мужчин семьи не пошел воевать, все получили белые билеты по болезни. В те годы на фронт рвались даже безногие инвалиды, а вполне молодые и с виду здоровые парни Кудрявцевы спокойно сидели дома. В Лоскутове была еще пара мужиков, удачно откосивших от участия во фронтовых действиях, все вокруг считали их дезертирами, женщины, не стесняясь, говорили трусам в лицо:
«В тылу спрятались, когда наши мужья и сыновья Родину защищают!»
Но ни старику Кудрявцеву, ни двум его сыновьям никто претензий не предъявлял. Народ откровенно побаивался колдунов – скажешь им правду, а ведьмаки нашлют на тебя и твою родню порчу… Но, главное, все знахари, включая странную бабку Аграфену Николаевну, день и ночь работали в госпитале, помогали лечить раненых, и у них это здорово получалось.
Кудрявцевых опасались, но уважали, бежали к ним, если кто из домочадцев занедужил, а больная на всю голову Аграфена ловко принимала роды и умела выхаживать недоношенных младенцев. Жители Филимонова, Лоскутова и близлежащих деревень хорошо помнили случай, как у жены одного местного начальника случились преждевременные роды, на свет появился младенец чуть больше ладони. Врачи положили несчастного ребеночка на стол и объявили мертвым. А сестра роженицы пулей полетела к Кудрявцевым и привела бабку. Та начала перебрасывать тельце из холодной воды в горячую, капать крохе что-то в нос, жгла свечи, курила какие-то травы, и, о чудо, малыш запищал. Аграфена забрала его к себе и через три месяца отдала здоровеньким рыдающей от счастья матери.
Так бы и жили себе Кудрявцевы, занимаясь подпольным врачеванием, но потом их всех, кроме маленькой Дуси, арестовали. И выяснилось, что семья не только лечила больных, но и выписывала путевки на тот свет здоровым. Малоразговорчивые непьющие отец и два сына оказались наемными убийцами.
Киллеров приговорили к высшей мере наказания и расстреляли, их жены погибли в лагере. Хорошо хоть сумасшедшая бабка незадолго до появления в доме милиции сама отошла в мир иной. Старинные книги попали в руки профессора Вербицкого, и тот откопал в них рецепт того самого яда.
Валерии Леонидовне было двадцать лет, когда умер отец, она училась в университете. За полгода до кончины ученый показал дочери дневник, в котором детально описывалось, как делать отраву, и сказал:
– Я не врач, всего лишь человек, прочитавший ради расшифровки записей армады книг по медицине. Обрати внимание: малыми дозами этого яда поколения Кудрявцевых успешно лечили гипертонию. Полагаю, зелье может стать основой для хорошего лекарства.
Вот с той поры Вербицкая и задумалась о создании революционного медикамента, прием которого всего один раз в день сделает жизнь гипертоника комфортной и безопасной. Путь к созданию препарата оказался тернист и долог, но в конце концов «леовербиц» стал продаваться в аптеках.
– Значит, медикамент не является вашей оригинальной разработкой? – уточнила я. – Изначально его придумали колдуны Кудрявцевы?
Глаза Валерии сузились.
– Многие препараты уходят корнями в народную медицину. Индейцы племени чероки при первых признаках простуды жевали кору ивы и выздоравливали. Но прошли века, прежде чем профессор Мюнхенского университета Иоганн Бюхнер получил из ивовой коры экстракт в виде кристаллов. Название белой ивы по латыни Salix Alba. Бюхнер назвал новое вещество по имени дерева – салицином. Позднее итальянский химик Рафаэле Пирья лабораторным способом получил салициловую кислоту, то есть миру явилось то, что стало основой аспирина. Так кто создатель самого покупаемого на земном шаре препарата? Индейцы племени чероки? Бюхнер? Пирья? Но если копнуть глубже, мы выясним, что еще Гиппократ говорил о чудодейственном горьком порошке, который получают из коры ивы. Ну и кто же автор аспирина?
– Простите меня за полнейшую безграмотность в области создания лекарств, – забубнила я, – задала неправильный вопрос. Имела в виду, что одному человеку невозможно придумать и выпустить новый препарат.
– Под моим началом работает целая команда, – спокойно пояснила профессор. – И нельзя, придумав лекарство, тут же отправить его в аптеки, на проверку его свойств уходит очень много времени. Вы думаете, что «леовербиц», который вырос из знахарского настоя, может использоваться как яд? Это прекрасное средство, но, конечно же, имеет противопоказания, а если превысить дозу, оно станет опасным для жизни. И что, теперь изъять из продажи все лекарства, потому что даже марганцовкой и глазными каплями можно убить человека? А как насчет ножей, которые продаются повсюду и имеются в каждом доме? Ими пользуются на кухне все хозяйки, но кто-то перерезает себе вены… Кстати, «леовербиц» не может вызвать симптомы гриппа, о которых вы рассказывали.
– Речь идет не о ваших таблетках, – отмахнулась я, – а об отраве, которая легла в их основу. Где рецепт яда Кудрявцевых?
Валерия Леонидовна уточнила:
– Оригинальный? Тот, старинный?
– Да, – кивнула я.
Профессор показала на допотопный железный шкаф.
– В моем сейфе. Но если кто-нибудь решит им воспользоваться, ничего не получится.
– Почему? – удивилась я.
– Потому что кое-каких трав сейчас днем с огнем не найти, – пояснила Вербицкая. – Когда Кудрявцевых арестовали, Филимоново, Лоскутово и другие деревеньки, слившиеся ныне в город, были крохотными селами. Трассы на Екатеринбург не существовало, на ее месте стоял лес, там росло много лекарственных трав. Потом началось строительство, вырубили деревья, и некоторые растения безвозвратно исчезли. Например, был один цветок…
Ученая дама встала, взяла с полки книгу, перелистала ее и показала мне картинку.
– Латинское название вам ни к чему, а местное население окрестило его «глазом черта».
– Какой красивый! – восхитилась я, рассматривая светло-фиолетовые листья и белые махровые лепестки, посередине которых ярко выделялись синие и красные круги. – Необычный, словно художником нарисован.
– Собственно, он и нарисован, цветной фотографии в те далекие годы, до того, как растение исчезло, не существовало. Да, «глаз черта» хорош и очень опасен, – подчеркнула Вербицкая, убирая томик на место. – В ход шли и корни его, и стебли, и листья, и ягоды, причем все крайне ядовиты. Но теперь его нет в природе, истреблен человеком. А Кудрявцевы его использовали. Так вот, без этого «глаза черта» рецепт отравы не работает. И без кое-каких других составляющих, которых нынче не найти, тоже. Можно лист со старинным рецептом на стену повесить, никому плохо не будет.
– Но вы же чем-то «глаз черта» при создании таблеток заменили? – догадалась спросить я.
– Конечно, – кивнула Валерия Леонидовна, – нашла аналог.
– Следовательно, яд можно сделать, взяв вместо старинных ингредиентов современные? – наседала я.
– Да, – неохотно признала Вербицкая.
– Кстати, не дадите список ваших работников? – задала я следующий вопрос.
Моя собеседница поджала губы.
– Ни один из моих сотрудников ни на что дурное не способен. Мы не убийцы, а ученые. Мы, как и медики, свято соблюдаем заповедь «Не навреди».
Я тут же вспомнила о докторе Менгеле, немецком враче, проводившем опыты над узниками Освенцима, о его коллеге докторе Хагене, который хотел создать вакцину от сыпного тифа и использовал в качестве подопытных кроликов несчастных людей, оказавшихся в концлагере Нацвайлер, но промолчала.
Валерия Леонидовна постучала по клавиатуре, раздалось тихое шипение, из принтера выполз листок бумаги, и профессор протянула его мне.
– Прошу. Здесь костяк группы, список тех, кто создавал «леовербиц» вместе со мной. За порядочность и высокую мораль каждого ручаюсь головой.
– Девять человек, – пробормотала я. – Все до сих пор тут работают?
Вербицкая нацепила на нос очки.
– Ираклий Гогоберидзе в прошлом году скончался. Олег Гордеев с две тысячи тринадцатого живет в Германии, получил лабораторию в одной фармакологической фирме. Мария Донская вышла замуж за американца, переехала в США. Анна Тимофеева попала в автомобильную аварию, осталась жива, но, на мой взгляд, ее существование трудно назвать жизнью – Аня вследствие черепно-мозговой травмы лишилась разума. Сергей Растопчин перебрался в Питер, заведует там кафедрой.
– Лучше скажите, кто остался с вами, – попросила я.
– Максим Игоревич Бражкин, – ответила Валерия Леонидовна. – Он к нам присоединился уже во время клинических испытаний. Был тогда моим аспирантом, сейчас кандидат наук. На редкость талантливый молодой человек. Хотя при таких родителях, как Игорь и Каролина, удивляться этому не стоит. Нынче Макс моя правая рука…
Профессор осеклась и продолжила другим тоном:
– Вам уже донесли дурацкую сказку о вражде семей Бражкиных и Шаровых? О том, что род Василия Петровича исчезнет с лица земли, когда у Шаровых родятся три дочери, а у Бражкиных столько же сыновей?
Я кивнула.
– Надеюсь, вы не верите в эти глупости? – засуетилась ученая дама. – Нельзя воспринимать всерьез сплетни.
Дверь кабинета тихо открылась, появилась полная девушка с подносом в руке.
– Вы чай просили, куда его поставить?
– Ну, наконец-то! – рассердилась Вербицкая. – Сколько ждать-то можно? Мы уже заканчиваем беседу, а секретарша только соизволила прийти. И что за дурацкий вопрос – «куда его поставить?». На стол, Елена, на стол! Люди, как правило, наслаждаются чаем, сидя за столом.
У молодой сотрудницы затряслись руки, белые чашки на круглом подносе тоненько зазвенели. Девушка опустила ношу на указанное начальницей место и попятилась к двери.
– А ну стой! – скомандовала профессор. – Что из чайника свисает?
– Ниточки, – пролепетала секретарша.
– Лично я не пью ничего с веревками, – отрезала Вербицкая, – и моя гостья, полагаю, тоже. Объясни, зачем ты положила в качестве заварки дрянь?
– Это пакетики, – пояснила Елена, – на ниточках бумажки с названием сорта. Я их наружу вытащила, чтобы в кипятке не утонули.
– Пакетики? – протянула Валерия Леонидовна. – Пакетики?
– Да, – съежилась Лена, – я сегодня утром их в супермаркете на станции купила.
– Пакетики из лавки на станции? – буквально пропела хозяйка кабинета. – Елена! Я тебе объясняла, что чай в презервативах употребляют только бомжи и нищие?
– Объясняли, – прошептала несчастная секретарша.
– Говорила, что надо использовать натуральный лист, а не пыль со дна мешка?
– Говорили.
– Я купила во Франции килограмм прекрасного сорта «Марко Поло» всемирно известной фирмы «Марьяж Фрер»?
– Купили.
– Дала его тебе?
– Дали.
– Когда?
– Позавчера.
Вербицкая оперлась локтями о стол.
– Так почему сейчас я вижу гадость из забытого богом шалмана, где отовариваются маргиналы? Где мой «Марко Поло»?
– Нету, – чуть слышно ответила Лена.
– Куда же он делся? – удивилась Валерия. – За пару суток килограмм чая не закончится.
– Исчез, – делаясь ниже ростом, призналась секретарша. – Я пришла утром, хотела кофейку глотнуть, открыла дверцу… Опаньки! Пусто. И моя баночка с растворимым тоже пропала.
– Хочешь сказать, что чай украли? – перебила ее Вербицкая.
– Наверное, – еле слышно ответила девушка.
– Кто посмел? – покраснела от гнева начальница.
– Не знаю… Может, уборщица взяла? Вы ее вчера выгнали за то, что она бумаги на столе не в том порядке положила, – зачастила Лена, – и швабра очень разозлилась на вас.
Валерия Леонидовна прищурилась.
– Да, когда человек не может работать как следует, я ему указываю на дверь. Потому что могу простить все, кроме непрофессионализма. И тебя выставлю, если еще раз выполнишь свои обязанности спустя рукава. Ясно объяснила?
Лена судорожно закивала.
– Ступай отсюда! – приказала начальница. – Забери эту мерзость и найди мой «Марко Поло». Живо!
Елена трясущимися руками схватила поднос, ринулась к двери, бедром толкнула ее и вылетела из кабинета.
– Извините, Татьяна, что вам пришлось присутствовать при неприятной сцене, – заулыбалась Вербицкая. – Я собрала прекрасную команду единомышленников, в моей лаборатории сейчас семь докторов наук, мы активно работаем над новым лекарством, которое, не побоюсь этих слов, произведет переворот в медицине. Здесь собрались лучшие специалисты России! Но хорошую секретаршу и уборщицу я, признаюсь, найти не могу. Как ни стараюсь, в приемной оказываются до изумления глупые, необразованные бабы. А поломойки ничтоже сумняшеся трогают документы, хотя им строго-настрого запрещено приближаться к письменному столу.
Из коридора раздался звон. Затем послышался крик:
– Лена, ты ушиблась? Вау, всю посуду побила! Ну, теперь тебе влетит по самые уши!
Валерия Леонидовна поморщилась.
– Вот вам иллюстрация к нашему разговору. Эта девчонка даже ходить нормально не умеет! И зачем я поддалась на уговоры своего завхоза, взяла на работу ее дочь? Юлия была прекрасным сотрудником, но, к сожалению, умерла. Я наивно полагала, что дочь пошла в мать, и фатально ошиблась.
Мне показалось странным, что Вербицкая столько внимания уделила незначительному косяку секретарши. Ну принесла она не тот чай, ничего страшного. Зачем отчитывать девушку в присутствии постороннего человека, устраивать ей допрос? В том, что Елена уронила поднос, в немалой степени есть и вина начальницы, которая довела ее до трясучки.
Я внимательно посмотрела на красную от злости Валерию Леонидовну.
– Максим Игоревич сейчас на работе?
– Нет, – быстро ответила та, – он в библиотеке, уехал в Екатеринбург. Максим очень талантлив, весь в отца, которому удавалось любое дело, за которое он брался.
В течение нескольких минут она, не останавливаясь, исполняла хвалебную оду в честь Игоря Семеновича Бражкина, его жены Каролины, их сыновей и невесток. Я терпеливо выслушала торжественную песню, а затем спросила:
– Как насчет версии про Хвостову? Могла последняя из Кудрявцевых найти яд и использовать его? Я поняла, что никто из ваших сотрудников не способен применить отраву. Может, людей убивала Евдокия?
Валерия Леонидовна пожала плечами.
– Была ли спрятана отрава и обнаружила ли ее Хвостова, понятия не имею. В отношении ее использования отвечу. Яд сохраняет свои свойства вечно, не теряет их при температуре от минус семидесяти до плюс девяноста восьми градусов. Есть только одно «но» – его следует держать в таре из красного стекла. Кудрявцевы сами выдували пузырьки, у них была мастерская, а пробки они заливали особым материалом, который очень похож на сургуч, но ярко-синего цвета. После открытия флакона «обливку» надо нагреть и снова запечатать пробку. Смертельная доза очень мала, восемь-десять капель зелья без вкуса, цвета и запаха.