ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
А через час, проинструктировав автономный караул, и капитан Антонов вернулся в часть. Возле штаба его ждал Бережной, которому завтра, во вторник, предстояло сменить Сергея. Как и все, поднятый по «общему сбору», он с возвращением командира был отставлен. Но Володя хотел дождаться друга, чтобы узнать подробности произошедшего на посту ГСМ.
Антонов, отдав необходимые распоряжения по ротам, вышел из штаба к Бережному и предложил:
– Пойдем, Володь, в курилку!
– Идем! Так что там произошло?
Сергей на ходу и коротко рассказал все.
– Короче, Вова, непонятка какая-то. И вроде ничего такого, ну обстреляли, больше для понта, но командир на все среагировал как-то странно.
– В смысле?
– В прямом! Буланов в экстремальных ситуациях всегда спокоен, как удав, а тут что-то его встревожило, и сильно. Задумчивым каким-то стал и, главное, особо подробностями не интересовался. Его сам факт обстрела встревожил. Почему? Я лично это объяснить, зная его, не могу.
– Значит, была причина так среагировать на выстрелы. И нам ее не узнать.
– Это уж точно! Комбат все всегда в себе держит. Ты спроси, кто знает о его личной жизни? Или какие-нибудь слухи насчет него ты слышал? А вокруг каждого из нас их, этих слухов, как стай москитов.
Бережной согласился:
– Да…
– И все же, Володя, эти выстрелы что-то значат, предвещают что-то. Какую-то цель неизвестный преследует однозначно. Знать бы, какую? От «чехов» можно ожидать всего, что угодно. Это сейчас, в лагере, они мирные, а начни проверять мужиков, зуб даю, больше половины когда-нибудь да стреляли в нас. Бандиты или были разгромлены, или на отдых таким образом через лагерь определились. Текучка там, как в муравейнике. Одни прибывают, другие вдруг на родину, в Чечню, рвутся. Так и бродят туда-сюда!
Владимир спросил:
– Их милиция что, не контролирует?
Капитан Антонов ответил:
– А ты попробуй такую ораву проконтролируй! Их поначалу закрыли и выпускали только по пропускам. Комендант был внутри, а с ним отряд сменного спецназа. Тогда еще кое-как держали под управлением весь этот шалман. А потом какая-то там комиссия по правам человека подкатила. Чечены и начали плакаться перед телекамерами, что их в концлагерь загнали, лишили элементарных прав. Ну и убрали и коменданта, и внутренний контроль, дали полную свободу передвижения вместе с паспортами. Вот они и двигаются. В поселке все наркотой завалили, по России начали куролесить, как цыгане, в натуре! А потом взрывы в городах и никаких следов. Да какие следы могут остаться, если из такого вот лагеря уедет какой-нибудь Джума с кучей баксов, переданной из родной Ичкерии, и организует где-нибудь подрыв вокзала или рынка. А сам уже на пути обратно будет, предварительно убрав непосредственных исполнителей из каких-нибудь бомжей. Нет, такие полумеры к хорошему не приведут! Не приведут, пока с ними, я имею в виду ярых сторонников войны, не перестать миндальничать. Чечены, по своему опыту знаю, боятся и уважают только силу. Ей и подчиняются! Дай слабинку, они тебя быстро захомутают! Еще в рабах окажешься. Или станешь предметом купли-продажи! Я с ними по-другому бы разговаривал, дай мне власть. Неправильно все здесь, Володя, и неправильность эта очень хорошо организована!
Сергей выслушал, сказал:
– Ладно, Антон, бди службу, пойду я.
– Иди! А вообще-то, ты голову себе не забивай, нам ситуацию не изменить, будем делать, что делаем, пока такие, как Крамаренко, не добьются нашего увольнения. Такие, как мы с тобой, Володя, тут не нужны, да и нигде не нужны. Стране перестали быть нужны настоящие офицеры, имеющие свое, отличное от вышестоящего начальства, мнение! Да и пошли они все на х…! Отдыхай, Вова, завтра ты заступаешь?
– Пока не знаю, скорее всего я.
– Вот и отдыхай, если к утру еще что не случится. Я бы на твоем месте в казарму пошел. Все бежать от общаги не надо будет в этой тьме. С Верой-то встречаться поздно уже.
– Я так и сделаю.
Командир в эту ночь тоже домой не пошел. После доклада вышестоящему командованию о произошедшем обстреле поста и принятых ответных мерах он закрылся в своем кабинете. Буланова буквально жгло какое-то тревожное предчувствие. Будто эти выстрелы были предназначены через часового ему, как предупреждение о чем-то неминуемо губительном.
Дмитрий понимал, что страхи его никаких видимых оснований под собой не имеют, но отделаться от чувства опасности не мог. Нужно быстрее вывозить Лейлу и ее семью. Но опять-таки раньше четверга этого не сделать! В среду он передаст ей все необходимые документы, включая билеты на самолет, чтобы в четверг, рано утром, на военном «КамАЗе» прямо из лагеря забрать всех ее ближайших родственников и отправить непосредственно в аэропорт, к самолету. Только после взлета лайнера он может сказать, что дело сделано! Контейнер с их имуществом он отправит позже, но это будет уже ерунда. Главное, пережить все до среды и ночь со среды на четверг. Предпринять что-либо ранее, например забрать семью из лагеря в городок, он не может. Наверняка тот же Шейх, несостоявшийся жених Лейлы, поднимет весь лагерь, будто семью арестовали. И неизвестно, как среагирует вся эта разномастная по национальности, но воинственно настроенная толпа беженцев на то, что чеченка ушла к русскому офицеру. Да еще к офицеру, воюющему против собратьев обитателей поселения. Могут и отомстить кроваво! Внутри лагеря, говорила Лейла, действуют свои законы, и заправляет всем Шейх – Салман Колдоев. У него чуть ли не целый отряд в подчинении. И вся теневая власть. Если же завтра забрать семью Лейлы, то еще неизвестно, что предпримет в ярости Шейх. Возопит о том, что русский насильно отнял у него невесту, предназначенную ему по законам гор. А если к тому же использует при этом волнения в лагере и эмиссаров различных западных комиссий, то вообще заставят вернуть семью в лагерь! А там родителей Лейлы обработают так, что и их насильно тащил в центр России безжалостный подполковник, пользуясь своей властью. А уж пресса раздует из всего этого шумиху. Его обвинят в беспределе и уберут отсюда, в лучшем случае. И не видать ему больше своей Лейлы. Семья же ее вместе с ней позднее растворится в лагере, как в соляной кислоте. Их просто убьет безжалостный Шейх, а он, Буланов, даже отомстить не сможет. Нет! В таком деле, которое задумали они с невестой, ошибиться нельзя. И пока все идет нормально, не следует ничего менять. Не навести самим на себя беду. А для этого осталось лишь встретиться в последний раз в среду, а поутру… Поутру верный Антон с его бойцами вывезет Лейлу с семьей. Вывезет, даже если перед ним Шейх весь лагерь выстроит в заграждение. Еще и Шейху достанется. В боевой обстановке капитан действует решительно и бескомпромиссно! За что и пользуется, по крайней мере у него, Буланова, непререкаемым авторитетом, несмотря на все его выкрутасы в обыденных делах части. Да, поступить следует именно так!
Подполковник закурил, подошел к окну, выходящему на плац. Там со стороны парка шел Антонов. Несет службу!
Мелькнула мысль, а не взять ли на последнюю встречу прикрытие?
Но Буланов тут же отбросил ее. Зачем привлекать ненужное постороннее внимание? Лучше самому предпринять повышенные меры безопасности, вооружиться посолиднее и провести перед встречей, часа за два, скрытную рекогносцировку местности и здания. Это он может сделать и сам. Не стоит до поры до времени посвящать в свои дела никого, даже таких надежных и проверенных офицеров, как Антон. Основную предварительную подготовку акции Буланов должен провести сам, ибо это касалось только его личной жизни.
Подполковник так и не связал выстрелы, несмотря на предчувствия, со своей судьбой, а ведь подсознательно что-то наталкивало его на эту мысль. Но продолжения история не имела. И это было роковой ошибкой подполковника. При его профессионализме он должен был просчитать цель бестолковой стрельбы. Ведь она лежала на самой поверхности и была проста: убедить всех, что рядом с войсковой частью начал работать вражеский снайпер. И уже исходя из того, для чего он объявился здесь, действуя явно провокационно, сделать выводы и связать их с предстоящей акцией эвакуации любимой девушки и ее семьи. Но, к сожалению, Буланова волновало другое, и времени, и сил, надо признать, для столь глубокого анализа обстановки у него не было. Хотя чувствовал он, что выстрелы снайпера направлены именно против него! Чувствовал, но отгонял эту мысль, как результат чрезмерного напряжения за истекшие сутки.
Буланов так и просидел в своем кабинете до утра, только часам к четырем уснул в кресле, опустив голову на сильные руки.
Следующий день начался с активной деятельности местных правоохранительных органов, закрывших все въезды и выезды из лагеря и начавших тотальную проверку документов.
Маркова перевели из палатки Шейха в другое место, к заслуженному и уважаемому старику-фронтовику, который проживал со своим немым внуком. В палатку, где и был организован схрон для хранения оружия, боеприпасов, продовольствия. И, если потребуется, для укрытия небольшой, человек в пять, группы. В этом схроне и находился майор, ночами встречаясь с Шейхом, который докладывал обо всем, что происходило в лагере и за его пределами. Марков особенно интересовался поведением Лейлы и ее семьи. А также действиями подполковника Буланова. В схроне Марков с двумя неизвестными ему чеченцами переждал и зачистку лагеря. Палатку старика-фронтовика проверять милиция не стала по понятным причинам. Все же кавалер орденов Славы и Красного Знамени, обижать и так лишенного всего старика не хотелось, да и было запрещено руководством местной администрации.
Сама по себе зачистка дала минимальные результаты. Было обнаружено около двадцати человек, не прошедших регистрацию в милиции, но из них две трети составляли женщины и дети, а у мужчин были справки чеченских комендатур, и прибыли они сюда за последнюю неделю. Разместившись у родственников, так как собственного, пусть и временного, жилья еще не имели. Также за одной из палаток был обнаружен явно выброшенный перед появлением милиции холщовый мешочек с «дурью» да изъяты два охотничьих ружья. И все!
Стало ясно: зачистку ожидали и к ней основательно подготовились.
Глава администрации района вместе с начальником милиции и подполковником Булановым после проверки лагеря собрали все население лагеря беженцев на поле за поселением.
Первым выступил руководитель района, сообщивший беженцам о факте обстрела со стороны рощи войсковой части, что и вызвало действия правоохранительных органов в отношении населения лагеря. Он сказал, что подобные выходки без последствий оставлены не будут, органами внутренних дел предприняты меры, которые направлены на усиление контроля за лагерем. О том, что передвижение людей из лагеря в поселок будет ограничено и будет осуществляться лишь через блокпост, который уже сооружен на главной дороге. Усиленные вооруженными военнослужащими войсковой части наряды ОМОНа постоянно будут патрулировать лагерь и производить выборочные проверки подозрительных лиц. И далее в том же духе!
Затем выступил начальник милиции, предупредив поселенцев, что любое сопротивление законным требованиям сотрудников правоохранительных органов будет жестко пресекаться, включая такие меры, как применение оружия.
Подполковник Буланов от выступления отказался. Затем выступили «активисты» лагеря беженцев.
В это самое время, когда шел митинг, на который были стянуты практически все силы милиции, оголив на короткий промежуток времени сторонние подходы к поселению, по ним в поселок, до введения негласного комендантского часа, по одному из лагеря убыли Марков и люди Шейха – Иса, Али, Ваха. Двое из которых находились вместе с майором в схроне.
Прекрасно представляя, что завтра, в среду, пройти через блокаду милиции его боевой группе будет практически невозможно, майор Марков решил вывести ее из лагеря во время митинга.
Такое же решение приняла и Лейла, ибо и ее путь к одинокому домику на окраине поселка по балке завтра также будет перекрыт и пройти по нему незамеченной она не сможет. Конечно, Дима освободит ее. Но тогда о ее связи с русским офицером узнают посторонние люди. Узнают раньше времени. Это может дойти до проклятого Салмана Колдоева, которого все в лагере называют Шейхом, и он сможет все испортить, если не хуже. Времени задержать или запугать ее родителей у него хватит. И тогда все, что так тщательно готовилось, пойдет прахом. Без родственников, которым в случае ее бегства с русским грозит неминуемая кровавая расправа, Лейла уйти к любимому не сможет! Поэтому и покинула лагерь почти одновременно с группой Маркова, только по другому маршруту. Остановилась она у одной русской женщины, с которой познакомилась на рынке и поддерживала с ней приятельские отношения, обучая время от времени приемам восточной вышивки, до которой Лейла была большой мастерицей.
Ни Буланов, ни Марков с бандой головорезов об уходе из лагеря девушки не узнали. Майор устроил свою стаю в специально подготовленной по распоряжению генерала Василько местными сотрудниками отделения ФСБ по району конспиративной двухкомнатной квартире дома, стоящего как раз на окраине поселка, недалеко от одиночного здания – места постоянных встреч объектов скорой ликвидации. Буланов же занялся текущими делами части, не подозревая, что его любимая находится в нескольких кварталах от его штаба.
День прошел спокойно, и в 19.00 капитана Антонова на посту дежурного по части сменил капитан Бережной. Друзья быстро передали дела, приняли доклады из караульного помещения, КПП и парка боевых машин, доложили о смене командиру части. Крамаренко, которому должны были доложить о смене, они проигнорировали по обоюдному согласию.
– Ладно, Володь, пошел я спать, сам понимаешь, наряд выдался не слабый. Счастливо тебе отдежурить, без эксцессов! Ну а будет что, действуй решительно! До встречи завтра!
Сергей ушел.
Капитан Бережной приступил к исполнению обязанностей дежурного по батальону. Он провел ужин, проверил исполнение распорядка дня в ротах. После чего вернулся в помещение дежурного. Помощник вместе с дневальными «оседлали» курилку, и капитан взял в руки оставленную сменившимся офицером газету. В своей комнате капитан Бережной был один, но в штабе находился еще один человек, начальник штаба майор Крамаренко. Закончив на сегодня тяжелый рабочий день, он чувствовал себя уставшим, но домой не уходил. Этому была одна причина. Капитан Бережной. А к нему у майора был разговор. Но Крамаренко никак не решался вызвать подчиненного. Слишком личной была тема, и майор пока не находил слов, как следовало бы начать разговор. Ему на помощь пришел сам Бережной, который понял, что Крамаренко ждет именно его. Поэтому Владимир, отбросив газету, направился к кабинету начальника штаба.
– Разрешите, товарищ майор, – официально обратился к нему капитан.
– Сам пришел? – Крамаренко указал рукой на стул рядом с собой. – Присаживайся!
Владимир сел за рабочий стол.
– Я пришел потому, что ты ждал меня, так?
– Так.
– Слушай, Гена, давай отбросим субординацию и поговорим как простые люди, как мужчина с мужчиной.
Крамаренко вдруг легко согласился:
– Давай, и хочу сразу же спросить тебя, ты спишь с моей женой?
– На этот вопрос я отвечать не буду. Скажу лишь одно, что люблю Веру.
Майор ухмыльнулся:
– Отводишь от нее удар? Благородно! Так и должно было бы быть. Но только удара, Володя, никакого не будет. Не в моих правилах разбираться с женщинами, тем более устраивать скандалы или бить, чего некоторые особи иногда очень даже заслуживают.
– Не называй женщин особями, это тебе не животные.
– Хорошо, хорошо, скажем по-другому. Особы, так устраивает?
Владимир спросил:
– Что ты, Гена, все ходишь вокруг да около? Говори прямо все, что хотел мне сказать.
– Ты сказал, что любишь Веру, а ведь я тоже люблю ее! С моим чувством как? Можно выбросить на свалку?
– Я знаю, что ты ее любишь, более того, она твоя жена, мать твоего ребенка, но в свое время ты же и увел ее у меня!
– Значит, она этого хотела. Ты, Бережной, сам виноват во всем!
– Согласен. Но прошли годы, мы встретились, и у нас вновь сложились прежние отношения.
– Сложились, говоришь? А до тебя как складывались? Не знаешь?
– Знаю и это.
И вновь начальник штаба нехорошо ухмыльнулся:
– Конечно, как же иначе? Вера тебе сама «все» рассказала. Даже знаю, ЧТО именно. Мол, естественно, у нее были мужчины, раз муж ей достался такой, но в этих мужчинах она искала похожего на тебя, не так? Так! Вижу, что так оно и было! Это ее тактика, тактика опережения. Но не в этом главное, ты вправе безоговорочно верить ей. Главное в другом, в том, что ты всего лишь очередная ее забава, пройдет время, тобой натешатся и выбросят за ненадобностью.
Владимир спросил:
– Отчего же она тебя не выбросила, как ты выражаешься, за ненадобностью?
– Все просто, Володя! Веру я устраиваю. Я не мешаю ей делать то, что она хочет делать. И делаю это из-за того, что безумно люблю ее. Страдаю, мучаюсь, но терплю, живу надеждой, что когда-нибудь разгул прекратится и она станет полностью моей. Дурак? Согласен! Но я не могу без нее, и она это знает и этим пользуется. Для меня главное, чтобы она была рядом. И она будет рядом, хотя на время может и уехать с кем-нибудь в порыве страсти. Но вернется. Я, повторяю, ее устраиваю. Ты же другой человек! Ты измены не потерпишь, а значит, Вере либо предстоит жить только с тобой, чего она никогда не сможет, либо расстаться, но вот запасного аэродрома для нее уже не будет. Не к кому ей будет возвращаться. После тебя я ее не приму, лучше застрелюсь, но после тебя не приму. Она знает об этом! Поэтому у ваших отношений, Володя, нет будущего. Настоящее есть, и довольно бурное, а вот будущего, увы, нет.
Владимир посмотрел на своего бывшего однокурсника, теперь прямого начальника, и обратился к нему:
– Знаешь, что я хочу тебе сказать, Гена? Ты не просто подлец, ты мразь! Неужели ты думаешь, что своим цинизмом сможешь посеять в моей душе сомнения? Отвратить меня от Веры? Глупец! Мог бы придумать что-нибудь поумнее. Ревность свела тебя с ума, и ты готов на все, чтобы Вера принадлежала тебе. Не как любимая женщина, нет. А как атрибут твоего существования. Ты скотина, Крамаренко! Это все, что я хочу тебе сказать напоследок, и никогда, слышишь, никогда больше не заводи со мной подобный разговор, я тебя просто прибью!
Ухмылка не сходила с лица Крамаренко:
– Сколько страсти! Ты и в постели такой? Да! Я ревную Веру, ненавижу тебя, желаю тебе смерти. А больше всего желаю посмотреть, как ты будешь выглядеть, когда поймешь, что единственная, любимая тобой женщина равнодушно ставит тебе рога! На этом и закончим, а грозить мне не надо. Себе дороже выйдет! Один раз я простил тебя, другого не будет!
– Так это ты, оказывается, спас меня от трибунала? Не слишком ли ты переоцениваешь свою, по большому счету, мерзкую личность?
– Больше мне с тобой не о чем говорить. Веру ты не получишь! Свободен, капитан!
Владимир вышел разъяренный, он прошел в дежурку, закурил, нервно затягиваясь. Достиг все же майор цели! Удалось ему переложить часть своей душевной боли на его, Бережного, плечи. Удалось!
Вышел из своего кабинета и Крамаренко, проходя мимо, остановился рядом:
– Капитан Бережной!
– Чего надо?
– Не «чего надо», а «я»! Устав из головы вылетел? Завтра утром к 6.00 посыльного ко мне! Ясно?
– Ясно!
Крамаренко посмотрел на Владимира, махнул рукой и вышел из штаба.
Бережной долго наблюдал из большого окна его сгорбленную под поднявшимся вдруг ветром фигуру, удаляющуюся по аллее в городок.
Он опустил светомаскировку, посмотрел на часы. Девять тридцать. Долго же они с Крамаренко беседовали, а показалось, несколько минут.
– Помощник, – вызвал Владимир сержанта.
– Я, товарищ капитан!
– Команду на вечернюю прогулку по подразделениям передали?
– Так точно, товарищ капитан. В первый раз, что ли?
– Хорошо! Я на плац. Останешься за меня. Все по плану и распорядку.
– Есть, товарищ капитан!
Закончив служебные дела, объявив батальону «Отбой» и проверив исполнение команды, Бережной вернулся в штаб. Доложился оперативному дежурному вышестоящего штаба. Все! Впереди – длинная бессонная ночь. Снайпер, бивший вчера, пока молчал, видимо, это была одноразовая, провокационная акция. Владимир принялся было за газету, но тут же вновь отбросил ее. Разговор с Крамаренко выбил его из колеи. Бережной не мог оставаться на месте. Он встал и стал мерить комнату шагами из угла в угол. Тут к нему вошел один из дневальных:
– Товарищ капитан, разрешите обратиться?
– Обращайся!
– К вам женщина пришла, что здесь в штабе работает.
– Где она?
– В курилке, товарищ капитан!
Владимир чуть не сбил солдата с ног, рванувшись из комнаты. Он выбежал из штаба, перескочив газон и ограждение «места для курения», оказался рядом с любимой. Вера задумчиво сидела в дальнем углу, Владимир взял ее ладони в свои:
– Вера! Как я рад, что ты пришла!
– Ты ждал меня?
– Не то слово!
Она неожиданно произнесла:
– А ведь это Крамаренко послал меня к тебе.
– Что значит послал? А ты сама что, не хотела прийти?
– Я бы и пришла, чуть позже. Но он сам за ужином сказал, чтобы я не мучила ни тебя, ни себя, хотя только для этого и создана, и шла к тебе.
– Ну, Крамаренко! Ну, подонок!
Бережной только покачал головой, слов не было. Спросила Вера:
– У вас был разговор?
– Да!
– Понятно. И удивительно.
На этот раз спросил Бережной:
– Что удивительно?
– Что ты вообще захотел после встречи с ним меня видеть. Он умеет все перевернуть. Так, как это выгодно ему.
– Вера! Да плевать я хотел на то, что он говорил. Кстати, если ты думаешь, что я безропотно стоял и слушал его рассуждения, то глубоко ошибаешься! Я в состоянии защитить свою любовь, ты об этом прекрасно знаешь. И потом он оперировал фактами, о которых я знаю от тебя самой, правда, немного в иной интерпретации.
– В том-то и дело, что в иной интерпретации.
– Послушай, Вера, да черт с ним! Пусть думает и говорит, что хочет, главное – ты рядом, и мы любим друг друга!
– Правда?
– Конечно!
Она положила голову ему на плечо.
– Как, Володя, с тобой спокойно, хорошо.
– Пойдем в штаб? Иначе продует тебя всю, ладони вон как ледышки!
– Нет, любимый. Я увидела тебя и убедилась, что между нами ничего не изменилось. Поэтому сейчас пойду домой, а завтра… Завтра при всех встречу тебя после наряда, и мы вместе пойдем к тебе, в общежитие. Надеюсь, Антон поймет и найдет себе временное пристанище? Пусть весь гарнизон узнает, что я люблю тебя и ушла от Крамаренко. Хватит прятаться, а то сами даем повод обсуждать нас. А потом снимем в поселке комнату, пока я разведусь с мужем. Если ты, конечно, не против всего этого?
– Я? Против? Да ты что? Ты умница, Вера, и я буду как никогда ждать окончания дежурства.
Вера поднялась.
– Я провожу, – предложил Бережной.
– Не надо. Дойду сама, у тебя служба. И прошу тебя, Володя, выбрось из головы то, что тебе наговорил Крамаренко. Не верь никому, кроме собственного сердца. Оно не солжет! Спокойно провести тебе наряд, любимый.
– Спокойной ночи, Вера! Я люблю тебя!
Она кивнула головой и, кутаясь в светлый плащ, стала удаляться в темноту военного городка.
