Глава 14 
    
    Над моим номером реял красный флаг с серпом и молотом, а на двери висела табличка «СССР. Эх, хорошо в стране советской жить!»
    Я открыла дверь, пошарила по стене и нажала на выключатель. Под потолком вспыхнула трехрожковая люстра. Ну и ну! Я словно на машине времени переместилась в годы своего детства. У нас дома на окнах висели точь-в-точь такие же желтые занавески из парчи. Мать купила их у какого-то мужика из МИДа, постоянно летавшего то ли в Сирию, то ли в Ливан. Дядька привозил с местных базаров ткань в рулонах, а москвички ее охотно покупали.
    Правда, иногда возникали казусы. Помню, как мне сшили красное праздничное платье из материала, приобретенного все у того же продавца. Мне обновка совсем не нравилась, но с матерью и бабкой, которые велели облачиться в ужас цвета пожара и идти в нем на свадьбу какой-то дальней родственницы, спорить было бессмысленно. Знаете, что получилось? Я вошла в чужую квартиру и обнаружила: там на окнах висят занавески из той же ткани, что и мой наряд, и ею же обиты кресла со стульями…
    Я стала осматривать номер. Телевизор «Рубин», смахивающий на допотопный сейф. На панели пращура современных лазерных панелей чернела клавиша с надписью «вкл. выкл.». Не удержавшись, я нажала на нее. Неужели динозавр работает?
    Комнату наполнил знакомый голос:
    – Да, именно так. Работа вот-вот начнется.
    На голубом экране появилось изображение Василия Петровича Шарова и незнакомого мужчины. Последний, глядя прямо в камеру, произнес:
    – Вы смотрите программу «День в Лоскутове», у нас в студии Василий Шаров.
    Затем ведущий обратился к владельцу посудной фабрики:
    – А почему вас заинтересовал именно медархив?
    – Перевести в электронный формат необходимо все городские документы, – ответил наш наниматель. – Для бумаг загса и полиции в казне деньги нашлись, а для медицинской отчетности нет. Ее сочли не столь важной. Но это не так, и я принял решение оцифровать данный архив за свой счет и пригласил специалистов. Здание, в котором находится хранилище, аварийное, ценности не представляет, после окончания оцифровки его снесут, сотрудники (а они все женщины-пенсионерки) смогут уйти на заслуженный отдых. Заведующей архивом, госпоже Бундт, девяносто лет, она имеет право спокойно лежать в гамаке на даче, вместо того чтобы рыться в пыльных историях болезни. Представляете экономию для бюджета города? Не надо платить зарплату коллективу, тратить деньги на содержание и ремонт здания. Оцените и удобство для врачей. Нужно доктору что-то узнать о здоровье пациента, чтобы правильно его лечить, он компьютер включит и на раз информацию получит. Сейчас же надо запрашивать эти сведения. Подчеркну: если я стану мэром, то буду правильно управлять финансами. Например, на месте разобранного здания медархива построю бесплатный досуговый центр для жителей нашего города, там будут большая библиотека, клубы по интересам…
    – Это хорошо, – перебил журналист, – но как с соблюдением врачебной тайны? Если любой человек через ноутбук сможет просмотреть истории болезней…
    – Кто вам сказал, что любой? – заспорил Шаров. – Пароль, регистрация…
    Я выключила телевизор, увидела кровать со спинкой из никелированных прутьев, к которым были привинчены металлические шарики, и села на нее. Господи, она же с панцирной сеткой!
    У окна громоздился двухтумбовый письменный стол, покрытый зеленым сукном, на котором лежало толстое стекло, слева чернел телефон с наборным диском и трубкой на витом шнуре. На стене висел ковер с изображением мишек в сосновом бору, на полу лежал темно-коричневый синтетический палас, мечта советской хозяйки. Я чуть не зарыдала от умиления. Моя бабка, всю войну просидевшая в эвакуации в каком-то тихом месте, ухитрилась после победы получить звание ветерана, а с ним и все полагающиеся льготы. И в один прекрасный день она притащила домой палас, близнец того, на котором сейчас я стояла. Это был единственный случай на моей памяти, когда отец и мать кинулись целовать старуху.
    В дверь постучали.
    – Войдите! – крикнула я и увидела шефа.
    Иван Никифорович снял пиджак, остался в рубашке с коротким рукавом и мятых льняных брюках, а на его ногах красовались странные сооружения, похожие на вьетнамки, но на высокой деревянной платформе.
    Громко стуча подошвами, Тарасов сделал пару шагов и присвистнул:
    – Твой номер смахивает на нашу старую дачу, только кресла-качалки не хватает.
    – Что у тебя на ногах? – удивилась я.
    – Тапки, – вздохнул Иван и покачнулся.
    – Удобные? – усомнилась я.
    – Вовсе нет, – признался шеф. – Еле-еле по коридору протопал, раз пять мог навернуться. И грохочут нещадно.
    – Зачем купил эту ерунду? – укорила я начальника. – Хочешь, дам одноразовые?
    – У тебя есть? – обрадовался босс.
    Я открыла сумку и вытащила шлепанцы.
    – Держи. Мастер по маникюру, моя тезка, всегда дарит мне несколько упаковок, говорит: «Полетишь в командировку, скажешь Красновой спасибо, ведь далеко не во всех отелях тапки предложат».
    – Передай от меня доброй женщине мерси, – простонал шеф, меняя обувь. – Маловаты чуток, но сойдут. Фу… Представляешь, меня поселили в номере «Япония» – повсюду циновки, стол еле-еле над полом возвышается, под голову на лежанке полагается три деревянных бруска. Как на них спать? Они тут что, вообще о клиентах не думают? Увлеклись дизайном, а на то, как постояльцы будут себя чувствовать в их креативных интерьерах, им плевать. О, зато у тебя целая гора нормальных подушек, штук восемь, и все в кружевных наволочках.
    – Забирай, сколько хочешь, – милостиво разрешила я.
    – Вот спасибо! – обрадовался Иван. – Может, еще одеяльце лишнее найдется? На моей, так сказать, кровати в качестве оного лежит какая-то пеленка размером с носовой платок.
    – Может, это полотенце? – засмеялась я.
    – Нет, – грустно возразил шеф, – в ванной висит нечто, смахивающее на холщовый мешок, только без дна, который, похоже, и выполняет роль полотенца.
    Я открыла трехстворчатый шкаф, вытащила синее байковое одеяло, встряхнула его и протянула Ивану.
    – Пожалуйста. Обрати внимание на штемпель со словом «ноги». Наверное, этот край должен прикрывать нижние конечности.
    – Где владельцы гостиницы раздобыли эти раритетные вещи? – поразился босс. – На барахолке? Слушай, у тебя случайно нет таблетки от головной боли?
    – Аспирин не помогает? – уточнила я. – Мы же днем упаковку купили.
    – Прекрасно действует, – заверил Иван.
    – Ну так выпей еще одну таблетку, – посоветовала я. – С момента, когда мы приобрели лекарство, прошло уже много времени. Хотя, наверное, лучше уточнить у Глеба Валерьяновича, через сколько часов можно повторно глотать препарат.
    – Я все съел, – после небольшой паузы признался Тарасов.
    Я подумала, что ослышалась.
    – Прости, что ты сделал?
    – Аспирина нет, – уточнил Иван Никифорович. – Таблетка расчудесно действовала первые пятнадцать минут, а потом боль опять возникала, приходилось новую пилюлю в воду бросать.
    – В упаковке было двадцать штук! – испугалась я. – Как ты себя чувствуешь?
    – Нет, десять, – возразил Иван. – Голова трещит, везде дымом пахнет и хочется в кого-нибудь табуреткой запустить. Прямо руки чешутся! Еле-еле сдержался, когда на совещании Дубов очередную поговорку выдал, уже за стул схватился, но подавил желание.
    – Это из-за того, что ты отказался от курения.
    Я на всякий случай отступила на пару шагов. В моем номере полно тяжелых предметов, например, телефон на столе, телевизор, нужно соблюдать осторожность.
    – Не корчи из себя доктора! – огрызнулся босс. – И ты не права, курить мне совсем неохота, моя сила воли за один день победила никотиновую зависимость. Просто я испытываю потребность придушить одного из окружающих меня дураков. При чем здесь мое решение не прикасаться к цигаркам, а? Отвечай немедленно!
    Я снова попятилась. Никогда не видела Ивана в таком состоянии. Некоторое время назад мы с ним, изображая семейную пару, жили в одной квартире, и я поняла: он человек неконфликтный, воспитанный и неизбалованный. Иван Никифорович ни разу не вышел из себя, даже когда чуть было не съел… Ох, лучше не вспоминать ту идиотскую историю. А сейчас он именно вне себя. Старик-аптекарь о возможности такой реакции предупреждал. Все понятно, организм курильщика внезапно перестал получать ежедневную порцию отравы, и началась ломка, как у наркомана.
    – Прекрасно себя чувствую, – твердил тем временем босс. – Что за мерзкий цвет у штор? И кто курил в номере, а? Здесь воняет табачным перегаром!
    Услышав слова «табачный перегар», я хихикнула. Иван покраснел от гнева.
    – Что смешного я сказал? Где пепельница, набитая бычками?
    – Может, тебе попробовать специальный пластырь? – робко предложила я. – Говорят, он помогает.
    Разъяренный Иван сделал из пальцев «козу» и помахал ею перед моим носом.
    – От чего помогает? И куда клеить эту гадость?? На шторы, чтобы изменили цвет? Или на Федора Михайловича, и тогда он перестанет изрекать народные мудрости, а? Отвечай, за каким бесом мне нужна хреновая антиникотиновая нашлепка? Я курить не хочу! Не хочу курить, и все!! Да, не хочу!!! Я сильный, у меня железная воля, я не хлюпик, которому нужны костыли. Иван решил – Иван сделал, и баста! Объясни, за фигом мне пластырь? Он для баб придуман! И для бабистых мужиков! Разве я такой?
    – Конечно, нет. – Я постаралась говорить спокойно. – Прости, ляпнула глупость. А кстати, что это твоя книжка не звонит? Может, посмотришь, чего там психолог на излете первых суток без табака советует?
    – Я стер ее, – поморщился Иван. – Идиотство полное! Тупое издание. Мне предложили каждые пятнадцать минут делать упражнение «Разбей проблему».
    – Любопытно, – заинтересовалась я, – впервые о нем слышу.
    – Безвольные люди начинают безудержно жрать конфеты, – мирным тоном стал объяснять шеф, – или пытаются скандалить, придираются к окружающим, злятся. И тогда им предписывается принять позу «спокойствие». Сейчас покажу.
    Иван поджал одну ногу, развел руки в стороны, закрыл глаза и загудел:
    – Я расслаблен… Мне хорошо, тепло… С неба льется солнечный свет, он окутывает тело… Оммм…
    Шеф пошатнулся, я кинулась к нему и помогла устоять на ногах.
    – И так каждую четверть часа, читая мантру, представляешь? – заорал Тарасов. – Мне ни разу не удалось договорить текст до конца, я равновесие терял. Зачем дурацкая, тупая, отвратительная, мерзкая, идиотская книжонка велит совершать дурацкое, тупое, отвратительное, мерзкое, кретинское упражнение? Отвечай!
    – Ты ужинал? – спросила я.
    – Нет! – гаркнул Иван. – Купил бутерброд, так он оказался с табачным маслом. Кто мог додуматься ароматизировать продукты никотином, а? Отвечай!
    Я улыбнулась.
    – Давай попьем вместе чаю, поедим, поболтаем. Помнишь, как мы проводили вечера, когда были мужем и женой по легенде?
    На лице Ивана Никифоровича появилось обычное приветливое выражение.
    – Хорошая идея! Куда пойдем?
    – Попросим еду в номер, – прощебетала я и схватила телефонную трубку.