Наши дни
Варя
Данилов разбудил ее среди ночи.
– Вставай, быстро. Собирайся. Тревога.
– Что случилось? – спросила она, очнувшись.
– Пока не знаю. Но поверь, нам лучше уйти. Одевайся по-походному и бери самое необходимое.
Варвара не стала ни причитать, ни расспрашивать. Быстро натянула на голое тело камуфляж, надела кроссовки. Схватила паспорт. Данилов был уже готов, он оценил, как споро и без лишних слов она собралась.
Они выскочили из домика. Вокруг царила мгла – глаз выколи. Лагерь мирно спал. Часы показывали без пяти четыре утра. Мириады звезд сияли с хрустального, без малейших облачков, небосклона. Лениво стрекотали цикады. Казалось, мир и покой кругом.
Но тут со стороны моря донесся какой-то звук – вроде плеск, но не мирный накат волн на берег, а будто что-то или кто-то плюхается в воду. И с противоположной стороны, от грунтовой автодороги, раздался гул нескольких автомобильных моторов.
– Что происходит? – спросила Варя.
– Я не хотел бы оказаться дурным пророком, но мне кажется, нас окружают.
Варя безоговорочно ему поверила. Случая не было, чтобы Алеша в каких-то важных, судьбоносных предсказаниях ошибался.
Она не стала ахать-охать, только бросила ему: «Жди здесь!» – а сама кинулась к домику, где жил Зубцов. Данилов понял смысл ее благородного порыва. Он чувствовал, что времени крайне мало, однако не стал ее останавливать.
Варя ворвалась в домик отставника. Потеребила его за плечо:
– Подъем! Быстро!
Зубцов открыл глаза, разглядел в полутьме ее большое тело в камуфляже и пятно лица и расплылся:
– Варечка!
Она отмахнулась:
– Одевайтесь, живо, надо уходить!
Полковник в отставке, как и она сама пятью минутами ранее, не стал расспрашивать, что – чего – почему. Лишь проговорил, словно про себя, непонятное:
– Быстро они решили.
А потом, одеваясь, спросил:
– А Люба? Вы ее предупредили?
– Не до нее!
Вдвоем они выскочили из зубцовского домика, отставник устремился было к палатке, где спала его любовница – но тут и впрямь началось: вспыхнул ослепительный свет. Всю территорию мирного лагеря – домики, палатки, мангалы, машины и волейбольную площадку – осветили несколько мощнейших прожекторов. Один бил со стороны моря, еще пара – от автомобильной дороги. И раздался усиленный радиотрансляцией механический командирский голос: «Проверка паспортного режима! Все выходим из помещений с поднятыми руками!»
Данилов, Варя и Зубцов благополучно спрятались в тени домика. Варя видела: и со стороны моря, и от шлагбаума надвигаются одетые в черное люди в шлемах. Она бросила мужчинам:
– Уходим в лес, к горам. Не останавливаемся. Они, даже если заметят, стрелять не будут.
– А как же Люба? – вскинулся отставник.
– Ничего с ней не будет. Уходим.
Они побежали по траве в сторону горки, поросшей лесом. Окружавшие лагерь их не заметили. Во всяком случае, ни кричать, ни стрелять вслед не стали.
На высоте метров двадцати над мини-долиной, в которой находился лагерь, беглецы остановились. Лучи прожекторов сюда не добивали. Троица благополучно схоронилась во тьме. Зато все, что происходило внизу, на турбазе, им было видно как на ладони. Люди в черном – они были в масках, бронежилетах и с автоматами – для начала взяли под контроль периметр лагеря. Фигур восемь-десять оцепили всю территорию – никто не проскользнет. Варя поняла, что они чудом ушли за пару минут до того, как кольцо сомкнулось. Остальные спецназовцы (а по всем приметам действовал не иначе, как спецназ) стали методично обходить домики и палатки. Видимо, давали пару минут, чтобы собраться и взять документы. Затем ошарашенные туристы стали появляться близ собственных домиков. Их ставили лицом к стене, заставляли расставить ноги и довольно грубо шмонали. Варя видела, как вытащили из палатки Любу – она, единственная из немногих, возмущалась: «Что происходит? Что вы творите?» Выгнали из домика Свята с Леной. После унизительного шмона строили в цепочки человек по семь, руки каждого на плечах впереди идущего, и заставляли гуськом шагать в сторону автодороги. А там, как разглядела Варя, ждала пара автобусов с зарешеченными окнами, и бедных туристов заталкивали в них.
Через полчаса все было кончено. Обитателей базы погрузили в автобусы. Погасли освещавшие местность прожектора. Часть спецназовцев отправилась к морю. Там взревели моторы катера – теперь ему не обязательно было таиться. Те военные, что прибыли по дороге, заняли свои места в автобусах и двух джипах с прожекторами на крыше. Автобусы и армейские машины развернулись и потянулись по склону вверх – к перевалу, к цивилизации.
– Ушли, – выдохнул Данилов. На поляне в долине оставались лишь оставленные туристами машины и личные вещи. Он спросил, обращаясь к обоим спутникам: – Что происходит?
Ему никто не ответил.
Варя, в свою очередь, повернулась к Зубцову:
– Здесь, в лагере, творилось что-то криминальное?
– Что вы имеете в виду? – не понял он.
– Что угодно. Наркотики, оружие, контрабанда, порнография.
– Вы ведь сами видели, что нет.
– Я могла видеть не все.
– Нет, нет и нет! – уверенно ответил отставник.
– Тогда что означает эта облава?
– Кому-то очень не нравится наше объединение. И наша деятельность, – без тени сомнений произнес седовласый полковник.
– Кому не нравится? И почему? – вмешался Данилов.
Зубцов только руками развел:
– У меня есть определенные догадки, но, во-первых, это лишь догадки, а во-вторых, долго рассказывать.
– Ладно, раз ответ на вопрос «кто виноват» откладывается, давайте решим другой, не менее важный: что делать?
Варя спросила скорее для проформы. На самом деле в ее голове уже успел сложиться план. Однако в нашем обществе, насквозь маскулинном и антифеминистском даже среди лучших его представителей, полезней для дела, чтобы идеи выдавали мужчины. Она всегда сможет своими вопросами и сомнениями подтолкнуть их в нужную сторону. А фактор времени сейчас решающего значения не имеет. И Варино самолюбие нисколько не пострадает, если мужики не признают ее приоритет. Главное, она сама будет понимать, что генеральная мысль принадлежит ей.
– Надо ехать выручать людей, – предложил Данилов. – Бить во все колокола. Тут какая-то ошибка.
– Боюсь, они, эти вооруженные люди, скоро вернутся, – молвил Зубцов. – Обнаружат, что меня не схватили, и возвратятся специально за лидером, то есть за мной. Так что лучше от этого места держаться подальше. Мне, во всяком случае.
– Вы совершенно правы, господа, – молвила Варя, маскируя свою собственную идею под выдуманную мужчинами. – Надо уезжать отсюда, и как можно скорее. Отсюда – я имею в виду и с берега, и из края. Ничего криминального мы явно не делали. Это чья-то благоглупость, дурацкая инициатива на местах. На всю страну она вряд ли распространяется, а здесь, на юге, мы все равно правды не добьемся, как бы дело ни обстояло. – «А как только мы доберемся до телефона, я позвоню Петренко и заставлю его вмешаться», – подумала Варя про себя, но, разумеется, вслух ничего не сказала.
Ночь продолжалась, однако легчайшие изменения пейзажа свидетельствовали о приближении рассвета. Количество звезд над головой явно уменьшилось, а небо над горами, расположенными на востоке, из антрацитово-черного начало превращаться в сероватое.
Троица спустилась в разоренный лагерь. Данилов и Варя, не сговариваясь, стали паковать вещи. Зубцов, как оказалось, прибыл сюда на своих двоих, поэтому он собрал допотопный рюкзак из брезентухи и зашвырнул его в багажник даниловской машины. Напоследок он заботливо сложил вещи Любы внутри палатки и зашнуровал ее снаружи. «Они скоро вернутся», – проговорил он, словно оправдываясь.
Наконец сели в машину. Варя не стала уступать Зубцову своего «места генеральши» – рядом с водителем, а тот не стал настаивать, расположился сзади. Шлагбаум был открыт, и они выехали на ужасного качества дорогу, ведущую круто в гору. Постепенно начало светать, и в сероватом воздухе все больше и больше расширялся кругозор, все дальше и дальше отступали от тропы деревья.
Когда они выбрались на трассу, ведущую из Энска в сторону Сочи и Краснодара, совсем рассвело.
– Отбивать наших коллег мы не поедем? – еще раз спросил Данилов.
– Они в безопасности и скоро вернутся на базу, – уверенно ответил отставник. – Силовикам был нужен я.
– А что вы такого натворили? – вроде в шутку поинтересовался Алексей, однако не дождался ответа.
Он повернул в сторону от побережья – к Краснодару, Москве.
Машин на дороге было немного. Курортный сезон закончился, и потому на раннеутренней федеральной трассе М4 преобладали фуры и другие грузовые автомобили. Иногда мимо них, с выездом на встречку, проносились отдельные припоздавшие отпускники. «Расшифровывать себя я, разумеется, ни при каких обстоятельствах не могу и не стану», – подумала Варя. А вслух сказала:
– Леша, останови, пожалуйста, на заправке. Страсть как кофе хочется. Да и перекусить не помешает.
– Хорошо, дорогая.
А она про себя прикинула:
– Даже если на колонке не окажется телефона-автомата, стрельну у кого-нибудь сотовый, отзвоню Петренко. Я просто обязана доложить полковнику, что происходит.
Полицейских засад, хоть Краснодарский край ими и славится, на обочинах не наблюдалось. Шесть утра – рановато для гаишников. Но Данилов все равно вел очень аккуратно, лишнего внимания к себе не привлекая. Они благополучно миновали перевалы и спустились на равнинную часть края. Солнце рассиялось над горизонтом, и стало казаться, что ночная облава скоро забудется, как дурной сон.
Тем обидней было, что первый же постовой, встреченный по дороге, поднял перед ними жезл и щеголевато указал на обочину – пожалуйте, мол, москвичи, на проверку. Алексей остановился. Выходить из машины не стал. Полицейский старлей тоже не спешил. Наконец подошел, небрежно козырнул, скороговоркой отрекомендовался. В открытое окно Данилов протянул ему документы. Гаишник даже смотреть не стал, сразу сунул в нагрудный карман гимнастерки.
Заглянул в машину, спросил:
– Кто с вами следует?
Алексей пожал плечами:
– Друзья.
Милиционер молвил:
– Попрошу документики друзей.
Данилов буркнул:
– С какой стати?
Варя успокаивающе положила ему руку на колено. Старлей внушительно проговорил:
– Объявлен план-перехват. Вы обязаны.
Зубцов, дуркуя, выкрикнул с заднего сиденья:
– А если нету у меня при себя паспорта, че теперь?
– Будете задержаны до выяснения вашей личности, – хладнокровно ответил полицейский.
– Беспредел! – стал притворно возмущаться отставник. – Творят, что хотят! – однако в карман за паспортом полез. Отдала свой документ и Варя. А старлей в него даже не заглянул, как и в даниловские ксивы, сунул все туда же, в наружный карман – и не торопясь направился к своей машине.
Как обычно в гаишном патруле, полицейских было двое. Второй сидел в «Форде», посматривал в камеру-радар, пробивал личности задержанных по ноутбуку. Старлей отдал документы сидящему в машине старшему по званию, а сам вернулся на свое место на обочине, важно помахивая жезлом.
Троица затаилась в машине. Оставалось лишь гадать: связано ли их задержание с облавой на турбазе? Находятся ли они в розыске? Или это случайная проверка, лотерейный шарик, и их, прокачав по базам, благополучно отпустят?
В ожидании прошло пять, затем десять минут. Полицейский в «Форде» все копался с документами. Старлей остановил еще одну машину, «газельку» с ростовскими номерами, и разбирался с водителем. «Успокойся и жди, – внушала сама себе Варвара, – нам-то с Даниловым вряд ли что-нибудь грозит».
Однако Алексей оказался нетерпеливей, и не успела она его остановить, резким жестом распахнул дверцу и отправился к «Форду», внутри которого скрылись их документы. Приблизился к машине, однако не со стороны пассажирского сиденья, как положено смиренному просителю, а со стороны водителя. Варя следила за ним во все глаза.
Данилов по-хозяйски постучал в стекло. Окно опустилось. Алексей что-то спросил, – его слов ей расслышать не удалось. Потом еще несколько реплик – и гаишник вернул Данилову стопку прав-паспортов. Алексей, не глядя, сунул их в карман, а потом сказал несколько слов водителю полицейской машины и быстро, едва ли не бегом, отправился к своему джипу-паркетнику. И тут Варя с ужасом увидела, что голова сидящего за рулем полицейского вдруг безвольно опустилась набок, и сам он словно обмяк в своем кресле.
Пеший полицейский бегло оценил мизансцену – удаляющегося Данилова, своего ослабевшего напарника внутри патрульного «Форда» – и что-то заподозрив, крикнул Алексею: «Стоять!» Данилов остановился, хоть и был в двух шагах от собственной машины. Повернулся к старлею лицом. Тот подошел ближе.
– Видишь, все в порядке, нас отпустили, – молвил Алексей, разводя руками.
– А не должны были, – протянул полицейский.
– С чего бы, все ведь в порядке, – сказал Данилов и вперился прямо в зрачки гаишника. Секунда, две, три длился этот взгляд – а потом глаза старлея вдруг закрылись, и он осел на асфальт.
А в следующее мгновение Варин возлюбленный вскочил на шоферское место, бросил: «Теперь – ходу!» – и резко вырулил на трассу.
– Что ты творишь?! – прошипела Кононова. Внутри у нее поднималась муть: смесь негодования, страха и злости на Данилова.
– Ничего не поделаешь, – сквозь зубы ответил бойфренд. – Я слышал: коп в машине вызывал подкрепление, они собирались нас всех закрывать.
– Ты услышал или почувствовал? – уточнила Варя вполголоса – так, чтобы отставник на заднем сиденье не разобрал, но тот все равно, кажется, понял.
– Услышал, Варя, как есть услышал.
Разговор шел на ходу; молодой человек мчался теперь со всей возможной скоростью, на которую только был способен его автомобиль.
– Ловко ты их обоих уложил, – спокойно промолвил с заднего сиденья Зубцов. Данилов не ответил. А отставник продолжал: – Я впечатлен. Я, конечно, с такими ребятами, как ты, встречался, причем лучшими, но ты даже на их фоне хорош.
– Что же ты наделал?! – Варя схватилась за голову. – Зачем было творить такое?! – как и все женщины, она не могла не попилить возлюбленного – но в данной ситуации, нельзя не согласиться, было за что. Алексей, стиснув зубы, молчал, лишь несся со скоростью сто пятьдесят. Она продолжила: – Уходи с трассы. Теперь мы точно в розыске.
– Сам знаю, – буркнул Данилов. На ближайшем съезде он резко затормозил и свернул направо, на второстепенную дорогу. Вздымая клубы пыли, джип помчался по проселку.
Вскоре грунтовка уперлась в персиковый сад. В нем никого не было, урожай убран. Они тормознули.
Тишина. Медленно оседает вздыбленная колесами пыль.
– Машину придется бросить, – глядя перед собой, проговорил Данилов.
– Именно, – откликнулся с заднего сиденья Зубцов. – Единственный наш шанс – уходить автобусами или попутками.
– И поодиночке, – добавила Варя.
– Почему поодиночке? – вдруг запротестовал отставник. – Мне с вами, ребята, совсем неплохо.
«Почему он не хочет с нами расставаться? – задумалась Кононова. – Откуда вдруг такая любовь? Он что, пронюхал, что я из органов? Но как? Ладно, выясним позже, а пока не будем спорить. В конце концов, моя цель – Зубцов, он не хочет разделяться, вот и не будем».
– О’кей, – почти весело сказала она. – Будем пропадать вместе. Только давайте на пять минут сделаем паузу. Попьем водички и чего-нибудь съедим. Я успела прихватить из лагеря пару яблок.
Варя порадовалась собственной хозяйственности. Собираясь в спешке, не преминула захватить южных яблок с крепчайшей кожурой, и заморских бананов, и родниковой воды в бутылке из-под «Горячего ключа» – как знала, что завтракать придется в буквальном смысле на бегу.
За поспешным перекусом они построили план действий. Догрызая яблоко, Данилов завел джип. Они вернулись к дороге, подогнали машину почти к самой трассе – однако поставили в лесополосе так, что с дороги было не видно. Взяли с собой рюкзаки и принялись голосовать.
Варя чувствовала, как утекают драгоценные моменты, и была вся нетерпение. Скоро полицейские, которых Данилов отправил в нокаут своим взглядом, очнутся, и тогда за них примутся совсем всерьез. Возлюбленный, которому передалось ее состояние, вытащил из портмоне пятитысячную банкноту и зажал в вытянутой навстречу транспорту руке.
Трюк подействовал. Первый же идущий по трассе автобус остановился. После короткого разговора с шофером, уже на ходу, стало ясно, что им повезло вдвойне: автобус вез отдыхающих, возвращающихся с курорта Суджук, в самую что ни на есть Москву!
В салоне почти все спали. Понятное дело, вчера был последний день на курорте, гуляли до упора. Кто не дремал, обвел троицу новых пассажиров мутноватым, безразличным взглядом.
Свободные места нашлись, разумеется, лишь в самом конце салона. Варя плюхнулась на сиденье рядом с молоденьким, лет двадцати, мальчиком. Она была по-прежнему страшно зла на Данилова за его выходку с гаишниками и не считала нужным это скрывать.
А он, как ни в чем не бывало, уселся на самое заднее сиденье рядом с отставником. Кононова расслышала отголоски их разговора. «Тебе, Алеша, странные сны в последнее время не снятся?» – спрашивал отставник. «С чего бы вдруг?» – «Да с того, что, как я вижу, человек ты очень особенный, не похожий на других».
Однако Данилов теперь тихарился, отмалчивался, ничего о своих сверхспособностях не рассказывал. А Варя почувствовала, какой вдруг интерес возбудил ее возлюбленный в Зубцове.
«Вот и отгадка, – думала она, – почему отставник потащился с нами, позабыв о курорте, полюбовнице своей Любе и других адептах. Думаю, он Алешей всерьез заинтересовался. И интерес этот, слава богу, не сексуальный. Его, конечно, супервозможности Данилова привлекли. Но зачем? Экс-полковник хочет завербовать его? Изучить, по старой памяти? Но он давно в отставке. Надеется стать импресарио при экстрасенсе? Глупость какая-то». Потом ее мысли перекинулись на происшедшее на шоссе. «Есть ли шанс, – спросила она себя, – что гибэдэдэшники не станут поднимать тревогу по случаю того, что трое неизвестных странным образом их вырубили и утекли? – И сама себе ответила: – Если бы они с Даниловым и Зубцовым были обычные проверяемые, с которых гаишники надеялись срубить пару тысяч, то, возможно, те промолчали бы. Кому охота выставлять себя на посмешище! Какой-то мальчишка выключил офицера на дежурстве с помощью гипноза! Но если правда то, что рассказал Данилов (а какой толк ему врать?), и полицейские впрямь хотели задержать именно нас, они, конечно, доложат о бегстве подозреваемых. А полисмены тех, кто их обижает, не прощают. Поэтому объявят нас в розыск, как миленьких. Интересно, сколько у нас есть времени? Если судить по прошлой эскападе моего ненаглядного ясновидящего, его чары длятся около часа. Плюс какое-то время, пока провернется полицейский механизм – довольно инерционный, впрочем, как и все большие системы. Наверное, два-три часа в запасе есть – из них почти час уже прошел. Да, действовать мне надо незамедлительно, иначе еще пристрелят менты при попытке к бегству…»
И она попросила у мальчика-соседа мобильный телефон:
– Мне срочно-срочно надо позвонить, я отдам тебе деньги!
– Не надо мне твоих денег, угостишь на стоянке кофе, о’кей?
– С радостью! Ты какой любишь?
– Вообще-то латте с корицей, но боюсь, у них тут, на заправках, такого нет. Поэтому меняю кофе на поцелуй.
– Я вообще-то с мужем путешествую.
– Кольца нет, значит, муж не считается.
– А ты, оказывается, шустрый и быстрый. Молодой, да ранний.
И Варя, немного неожиданно даже для себя, чмокнула малыша в щечку, еще по-юношески нежную, не исполосованную бритвой. И залихватски подумала: «Плевать на Данилова, пусть видит! Он мне никто, да и ведет себя кое-как».
Слегка оторопевший юноша протянул телефон и положил руку ей на коленку.
– А вот про это уговора не было, – строго проговорила она. – Убрал сейчас же, а не то сломаю! – и отшвырнула его лапку со своей ноги. Мальчик оценил мощь ее кисти и больше лезть не стал.
А Варя тем временем набрала номер Петренко.
– Папочка, здравствуй, дорогой, – защебетала она в трубку. – А у нас тут такие события! – И она в иносказательной форме доложила полковнику о том, что с ними произошло: – Представляешь, у нас в лагере вдруг сегодня ночью объявили карантин. Я думаю, дизентерия, но никому ничего не объяснили, всех в пять утра погрузили и увезли. Не знаю, кто заболел, но ночью всех срочно отправили в больничку, только мы вместе с Лешенькой и с еще одним пареньком, я о нем тебе писала, сбежали.
Петренко на другом конце провода все понял – даром, что она его разбудила:
– Спецоперация, облава в лагере? Всех туристов задержали? Вам с Даниловым и Зубцовым удалось скрыться?
– Да, папулечка! Ты меня с полуслова понимаешь! – затем она поведала о разборке с гаишниками, которая, в ее интерпретации, выглядела так: – А потом, на девятисотом километре, нас красивые ребята остановили. Алешенька с ними договорился, в своем стиле, ты знаешь, как он умеет, поэтому его машина сразу сломалась, пришлось ее оставить, едем теперь на автобусе. – Не обязательно говорить логично, можно чушь нести, собеседник, настроенный на ее волну, поймет. Плохо только, что Зубцов слышит их разговор, а он человек тоже подготовленный, запросто может догадаться, что никакому не отцу она звонит, а докладывает по инстанции. Но здесь ничего не поделаешь, пусть подозревает, все равно она никогда перед ним не раскроется. А если выбирать между двумя вероятностями – быть задержанной за нападение на сотрудника полиции или вызвать подозрение у объекта, – она, не задумываясь, предпочтет второе. Ее к работе под прикрытием не готовили, и она на это, когда поступала в комиссию, не подписывалась. И сидеть в вонючем автозаке, в «обезьяннике» или СИЗО не хочет ни минуты. Пусть теперь Петренко ее выручает. Пусть у него голова болит, как их вызволять из истории. Поэтому в конце Варя нажала: – Чувствую я себя хорошо, только боюсь, как бы не заболеть, поэтому давай, папулечка, срочно нам лекарства прямо сюда, в Краснодарский край высылай. Мы сейчас как раз недавно столицу края проехали.
– Когда что-то выясню, я тебе перезвоню на этот номер, можно ведь? – буркнул полковник.
– Пока – да.
Варя вернула телефон младенцу.
– А ты, оказывается, заразная, – заметил он.
– Вот именно! А ты сразу целоваться. Никогда не надо спешить с этим делом, – не удержалась она от назидания, в довольно юмористической, впрочем, форме. – Лучше сначала изучить объект.
– Зараза к заразе не пристает, – хихикнул молодой человек, однако опасливо отвернулся к окну.
Варя закрыла глаза и постаралась уснуть. Все равно она не в состоянии теперь ничего сделать и ничего решить. Лучше заставить себя поспать, тем паче что она на ногах с четырех утра. А силы и бодрость ей, наверное, еще понадобятся.
…Разбудил ее телефонный звонок, и она во сне знала, что телефона у нее при себе нет, однако звонок по ее душу. И впрямь, юноша с соседнего кресла разбудил Варю и протянул ей трубку. У Данилова она, что ли, напиталась способностью предсказывать? Позвонить ей на чужую трубку мог лишь один человек – Петренко.
– Послушай, девочка моя, – голос полковника звучал озабоченно, словно, в самом деле, говорил родной папаша. – Ситуация несколько сложнее, чем я думал. Самое лучшее, что вы втроем можете предпринять – Зубцов ведь вместе с тобой и Даниловым находится, правильно я понял? – это высадиться из автобуса в ближайшем населенном пункте. И перейти на нелегальное положение.
– Как это?! – возмутилась она. И добавила капризно: – Нет, папочка, мы так не договаривались!
– Тише, тише, доченька. Я обещаю тебе, это ненадолго. Я все улажу.
– Как ты себе все это представляешь?! – Варя негодовала от всей души, не давая труда себя сдерживать. – И как я все объясню моим коллегам, с которыми путешествую?!
– Папочка у тебя генерал, ты забыла? Вот тебе и объяснение. А нелегальное положение значит: снимаете жилье в частном секторе, живете какое-то время…
– Какое время?! – вне себя воскликнула она.
– День, максимум два… Не волнуйся, малышка, я все устрою. Все будет хорошо, – Петренко, видать, тоже вошел в роль заботливого папочки, раз обозвал ее «малышкой». – Купи себе телефон. Заодно и со своим новым знакомым побольше пообщаешься, поймешь, чего он по жизни хочет… Что у вас там впереди за населенный пункт?
– Мы Пластуновскую проезжаем.
– Ну вот, дальше у вас, как я вижу по карте, по ходу движения город Малинск, бывшая станица Малинская. Там и попросишь водителя остановить.
Полковник отключился, а Варя телефон сразу мальчику не вернула – быстренько подсоединилась к Сети. (Боже, как она, оказывается, соскучилась и по мобильнику, и по Интернету!) Глянула, что собой Малинск представляет, который Петренко предназначил им для убежища. Сорок тысяч жителей. Элеватор, сахарный завод, железнодорожная станция. Рядом авиабаза вертолетного полка. Не слишком подходящее местечко для убежища. Каждый приезжий на виду.
Справа и слева за окнами автобуса тянулись бесконечные кукурузные поля. Варя глянула на часы. Подумать только, нет еще одиннадцати! Недолго она спала – а день все тянется, тянется, казалось, он начался давным-давно, с побудки затемно в лагере у моря. И столько событий в себя вместил!
Она отдала соседу телефон. «Спасибо». Обернулась к Данилову с Зубцовым. Оба мужичка спали. Странно, но во сне они даже были похожи, словно отец и сын. Хотя на деле – ничего общего: Алеша курносый, широколицый, с голубыми глазами, а отставник чем-то напоминает кубанского или донского казака, ему затеряться в тутошних местах будет легко. Кто-то вроде Григория Мелехова, только сильно постаревшего и поседевшего.
Может, внешняя схожесть мужчин объяснялась тем, что лица у обоих, как у каждого спящего, были беззащитными.
«Подъем, рота!» – скомандовала Варя. Оба мгновенно открыли глаза – воистину, воинская команда оказывает магическое воздействие на мужчин, хоть Данилов, салага, в армии и не служил, разве что на военных сборах перекантовался. «Собирайтесь, мы выходим!» – сообщила Кононова.
– С какой стати?! – возмутился Данилов.
– Мой батя посоветовал, – проговорила она и, пока Алексей спросонья не ляпнул, какой, мол, батя, он ведь у тебя умер, с нажимом добавила: – Сергей Александрович советует выйти нам здесь, – как имя-отчество Петренко, Данилов знал. Авось теперь поймет, откуда исходит команда, и не станет больше задавать вопросы.
Мужчины собрали свои вещмешки. Однако когда Варя с сумкой в руке двинулась по проходу, дорогу ей преградил давешний мальчик.
– Так я не понял, – молвил он, – где мой обещанный кофе?
Глаза у него были разобиженные.
– Жаль, – вздохнула девушка, – мне правда очень жаль, но нам с друзьями пора выходить. Запиши мой номер и позвони в Москве, и мы с тобой куда-нибудь сходим. Только позвони обязательно, ладно? – и она продиктовала ему номер своего мобильника, совершенно не чураясь присутствия Данилова. А что, формально она девушка свободная. И он за свое безответственное поведение до сих пор отнюдь не прощен.
Троица приблизилась к водительской кабине. Появился указатель «Малинск», впереди замаячили припаркованные у обочины фуры, киоски с синими крышами, подобие автостанции. Большая вывеска зазывала в «отель – ресторан – сауну» под бодрящим названием «Вавилон».
Судя по карте, которую успела изучить в инете Варя, трасса обходила городок краем. Сама бывшая станица раскинулась справа от дороги, туда еще надо было как-то добираться.
– Остановите здесь, мы выйдем, – попросила Варя.
– О! А я думал, вы с нами до Москвы! – воскликнул водила, однако сдачу с пяти тысяч вернуть не предложил. «Я тоже так думала», – вздохнула про себя девушка.
Автобус сбросил ход и замер. Они высыпались из передней дверцы вместе с вещами. Галантный Данилов подал девушке руку. Автобус закрыл двери и продолжил путь. Варя сделала ручкой малышу, который жадно смотрел на нее из предпоследнего окна. Интересно, позвонит ли он? И пойдет ли она с ним на свидание? Хотя, конечно, в сложившейся ситуации гораздо актуальней загадывать, доберется ли она до Москвы живой и невредимой.
Солнце здесь, в сердце кубанской степи, припекало совсем по-летнему. Варя коротко объяснила мужчинам, апеллируя в основном к Зубцову: ее отец – генерал, служит в тайной полиции, и он прокачал ситуацию по своим каналам. Теперь сообщил, что дело для них обстоит весьма серьезно, и посоветовал уйти в сторону с большой дороги и на время залечь на дно. Объяснение было правдой лишь на четверть, потому что Варин папа действительно был генералом, хотя служил совсем не в госбезопасности, а в инженерных войсках. Однако никаких возражений не последовало – хотя Зубцов посмотрел на девушку, как ей показалось, саркастически.
– Считаю, что в частный сектор или, тем более, в гостиницы нам соваться опасно. Посему предлагаю такую версию, – продолжила Варя. – Мы туристы, приехали сюда порыбачить. А что, палатка у нас есть, удочки тоже. Неподалеку, судя по карте, река. А вы, мужчины, решайте, что мы будем там ловить. Кстати, провизией нам запастись не мешает.
Они на время разделились. Данилов вместе с вещмешками отошел сторонку от трассы, в глубь лесополосы. Кононова вместе с Зубцовым отправились по придорожным магазинам и пищевым точкам. Купили разнообразной снеди и питьевой воды. В одной из таверн, на которую указали Варе, она приобрела у кавказца бывший в употреблении сотовый телефон, не предъявляя никаких документов – воистину, строгость российских законов компенсируется необязательностью их исполнения.
…Спустя три часа их маленькая группа, миновав степной участок, расположилась в лесополосе на берегу реки, километрах в десяти от трассы (если следовать по прямой). Следы кострищ и разного рода мусор свидетельствовали, что место использовалось как стоянка – но далеко не часто, а последний раз (как согласились друг с другом Варя и Зубцов) – недели две назад. Автомобильного подъезда к лесополосе не было, разве что сюда можно было добраться на мотоцикле или велосипеде. Или на бронетранспортере. «Впрочем, – с воодушевлением проговорила Варя, – вряд ли мы столь важные птицы, чтобы устраивать ради нас войсковую операцию», – и снова поймала на себе насмешливый взгляд отставника.
Разбили палатку, собрали хворост, вскипятили воду. Тут девушка и выпила, наконец, свой первый утренний кофе – когда солнце уже клонилось к закату.
Спать, несмотря на недосып, решили не ложиться до вечера. Никаких дежурных на ночь не выставлять: глупо, захотят захватить – захватят, никакой страж не поможет. Но Варе почему-то почудилось, что здесь они, впервые за сегодняшний день, в безопасности. А может, это кофе благотворно подействовал. И горячая пища.
Вскоре сгустился вечер. Троица продолжала сидеть перед костром. Зубцов достал откуда-то бутылку коньяка. Пояснил:
– Купил, когда мы остановились в Малинске. Думаю, после сегодняшних перипетий нам не помешает.
Янтарный напиток разлили по кружкам. Выпили.
Потрескивал костер. Пламя выглядело завораживающе. Где-то ухала ночная птица. Неслышно текла вода.
Ох, немало задушевных разговоров велось на планете Земля в подобной обстановке! Не отступил от традиции и Зубцов.
– Давайте, господа, – начал он, – выложим карты на стол. Кто вы и почему оказались рядом со мной?
Лицо экс-полковника, подсвечиваемое снизу костром, выглядело хоть и старым, но мужественным. На минуту он показался кем-то из первопроходцев – казаков, переселенных сюда Екатериной.
Варя усмехнулась:
– По-моему, это вы как раз оказались здесь, рядом с нами.
– Но все-таки первыми к нашему лагерю в бухте прибились вы двое. Впрочем, я вижу, вы, Варвара, не слишком расположены к откровенности. Может, вы, Алексей, начнете? Давно ли, кстати, вы за собой заметили необыкновенные способности?
– Давно.
– Используете их?
– Разумеется. Зарабатываю ими деньги.
– Отлично! – потер руки Зубцов. – Вот я, наконец, слышу речь не мальчика, но мужа! Коротко и ясно. Скажите, а рядом со мной вы оказались случайно?
– Думаю, да. Это была идея Вари – поехать в ваш лагерь.
– Прекрасно. Ну а Варя, я думаю, никогда не скажет откровенно, что ее подвигло на присоединение к нашей компании. Хотя имеются у меня определенные подозрения, настаивать на том, чтобы вы, Варвара, их подтвердили, я не буду. Лучше сам расскажу о себе – в качестве верительной грамоты. Я, знаете ли, всю жизнь прослужил в абсолютно секретной организации. В отставку ушел в двухтысячном, в звании полковника. Занимался по долгу службы в том числе и людьми с такими способностями, как у вас, Алеша.
Тут Данилов искоса глянул на Варю. «Значит, правильно я догадывался? – читалось в его взоре. – Неспроста ты в эту компанию влилась? По долгу службы?» Девушка отвела взгляд – ни перед кем, ни перед Даниловым, ни перед Зубцовым, колоться она не собиралась.
– Мы по службе называли вас иными. А как вы предпочитаете себя именовать? Медиумом, гипнотизером, экстрасенсом, чудотворцем? Неважно. Однако не только чудесные способности человека являлись предметом наших исследований. Имелось еще кое-что, о чем я хотел бы вам рассказать. Правда, срок давности для меня еще не вышел, и вдобавок тайна эта является одной из наиболее охраняемых секретов Советского Союза, а теперь России. Но многоуважаемая Варвара, мне почему-то кажется, меня не выдаст. А вы, дорогой Алеша, так и вообще должны стать моим союзником – а втайне разве союзниками становятся? Вдобавок я уверен, что дольше молчать нельзя, и если я буду продолжать хранить тайну, это скорее повредит стране и всему человечеству, чем ее разглашение. Секрет этот связан с так называемым Посещением.
Варвара непроизвольно дернулась и понадеялась, что Зубцов этого не заметил. Она, одна из немногих людей на планете, была, как старший офицер комиссии, посвящена в события, названные «Посещением». Впрочем, согласно подписке, обязана была (как и их собеседник) не разглашать этих сведений пожизненно.
Рассказ Зубцова
Первый раз это случилось в тысяча девятьсот пятьдесят первом году. Время тогда было, если вдуматься, едва ли не самое опасное для существования человечества. (Данилов вздрогнул. Начало зубцовского повествования живо напомнило ему первый сон, приснившийся в первый день отпуска в Энске. Несмотря на то что прошло больше полумесяца, сон до сих пор помнился ему, не отпускал, хотя так ни разу ему и не приснилось продолжение.) Шла «холодная война». Две сверхдержавы, СССР и США, ощетинились ракетами и бомбами, в том числе ядерными. Сталин, с одной стороны, и Трумэн с Черчиллем, с другой, оскалившись, исподлобья следили друг за другом. Путем напряжения всех сил, не брезгуя банальным шпионажем, Советский Союз создал, вслед за Америкой, атомную бомбу. Появились на вооружении у Советской Армии и ракеты. Правда, они были пока не межконтинентальными, не могли доставить ядерные заряды на территорию США – зато Западную Европу способны были уничтожить. А Америка взамен могла обрушить всю свою ядерную мощь на нас. У нее хватало и ядерных зарядов, и их носителей – дальних бомбардировщиков и ракет среднего радиуса, расположенных в Западной Европе.
В то время шла война в Корее. Мы и Китай поддерживали северян. За северных корейцев воевали советские летчики на отечественных самолетах. Мы поставляли северокорейцам вооружение. Штаты и страны НАТО сражались на стороне южан – под флагом миротворческой миссии ООН. Бои шли нешуточные, на уничтожение. И в такой обстановке обе сверхдержавы, и СССР, и США, разрабатывали план войны друг против друга. Высшие офицеры Пентагона обсуждали с президентом возможность нанесения по нам превентивного удара первыми. В то же время в ближнем круге Сталина велись разговоры о том, что, может быть, имеет смысл официально вступить в войну на стороне Северной Кореи. Означало ли это, что Америка и страны НАТО были готовы объявить войну СССР? Скорее всего, да. Но советские генералы в ответ на это заверяли Сталина, что они сомнут войска ФРГ и других западных союзников и форсированным маршем за семьдесят два часа выйдут к Ла-Маншу, «освободив» Западную Европу и насадив в ней коммунизм.
И вот однажды, в мае пятьдесят первого года, в такой обстановке радиолокационные станции недавно созданной советской системы ПВО вдруг засекают в воздушном пространстве СССР сигнал, не отвечающий на позывные «свой – чужой». Объявляется боевая тревога. На перехват чужака вылетают два истребителя «МиГ-пятнадцать». Вскоре их выводят на цель. Она движется с постоянной скоростью и на небольшой высоте, поэтому перехватить ее особого труда не составляет. Наши «МиГи» сближаются с нарушителем границы. Он не делает попыток оторваться от преследования. Сталинские соколы подлетают ближе. Рассматривают объект визуально. Своим силуэтом он не похож ни на одно воздушное судно блока НАТО. Впрочем, он и ни на какое другое воздушное судно не похож.
Нарушитель представляет собой объект в виде диска с утолщениями в центральной части – классическая форма летающей тарелки, как неоднократно рисовали ее впоследствии очевидцы. Объект имеет в длину не более четырех метров, а в высоту – всего около полутора. Никаких видимых вооружений, а также иллюминаторов или иных отверстий (например, сопел реактивных двигателей) на корпусе воздушного судна не наблюдается. Так об этом докладывают на землю наши летчики. Им в ответ следует приказ: принудить объект к посадке на аэродроме базирования.
Личный состав авиационного полка тем временем поднимается по тревоге. На командный пункт прибывает командир полка подполковник Картыгин. Он берет управление воздушным боем на себя. Впрочем, в реальности никакого боя не случается. Неопознанный объект проявляет удивительную податливость, если не сказать покорность. Он не пытается оторваться от «МиГов», напротив, послушно уменьшает высоту, а впоследствии приземляется на аэродроме, где базируются истребители. Садится по принципу вертолета, без малейшего пробега по бетонке.
Там же садятся оба наших перехватчика. Картыгин отдает приказ роте охраны окружить объект, что немедленно выполняется. Вокруг «летающей тарелки» смыкается кольцо вооруженных солдат. К объекту выезжает на «Виллисе» сам подполковник.
Голосовые команды, которые он подает в мегафон («Выходите из объекта безоружными и с поднятыми руками!»), исполнять никто не торопится. Команды повторяют по-английски и по-немецки и, наконец, дублируют азбукой Морзе и семафорной азбукой. Все без толку. Никакого отзыва.
Картыгин решает, что объект, вероятней всего, представляет собой беспилотный аппарат-зонд стран НАТО, новой, неизвестной еще конструкции. Возможно также, думает он, что это экспериментальный аппарат советского производства, по какой-то причине вышедший из-под контроля. Вытащив из кобуры пистолет и сняв его с предохранителя, он приближается к «тарелке». И вдруг, в момент, когда до объекта остается три-четыре шага, что-то происходит. Так быстро, что не успевает отреагировать ни полковник, ни солдаты охраны. Изнутри объекта со скоростью пули вылетает крошечный предмет и влепляется Картыгину прямо в лоб. (В результате последующего осмотра будет выяснено, что на лбу подполковника возникла лишь точка диаметром не более двух миллиметров.) Смельчак, однако, не падает замертво и даже не вскрикивает. Напротив, он спокойно ставит оружие на предохранитель и вкладывает его в кобуру, после чего разворачивается и возвращается к цепи бойцов. С его лицом, тем не менее, происходят странные перемены. В те времена в лексиконе советских людей еще не имелось таких слов, как «зомби» или «живой мертвец», поэтому очевидцы описывают Картыгина следующим образом: «будто загипнотизированный»; «словно лунатик» или «как будто его чем опоили».
Подполковник покидает периметр, образованный солдатами, и подходит к своему заместителю, майору Ежевихину, который тоже присутствует на месте событий. «Семен Петрович, что с тобой?!» – восклицает Ежевихин. И впрямь, Картыгин напоминает биоробота: лицо неподвижно, глаза полузакрыты.
Не отвечая на вопрос, подполковник говорит мерным голосом: «Положение критическое. Я должен немедленно доложить товарищу Сталину». – «Сема, Сема! – тормошит его Ежевихин. – Будет тебе! Очнись!» Но в ответ звучит все то же: «Положение критическое, я должен немедленно доложить товарищу Сталину».
В этот момент неопознанный летающий объект начинает меняться. Он постепенно краснеет – автоматчики без команды вскидывают свои «калашниковы» и прицеливаются в него. Однако больше ничего угрожающего не происходит. Под пристальным взором бойцов роты охраны и майора Ежевихина «тарелка» делается все более алой и даже белой – как изменяется в цвете любой металл при сильном нагревании. От нее идет пар. Наконец объект начинает оплавляться, растекаться. Через три минуты все кончено. Под изумленными взглядами автоматчиков и Ежевихина от него остается лишь дымящаяся лужица неправильной формы, диаметром около семи метров. И только переменившийся Картыгин не проявляет никакого интереса к трансформациям тарелки. Он по-прежнему находится в своем как бы полуспящем состоянии и временами произносит, словно мантру, что положение критическое и он срочно должен доложить товарищу Сталину.
Чтобы не возвращаться к теме в дальнейшем, должен сказать, что лужица, оставшаяся от объекта, довольно скоро загустела и превратилась в твердое тело. Впоследствии она была самым тщательным образом изучена. Провели химический, спектральный, радиологический анализ. В итоге никаких неизвестных земной науке веществ или соединений в ее составе обнаружено не было. Найдены были металлы – в том числе, в микроскопических количествах, редкоземельные, – а также различные пластические массы. Подобную лужицу мог оставить, к примеру, любой отечественный самолет, если его вдруг расплавить – как саморасплавилась «тарелка». Единственное, в останках объекта были обнаружены следы радиоактивности, что позволяло сделать вывод, что управлялся объект, возможно, с помощью ядерного двигателя.
Весь аэродром впоследствии был отдан на откуп исследователям – работы по изучению странного гостя захапал себе лично Берия, и они велись в рамках возглавляемого им «атомного проекта». Авиационный полк был расформирован. Всех его летчиков и техников разбросали, строго по одному, по дальним гарнизонам в Сибири и на Дальнем Востоке. Всех, кто непосредственно видел объект или слышал о нем – к примеру, в докладах летчиков «МиГов», – арестовали. В застенки МГБ попали, разумеется, летчики обоих перехватчиков, диспетчеры, а также все бойцы, стоявшие в оцеплении. Их допрашивали, применяли меры физического воздействия. Дальнейшая судьба этих военных неизвестна. Неизвестно даже, сколько их было и их имена. Родственники получили похоронки: «Погиб при исполнении служебного задания».
Однако вернемся к бедному Картыгину. Его состояние не менялось: вид живого мертвеца и срочное желание доложить лично вождю народов. Его заместитель и друг Ежевихин пытался самыми разными способами вернуть подполковника к жизни. Он перевез его в кабинет командира полка, а там и щипал, и плескал водой, и пытался отпоить водкой, и даже электрическим током шарахал. Ничего не помогало. Никакие внешние факторы не оказывали на беднягу никакого воздействия. И тогда Ежевихин – смелый был, видимо, человек, фронтовик, как и Картыгин, – рассудил: происходит нечто крайне странное и непривычное. И об этом следует не просто доложить по команде, а после уповать, что, мол, там, наверху, сами разберутся. Он хорошо знал военную систему, никаких иллюзий по ее поводу не питал и понимал, что если дело пойдет обычным порядком (рапорт придет сперва в штаб дивизии, затем в штаб армии, а потом кое-как доберется до Генштаба), то будет потеряно огромное количество часов и дней. А ему отчего-то казалось, что время не ждет, да и несчастный начальник постоянно твердил все то же: о критическом положении и необходимости доложить вождю. Поэтому майор, выгнав шифровальщика, самолично отправил ВЧ-грамму о случившемся лично министру обороны (она была впоследствии уничтожена, и в архивах ее обнаружить не удалось). Вдобавок он поставил в известность о случившемся штаб округа – именно поставил в известность, а не испросил разрешения. В ВЧ-грамме в округ он писал: дескать, подполковник Картыгин получил информацию важнейшего оборонного значения, посему ему и мне срочно требуется прибыть для доклада в Москву, прошу утвердить полетный план. Удивительно, но полетный план был утвержден, и Ежевихин вместе с подполковником (состояние которого не менялось) на транспортном самолете «Ли-2» вылетел в Москву. Сам сел за штурвал и взял с собой – на всякий случай и чтобы приглядывать за Картыгиным – только второго пилота. И тем спас жизнь остального экипажа транспортника, что остался на земле и оказался не в курсе событий. Но безвестного второго пилота, который видел и слышал подполковника, он под монастырь все же подвел – тот тоже в итоге был уничтожен в бериевской мясорубке.
В ходе полета до Москвы на радиосвязь с бортом вышел сам командующий округом, но и ему майор не стал ничего докладывать, сообщив лишь, что у него есть важнейшая информация оборонного характера, которую он доложит только лично министру обороны или товарищу Сталину.
Неизвестно, какие переговоры, пока он летел, велись на Земле между округом, Генштабом и другими органами. Факт тот, что на аэродроме «Чкаловский», где Ежевихин посадил самолет с Картыгиным на борту, его уже ждали. Всех троих, включая второго пилота, немедленно арестовали. «Воронки» доставили схваченных на Лубянку.
В течение следующей недели Ежевихина и Картыгина интенсивно допрашивали. Последнего к тому же тщательно осмотрели врачи. Диагноз, к которому они склонились, был таков: кататонический синдром вследствие органического поражения мозга. На рентгеновском снимке головы полковника отчетливо был виден металлический (по всей видимости) предмет длиной около четырех сантиметров и толщиной примерно два миллиметра, который, на манер иглы, пронизывал лобную кость и входил в мозг. Ситуация выглядела бы типической, в стране насчитывалось немало пациентов домов скорби, рвущихся доложить о чем-то лично национальному лидеру. Картыгину, казалось, была одна дорога – в психиатрическую лечебницу. Однако в деле еще имелся неопознанный объект, а также Ежевихин и другие граждане, которые его видели. Что же получалось, если собрать все происшедшее воедино? Типичный заговор с целью злодейского умерщвления вождя народов, заговор, нити которого явно тянулись за океан.
Ежевихина допрашивали, применяли к нему меры физического воздействия. Однако он в заговоре с целью погубить вождя народов или других вождей не признавался. А Картыгина пытай не пытай – полковник оказался совершенно невосприимчивым к боли. Он по-прежнему оставался в своем зомбированном состоянии, время от времени повторяя заклинание о необходимости доклада лично Сталину.
Но оставался еще неопознанный летающий объект, который на военном аэродроме видели многие. Очевидцев допрашивали порознь, а показывали они одно и то же. В итоге перед министром госбезопасности Абакумовым (а он лично руководил следствием) встал мучительный вопрос: что делать? Доложить – или не докладывать? Не доложить было нельзя – а вдруг наверху проведают? Тем более что ВЧ-грамма в аппарат министра обороны от Ежевихина уходила, и на уровне округа о ситуации ведали. Если наверху прознают о происшедшем, неминуемо спросят, почему не доложил. А докладывать – ужасно боязно. Крайне необычно все, что происходит вокруг этого дела. В итоге Абакумов сообщил о случившемся лично Берии (который официально в ту пору, в роли первого заместителя предсовмина, атомным проектом командовал, но связей с выпестованными им органами не утратил).
И вопрос, сообщать или не сообщать, встал уже перед Берией. В конце концов, однажды на ближней даче, после совместной выпивки, он вроде бы шутейно рассказал о происшедшем вождю народов. Тот грозно глянул на сатрапа:
– И ты молчал?! Боевой офицер хочет сообщить важнейшую информацию лично товарищу Сталину, а ты его от меня прячешь? Чтобы немедленно доставил!
Тот едва ли не залепетал:
– Но мы не можем гарантировать, что от человека не исходит прямой угрозы вам, товарищ Сталин…
– Значит, твои друзья из МГБ, заплечных дел мастера, целую неделю человека мурыжили, а так и не поняли, враг он или друг?
– Он очень странный, товарищ Сталин, будто не в себе! Мамой клянусь, ни на что не реагирует, хоть иголки под ногти ему загоняй!
– Все равно привози его завтра. Товарищ Сталин человек старый. Если даже убьет меня Картыгин, мне все равно недолго осталось. Но ты ведь понимаешь: если он мне плохо сделает, тебе тоже не жить. – Берия, говорят, тогда тирану в ноги упал, сапожки его стал целовать.
Тут стройный рассказ Зубцова прервал, довольно язвительно, Данилов. Вопросил:
– Откуда вы знаете, что именно так все и было? И какие слова кто говорил?
Не моргнув глазом, отставной полковник ответил:
– Об этом на следствии показывали и Берия, и Абакумов. Последнего, напомню, арестовали летом пятьдесят первого, а Лаврентия Павловича – летом пятьдесят третьего. Впрочем, следственные дела обоих по-прежнему секретны. Я могу продолжать?
– Пожалуйста.
– Делать нечего, назавтра Берия доставил Картыгина к вождю народов. Полковника по возможности привели в норму, загримировали шрамы и раны, оставшиеся от «активных методов следствия». Руки его были скованы наручниками. Конвоир, введя Картыгина в кабинет вождя, держал пистолет у его виска. Процессию замыкал перепуганный Берия. И тут случилось чудо: увидев Сталина, визитер, хоть и не вышел из своего наполовину коматозного состояния, но связно заговорил:
– Товарищ Сталин, спасибо, что приняли меня. Имею сообщить вам сведения чрезвычайной важности.
– Говорите, товарищ Картыгин!
– Пусть они выйдут, – кивнул полковник в сторону конвоира и Берия.
– Идите, – скомандовал им вождь и учитель.
– Но товарищ Сталин, – залебезил Берия, – я не могу гарантировать, что…
– Я сказал тебе: иди! – полыхнули тигриным блеском глаза сатрапа.
Царедворец и конвоир вышли.
Что такого рассказал полковник Сталину, доподлинно неизвестно и поныне. Беседа шла один на один, никаких записей после нее ни первый, ни второй не оставили. Но, во всяком случае, с того дня, если в присутствии вождя народов кто-то из его приближенных заводил разговор о том, что «необходимо проучить империалистов» или «третья мировая война не страшна, зато вся планета станет жить при коммунизме», вождь на полуслове подобные предложения обрывал. И планы СССР воевать в Западной Европе так и остались на бумаге.
А сразу после беседы с лидером страны Картыгин стал прежним. Его кататоническое состояние прошло, словно его и не бывало. Более того, он не помнил ни слова, ни факта из того, что с ним творилось. Не знал он и ничего из того, что докладывал Сталину, – хоть об этом его, разумеется, после визита спрашивали. Но, несмотря на то что все чувства, включая болевые ощущения, вернулись к нему в полном объеме, он так ничего в ходе дальнейшего следствия и не рассказал.
Судьба его печальна: как и майор Ежевихин, он был расстрелян. Слава богу, дела никакого эмгэбэшники не смастерили, шлепнули втихую, в подвале, поэтому семьи обоих не пострадали. Получили не сообщение, что их сын-муж-брат-отец – враг народа, а похоронку с формулировкой: «Погиб при выполнении служебного задания». Вскоре, кстати, был арестован и министр Абакумов, а в пятьдесят четвертом году его казнили.
Данилов прервал повествование Зубцова:
– Откуда известно, о чем несчастный Картыгин со Сталиным беседовал? Почему вы решили, что речь шла о недопустимости ядерной войны? Может, они что-то совсем другое обсуждали?
Полковник в отставке удовлетворенно кивнул, словно предвидел этот вопрос:
– Отраженным светом, так сказать.
– Что вы имеете в виду?
– Дело в том, что советская разведка сообщила, что случай, точь-в-точь совпадающий с описанным, имел место в США. Ровно в тот же день, когда неопознанный объект появился в воздушном пространстве Советского Союза, до чрезвычайности похожий летательный аппарат (веретенообразная форма, около пятнадцати футов длиной и пяти в поперечнике) возник на территории Америки. Его никто не перехватывал, и он самостоятельно совершил посадку на военном аэродроме в пустыне Невада. А в дальнейшем развитие событий до чрезвычайности напоминало происходившее в СССР – с поправкой на то, что тамошний режим носил все-таки гораздо менее людоедский характер.
К американскому объекту, севшему на военном аэродроме, приблизился майор штатовских ВВС Лоуэлл и так же получил в лоб подобной стальной спицей. Так же, как Картыгин, он впал в аналогичный кататонический ступор и начал настаивать, что он должен немедленно доложить нечто крайне важное высшему руководству страны. Он настаивал именно на встрече с руководством, а не лично с президентом, как будто бы неведомые пришельцы (или кто там его послал) знали различия между Америкой – страной гораздо более демократичной и либеральной – и авторитарным Советским Союзом, где все важные решения принимал единолично Сталин. После тщательного медобследования майора доставили в Вашингтон, где он выступил на заседании объединенного комитета начальников штабов с участием президента Трумэна. Интересно отметить, что в данном случае «рупор» неизвестных сил (как его можно назвать) не возражал, в отличие от Картыгина, чтобы его заслушал коллегиальный орган. Благодаря тому, что выступление Лоуэлла оказалось известно гораздо большей аудитории, данные о том, что было им высказано, достигли, в результате усилий нашей разведки, советской стороны.
Лоуэлл заявил, коротко говоря, следующее. «В данный момент, – сказал он, – его устами говорит не он, офицер воздушного флота США и американец. Он, по сути, является рупором древней и могучей цивилизации. До прямого контакта с ней человечество еще не доросло. Но чтобы сумело дорасти, а не погибнуть, цивилизация эта хочет предупредить человечество в вашем лице об опасности ядерной войны, которая сейчас назрела. В случае прямого военного столкновения Советского Союза и стран Варшавского договора (с одной стороны) и США и НАТО (с другой) погибнет около пятисот миллионов человек, в том числе пять-семь миллионов американцев. Обширные территории, миллионы квадратных миль, в том числе в Америке, подвергнутся радиоактивному заражению и будут непригодны для жизни. Поэтому, во имя существования человечества, мы просим вас: остановитесь. Аналогичное послание направлено премьеру Сталину».
Разумеется, со стороны генералов-адмиралов, заседавших в комитете начальников штабов, и президента в адрес Лоуэлла посыпались вопросы. Что за цивилизация? Где она базируется? Как долго наблюдает за Землей? Но на все эти вопросы Лоуэлл отвечал одинаково: я ничего не знаю. И даже уподобил себя магнитной ленте, на которую кто-то записал информацию – а он в нужное время и в нужном месте ее озвучил.
Лоуэлл, как и Картыгин, после доклада на заседании комитета напрочь забыл все, что с ним происходило, начиная с того момента, как он стал приближаться к странному объекту, севшему на край аэродрома. С его согласия попытались достать из его головы спицу. Операция прошла успешно, однако спустя несколько минут после того, как предмет был вынут из тела и помещен в кювету, он, наподобие «тарелки», самоуничтожился: расплавился сам и расплавил кювету. Лоуэлл после операции быстро восстановился. Ни против него, ни против других очевидцев появления НЛО никаких репрессий не применили. Однако перевели майора на канцелярскую работу и довольно быстро принудили уйти в отставку. И, кроме того, взяли пожизненную подписку о неразглашении всего случившегося. Говорят, «рупор» дожил до преклонных лет и скончался в середине семидесятых.
Сам неопознанный объект, как и в советском случае, самоуничтожился. То, что от него осталось на бетонке аэродрома, как и у нас, тщательно изучалось, но ровным счетом ничего интересного обнаружено не было.
После доклада Лоуэлла комитет начальников штабов проанализировал ситуацию. Коллегиально было решено, что явление НЛО и последующее сообщение майора – не что иное, как изощренная провокация русских, нацеленная на то, чтобы снизить решимость Америки противостоять наступлению коммунизма в мировом масштабе. Однако Трумэн, равно как и его преемник Эйзенхауэр, от планов нанесения превентивного ядерного удара по территории СССР, тем не менее, отказался.
Во время повествования Зубцова Данилов то и дело посматривал на Варю. И, странное дело, у него создалось впечатление, что рассказ экс-военного о совершенно секретных событиях для нее далеко не новость. Он не стал комментировать свои подозрения вслух, но Игоря Михайловича с некоторой подковыркой спросил:
– И это все? Древняя могучая цивилизация больше не выходила с нами на связь?
Отставник кивнул:
– Да, случилось еще одно подобное предупреждение в обе стороны.
– Опять с использованием живых людей в качестве граммофонной пластинки? Или иными способами?
– Иными, – не обращая внимания на ернический тон Алексея, серьезно ответствовал Зубцов. – И произошло это во время Карибского кризиса.
И тут пришло время снова вздрогнуть Данилову, потому что он немедленно вспомнил свой второй, сегодняшний сон. С ума сойти, это было только сегодня ночью! А произошло с тех пор столько всего, что кажется – сто лет назад.
– На этот раз предупреждение поступило иным образом, – продолжил экс-полковник. – В нашем случае – через советский разведывательный спутник серии «Зенит-два» под порядковым номером четыре, который в открытой печати назывался аппаратом «Космос-десять». Он был запущен как раз в самый разгар кубинского кризиса, семнадцатого октября тысяча девятьсот шестьдесят второго года. На Землю спускаемый аппарат доставил отснятые пленки через четыре дня, двадцать первого октября. Как было принято в то время, под вооруженной охраной материал переправили в Москву, в ГРУ (главное разведывательное управление) Генштаба. Двадцать третьего пленки проявили, напечатали и начали изучать. На прекрасных по качеству отпечатках и впрямь была запечатлена, как заказывали военные, территория США. Однако на целом ряде снимков на фоне Земли было отчетливо видно другое космическое тело. Оно, судя по всему, сопровождало советский спутник, синхронизировав с ним свою орбиту и постоянно находясь в поле зрения нашей разведывательной аппаратуры. По форме объект напоминал тот, что в пятьдесят первом году описывал в своих докладах майор Лоуэлл (никаких свидетельство о НЛО, приземлившемся на советской территории, в архивах к тому времени не оставалось). А именно: веретенообразная форма. Реальные размеры объекта оценить на снимках было невозможно, поскольку неизвестным оставалось, на каком расстоянии он находился от нашего аппарата. Неопознанный объект, снятый спецаппаратурой отечественного разведывательного спутника, произвел сильнейшее впечатление на военных. Поначалу было решено, что это происки американцев, и им, значит, удалось отыскать в космосе, на орбите, наш спутник-шпион и сопровождать его. Ничего подобного советские космические конструкторы делать тогда даже близко не умели. Вдобавок отечественные станции слежения в последнее время не фиксировали ни одного космического запуска с американской территории. Потом кто-то из военных обратил внимание, что объект, вероятно, подает некие сигналы. На снимках на теле НЛО виднелось определенное количество огней, причем на каждом новом снимке число и расположение были различными. Расшифровщики изображений предположили, что, возможно, это какое-то сообщение. Попытались понять, на каком языке. Предположили, что это азбука Морзе – но ничего связного не получилось. Выдвинули гипотезу: может быть, послание базируется на двоичном коде – «да-нет, ноль-единица». И тут впрямь возникло нечто осмысленное! Сообщение расшифровали и выяснили, что тело мало того, что обращается к людям, оно вдобавок разговаривает с ними на РУССКОМ языке, будто точно знает о национальной принадлежности космического аппарата.
Извещение, когда его расшифровали полностью, оказалось адресованным «премьер-министру Хрущеву». И предупреждало о пагубности военной конфронтации с американцами. Сообщалось, что в результате военных действий, если они будут развязаны, погибнет как минимум пятьдесят миллионов советских людей, основные города и промышленные центры страны будут разрушены, а миллионы квадратных километров земли станут непригодными для проживания.
Деятели Генштаба, по-прежнему считая и «параллельный спутник», и послание американской провокацией, тем не менее, доложили о «письме» Хрущеву. Доложили двадцать пятого октября, а уже двадцать шестого советский лидер написал американскому президенту примирительное письмо, в котором говорилось о том, что мы готовы убрать советские ракеты с ядерными боеголовками с территории Кубы. Напомню, что именно размещение наших ракет на Острове Свободы стало спусковым крючком кризиса. Третья мировая война в итоге так и не началась.
А примерно через месяц от советских нелегалов в США стало известно, что подобное известие получил в ходе кризиса американский президент Кеннеди. И язык сообщения (двоичный код, но на английском), и способ его доставки (неопознанное тело сопровождало американский разведывательный спутник «Корона») в точности дублировали способы, какими неизвестные благодетели довели аналогичное сообщение до сведения Хрущева.
Заключение советских экспертов космической отрасли, которых привлекли для консультаций (Королева, Пилюгина, Бабакина, Мозжорина и других), гласило: то, что американцам удалось отыскать в космосе советский спутник и синхронизировать с ним орбиту, в настоящее время весьма маловероятно. Причем настолько маловероятно, что более правдоподобным представляется как раз вмешательство «третьей силы» – цивилизации, находящейся на более высоком уровне развития, чем человечество. Тогда же Хрущев распорядился создать некую совершенно секретную комиссию, первоначально призванную искать контакты с инопланетным разумом…
– И откуда вы все это знаете, Игорь Михайлович? – словно бы поддерживая тональность, заданную Даниловым, иронически проговорила Варя.
Отставник не стал раскрываться дальше в духе «я и сам в той службе работал». Скромно пожал плечами: «Знаю».
– А в дальнейшем? – поинтересовался Алеша. – Инопланетяне нам помогали? Выходили на контакт?
– Впрямую – нет. Но то, что мы, человечество, находимся под их постоянным контролем, очевидно. Ясно и другое: развивается наша цивилизация таким способом и по тому сюжету, который выгоден, прежде всего, им, чужим. Лично у меня это ни малейшего сомнения не вызывает.
В глазах Зубцова полыхнула непоколебимая уверенность в собственной правоте, а в словах прозвучала такая глубокая убежденность, что Данилов глянул на него с опаской – а нормален ли человек? Вменяем ли?
– С чего вы так решили? – осторожно спросил он.
– А почему, собственно, мы должны думать иначе? Они дважды обнаружили себя – потому что тогда нам как сообществу разумных существ угрожала смертельная опасность. Еще шажок-другой, и человечество, во-первых, безвозвратно изгадило бы Землю, а во-вторых, отбросило самое себя в состояние полной дикости. Однако ни то, ни другое чужим не нужно. Поэтому им пришлось вмешаться. А в дальнейшем они продолжают вести нас тем путем, который, прежде всего, нужен им. Знаете, как овец пасут: щелчок бича, и стадо пошло в нужном направлении. А чужие иногда вместо бича просто подбрасывают нам клок сена: человека, или вещь, или явление – и мы дружно тянемся вслед за ним. Больше того, я знаю, что мировые лидеры и другие наиболее влиятельные люди на Земле состоят в своего рода клубе, который определяет развитие человечества. Кстати, активно формироваться он начал как раз после Карибского кризиса, а приглашение вступить в него тогдашний советский лидер Брежнев получил от французского президента Де Голля в ходе его первого визита в Москву в шестьдесят шестом году. И с тех пор руководители СССР и России (но не обязательно первые лица) присутствуют в нем практически постоянно. Временная пауза была лишь с восьмидесятого по восемьдесят пятый год. После вторжения в Афганистан нашего Леонида Ильича просто перестали принимать в хороших домах. Андропов и Черненко, по причине своего краткого пребывания на высшем посту, вступить в него не успели. А Горбачев вошел туда в восемьдесят четвертом, даже формально не став еще руководителем СССР, – его во время визита в Лондон в восемьдесят четвертом пригласила сама Маргарет Тэтчер. Люди, которые имеют честь состоять в этой организации, о существовании которой практически никому из простых смертных не известно, именуют ее система.
– Никому про нее не известно, Игорь Михайлович, – вздохнул Данилов, придерживаясь прежней саркастической ноты. – А вы сами откуда-то узнали.
– Да что я там знаю! – махнул рукой отставник. – Крохотки! Однако думаю, что неплохо представляю себе, как система работает. Команду, что делать, – разумеется, в глобальном смысле – мировые лидеры получают от чужих, вероятно, в завуалированной форме. Выполняя их директивы, руководители взамен имеют поддержку населения на выборах, долгую счастливую жизнь и удачливую политическую судьбу.
– Ого! – иронически протянул Данилов. – Мировая закулиса! Бильдербегский клуб! Да вы, батенька, антиглобалист!
– Вы, Алексей, можете ерничать, сколько вам угодно. Да только, согласитесь, если вспомнить Картыгина, Лоуэлла, чужие спутники и прочее, какой прок иной цивилизации бесплатно оказывать нам благодеяния? Спасать нас от разного рода катастроф, которые мы сами готовим на собственную голову? Когда и где вы подобное в истории видели? Белый человек – он что? Приносит индейцам развитие, просвещение и демократию – и ничего не берет взамен? Смешно даже слышать! Разумеется, у них имеются свои интересы. Вот они и направляют нас, человечество, куда надо – им.
– Это при условии, что они существуют, – тихо заметила Варя.
– Поверьте мне: существуют, – с прежней убежденностью продолжил Зубцов. – Неизвестно в точности, кто они, как называются и откуда явились. Но очевидно, что это цивилизация так называемого паразитического типа. Что сие значит? Вот мы, люди-человеки: у нас имеется голова на плечах и есть ручки. Поэтому головой мы что-то придумываем, а руками делаем. А труд, в конечном итоге, как говорил товарищ Энгельс, создал человека. А вот чужие устроены по-другому. Голова-то у них есть, а главное – есть мозг, совокупный разум. А вот ручек не имеется. Поэтому самостоятельно что-либо производить – инструменты, палки-копалки или космические корабли – они не могут. И они ничего подобного не делают. Ни-че-го.
– Как это? – поразился Данилов. – Вы ведь сами говорили: космический корабль, неопознанный объект, спица в голове… Это все у них откуда?
– А это изготовляют по их заданию другие цивилизации. На которых чужие паразитируют. Как в ближайшем будущем начнут паразитировать на нас. В самом этом термине нет ничего оскорбительного – ни для них, ни для человечества. Ведь с точки зрения пчел, допустим, люди тоже на них паразитируют. Выращивают, пестуют, защищают, а взамен отбирают мед. И с точки зрения коров тоже. А муравейник, к примеру, паразитирует на тлях – он попросту доит их. Другое дело, что человечество, прежде чем наши паразиты смогут его по-настоящему доить, должно достичь определенного уровня. Он пока не достигнут, но довольно скоро будет превзойден.
– Когда? – не выдержала Варя.
– По моим прикидкам – в середине нынешнего века. Впрочем, не так долго нам всем осталось: покорять нас они начнут, я думаю, в тридцатые, максимум сороковые годы.
– Да откуда вы все это знаете? – набросился на отставника Данилов.
– Как – откуда? Из снов, видений, предсказаний. Впрочем, об этом я продолжу завтра. Давайте-ка спать, денек сегодня случился нелегкий.
Костер постепенно прогорел и затухал. Уголья светились темно-красным и синим огнем. Алексей поворошил их, они ненадолго вспыхнули, но быстро вернулись в прежнее состояние. В реке плеснула волна, а может, рыба. Варя удалилась в палатку, вернулась с зубной щеткой. Скомандовала: «Мы с Даниловым спим в одном спальном мешке, а вам, Игорь Михайлович, жертвуем второй». Она плеснула в кружку воды и отошла в сторонку почистить зубы.