Глава 24

Уже совсем стемнело, с ужином было покончено, в костер подбросили побольше дров, чтобы он ярче горел, и все расположились у огня. Четыре горгульи стояли на часах между валунами, окружавшими привал, вглядываясь в темноту.

Харкорт сидел в задумчивости рядом с остальными, не вслушиваясь в их разговоры. Днем они успели осмотреть зачарованную долину. В том месте, где они в нее вошли, она была похожа на узкое ущелье, но потом становилась шире, окаймлявшие ее холмы понемногу отступали все дальше и обрывались у реки, куда впадал ручеек, бежавший по дну долины. У подножья холмов по обе стороны долины тянулись ряды валунов, которые в незапамятные времена скатились со склонов или отделились от возвышавшихся повсюду скал. Ближе к середине долины валунов было меньше, но вся она заросла вековым лесом; местами могучие деревья теснились почти вплотную друг к другу. Подлеска под ними почти не было, но кое-где землю ковром покрывали цветы.

Над долиной постоянно висел туман, в котором скрывались окружающие холмы. Там, где находилось солнце, в сером пологе тумана проступало светлое пятно, но самого солнца видно не было. Вокруг стояла глубокая тишина, все звуки казались смягченными и глухими. Даже сухие листья на земле были постоянно влажны и не шуршали под ногами.

Несколько раз Шишковатый и Харкорт поднимались по склонам холмов до тех пор, пока туман не начинал редеть, и смотрели, нет ли поблизости Нечисти. Но никого не было видно.

– Все равно они здесь, – сказал Шишковатый. – Никуда они не ушли. Подстерегают нас.

– Скоро они не уйдут, – сказал Харкорт. – Они знают, что мы в ловушке.

– Можно попробовать пересидеть их, – сказал Шишковатый. – Рано или поздно им надоест.

– Рано или поздно у нас кончатся запасы еды, – возразил Харкорт. – С самого начала у нас их было не так уж много, а теперь прибавилось еще три едока.

– В ручье есть рыба, – сказал Шишковатый. – Тут, пожалуй, найдется и дичь. Я видел несколько кроликов. Время от времени сюда могут забредать олени.

Харкорт покачал головой.

– Наступит день, когда нам придется прорываться отсюда с боем.

– Об этом нужно будет как следует подумать, – сказал Шишковатый. – Может быть, общими усилиями что-нибудь придумаем.

– Я не совсем понимаю, что происходит, – признался Харкорт. – Коробейник дал нам понять, что это место зачаровано, потому что здесь похоронен святой, который пытался изгнать Нечисть. Как по-твоему, может захоронение само по себе стать источником чар?

– Должен сказать, – ответил Шишковатый, – что я не так уж хорошо разбираюсь в чародействе. Но мне кажется, что одно только захоронение вряд ли может быть источником таких могучих чар, какие, по всей видимости, дают знать о себе здесь.

– Значит, чтобы навеки сохранить бренное тело нашего святого, это место должны были заколдовать несколько чародеев, – сказал Харкорт. – Или один, но необыкновенно одаренный.

– В свое время, – сказал Шишковатый, – в этой стране, наверное, было немало чародеев – и достойных уважения, и злонамеренных. И, может быть, здесь все они объединили свои чары, чтобы воздать должное тому, кто был могущественнее их всех.

– Ты хочешь сказать, что этот святой мог быть чародеем?

– Нет, ничего подобного я не хочу сказать. Скорее всего, он был поистине святым. Только иногда мне кажется, что разница между святым и чародеем не так уж и велика.

– Иоланда сказала мне одну странную вещь, – заметил Харкорт. – Она сказала, что коробейник – чародей с очень скверной репутацией. Намекнула, что он гораздо могущественнее, чем старается казаться, и вынужден притворяться ничтожным, чтобы не привлекать лишнего внимания.

– На мой взгляд, этот чародей и впрямь не такая уж важная персона.

– Возможно, так он только маскируется, – возразил Харкорт.

– Может быть, но я бы на него много не поставил.

Сейчас, сидя у костра, Харкорт припомнил, что, когда они ходили по долине, он испытывал какое-то странное чувство. Вся эта местность казалась не вполне реальной. Там, за завесой тумана, где поджидала Нечисть, все было ясно и просто. Сюда Нечисть вступить не решалась, а под ногами даже не шуршали лежащие толстым ковром сухие листья. Пламя костра отчасти ослабляло ощущение нереальности, а освещенные им валуны и неподвижные фигуры горгулий, стоявших на часах, выглядели вполне реальными, так что странный мир этой долины как будто немного отступил, но отступил совсем недалеко, на какие-нибудь несколько шагов.

– Мне кажется, у нас две проблемы, – говорил тем временем Децим. – Точнее, одна проблема и один вопрос. Проблема в том, как нам отсюда выбраться. А вопрос в том, как мы вообще здесь оказались и куда намерены отсюда двигаться.

– По справедливости, Чарлз, – сказал аббат, – теперь, пожалуй, пора им все сказать. Иоланда, я уверен, кое-что уже поняла, но ни Нэн, ни Децим…

– Да, ты прав, – согласился Харкорт. – Давай расскажи им все.

В самом деле, какой теперь смысл хранить тайну дальше? Иоланде, наверное, следовало бы знать ее с самого начала. А теперь, когда все они связаны круговой порукой, оказались в одной и той же ловушке, окруженные Нечистью, об их замысле должны знать и Нэн, и Децим, и, пожалуй, даже коробейник.

Аббат уселся поудобнее и приготовился рассказывать.

– Это длинная история, – заговорил он. – Я начну с самого начала, а вы понемногу поймете, в чем дело.

Как это похоже на Гая, подумал Харкорт. Начать с самого начала и раскручивать историю не спеша, чтобы ничего не упустить. Сам он, конечно, рассказал бы ту же историю совсем иначе. Впрочем, он не исключал, что у аббата получится лучше.

Все слушали аббата с большим вниманием, не шевелясь и не задавая вопросов. Рассказ велся невероятно долго – аббат не пренебрег ни одной мельчайшей подробностью.

– Вот как было дело, – сказал он в конце концов. – Теперь я рассказал вам все.

Некоторое время все сидели молча, потом Децим сказал:

– Насколько я понимаю, вы точно не знаете, где находится это поместье, в котором надеетесь найти призму, а возможно, и Элоизу.

– Мы знаем только одно, – ответил аббат. – Оно лежит где-то к западу отсюда, и, видимо, не так уж далеко. Думаю, что совсем рядом.

– Да, в этом вся суть, – подтвердил Харкорт. – Оно не может быть далеко отсюда, но где именно, мы не знаем. А ты? – обратился он к коробейнику. – Ты не знаешь? Там, в своей пещере, ты рассказал нам очень мало, и почти все мы знали раньше…

– Ничем не могу вам помочь, – ответил коробейник. – Но возможно, кое-кто из присутствующих может.

– Кое-кто? Это ты про Нэн?

Нэн вскочила.

– Я ничего не знаю, – заявила она. – Я слушала про эту призму, но все, что сегодня рассказал нам аббат, для меня совершенная новость. Я и понятия не имела…

– Леди Маргарет, – тихо сказал коробейник, – не хотите ли вы покончить со своим маскарадом? Я уже несколько часов как понял, кто вы на самом деле. Ведь когда-то, давным-давно, я был с вами знаком. Вы помните, как мы познакомились?

– Помню, – ответила Нэн. – Это было на празднестве.

– Мы тогда говорили о чародействе. Уже тогда вы им очень интересовались. Все хотели обнаружить в нем какую-то логику.

– Верно, – подтвердила Нэн. – Но ты мне ничем не помог. Насколько я помню, ты только смеялся надо мной.

– Время от времени до меня доходили слухи, – сказал коробейник, – о полоумной ведьме, которая живет в лесу и лечит Нечисть. Мне и в голову не приходило, что это можете быть вы – прекрасная, обворожительная дама, с которой я давным-давно был слегка знаком. Я подумывал разыскать эту ведьму, потому что нам есть о чем поговорить, но всякий раз что-то мешало.

– Все это очень мило, – сказала Нэн, – только я ведь уже не та. Совсем не та. Я уже не прекрасна и не обворожительна, даже если когда-то такой и была. Я старуха. Ты, конечно, опытный чародей, но даже ты не должен был ни о чем догадаться.

– Я увидел перстень у вас на пальце, – сказал коробейник. – Рубин, горящий ярким пламенем. Такой камень не скоро забудешь. В тот единственный раз, когда я вас видел, у вас на пальце был этот же перстень. И теперь, заметив его, я стал присматриваться, нет ли других примет, которые говорили бы о вашем высоком происхождении. Ваша горделивая осанка – когда никто на вас не смотрит. Некоторые изысканные обороты речи…

– Можешь не продолжать, чародей. Я ничего не буду отрицать. Но я не могу понять, зачем тебе понадобилось сорвать с меня маску. Не вижу, какая тебе от этого польза. Тебе не станет лучше, а мне – хуже, да и зачем бы тебе желать мне зла? Будь моя воля, я бы так и осталась полоумной старой ведьмой.

– Довольно, – сказал Харкорт коробейнику ледяным тоном. – Не могу понять, зачем ты это сделал. Она была довольна тем, как живет, и…

Коробейник поднял руку и сказал, обращаясь к Нэн:

– В тот день, когда я с вами познакомился, вы были с дочерью. С прелестной крошкой…

– Она умерла, – сказала Нэн. Голос ее был совершенно бесстрастен, в нем не слышалось ни надежды, ни веры. – Я убеждена, что она умерла. Она убежала с трубадуром, которому взбрело в голову, что своими чудодейственными песнями он способен околдовать Нечисть.

– Вы искали ее?

– Искала. Я расспрашивала всех, кого могла. Даже Нечисть. Но Нечисть только глумилась надо мной. Я убеждена, что она со своим трубадуром убежала на Брошенные Земли. С этим пустоголовым повесой, который надеялся околдовать Нечисть. Я убеждена, что она здесь побывала.

– Она все еще здесь, – сказал коробейник. – И она, и ее трубадур, которому почти удалось околдовать Нечисть. Она лежит здесь рядом со своим трубадуром, и с нашим таинственным святым, и с множеством древних чародеев, с которыми нынешние и сравниться не могут. Которым я в подметки не гожусь. Им, чьи кости истлели, но дух могуществен, вечен и неподвластен смерти, под силу преодолеть барьер между смертью и жизнью, протянуть руку и коснуться нас с вами…

Он на мгновение умолк, потом воздел руки над головой, и из его растопыренных пальцев с легким потрескиванием посыпались маленькие молнии.

– Им, – провозгласил он, – и только им, известен ответ, который мы ищем.

И ответ прозвучал. Откуда-то из тьмы, окружавшей костер, донеслась стройная мелодия. В воздухе разлилось ослепительное сияние, из которого сыпались молнии и раздавались раскаты грома, и все, кто его увидел, упали замертво.